– Спасибо, нормалёк, – я пытался справиться с внезапно охрипшим голосом.

– А я, вот, к сессии готовлюсь. Опять хвосты, – пожаловалась трубка.

– А ты чего звонишь? – я пытался унять дрожь в руках.

– Ёксель-моксель! Что значит, зачем? Ты мне брат, или не брат? – зачастила скороговоркой трубка, – ты ж братик мой, брательничек, братишечка…

– Братишечка, – согласился я.

– Давай встретимся, посплетничаем, похихикаем, – предложила трубка, – у меня новость есть, закачаешься.

Что ж, встретимся, так встретимся. Мне паршиво, а он всё-таки мой друг…

– Когда?

– Давай завтра у Маринки дома! Чего на улице мокнуть? Подгребай часикам к шести, лады?

– О'кей, я буду.

– Вот и ладушки, – обрадовалась трубка и зависла на коротких гудках.

Я срочно стал приводить себя в порядок. Не хватало ещё показаться

Палычу и Марине в виде рыцаря печального образа с недельным перегаром и опухшей мордой. Вывести с физиономии следы "путешествий в другие отражения" так и не удалось, но я не стал особо расстраиваться. Чёрт с ними! Главное, что удалось хоть на день разжиться сносным настроением.

На следующий день в назначенное время я топтался перед маринкиной дверью. Я надавил кнопку звонка, и дверь открылась, предъявив улыбающиеся физиономии Палыча и Маринки. В первый момент в моё сознание снова рванулась паника, но сникла, убаюканная неожиданно навалившейся усталостью. Я выдавил из себя улыбку и перешагнул через порог.

– Хрювет, – мы обнялись с братом, обменялись улыбками с Мариной.

По-моему, она понимала, что творится у меня внутри, но притворялась, что ничего не замечает. Вообще, они оба пытались делать вид, что всё как в старые добрые времена. Два отпетых безобразника закатились в гости к приятельнице, и у неё только одна забота – чтоб не перепились выше крыши и не кинулись во все тяжкие.

Старая патриархальная темка! Я изо всех сил им подыгрывал. Марина сварила кофе, и мы уселись за стол.

– Что поделываешь? – завязал разговор Палыч.

Что, что? Бухаю, как подорванный! Что я ещё могу делать? Только я тебе, браток, об этом рассказывать не буду, обойдёшься. Незачем тебе знать такие интимные подробности. Считай, что всё у меня ништяк.

– Да так, всякие идейки реализую. Шуршу помаленьку.

– Батькович говорил, что ты собираешься сольник писать?

– Есть такая мысля. Батьковича я на бас подписал, он не против.

– Я знаю. А остальные?

А зачем тебе остальные? Какая тебе разница? Просто для вежливости, или из любопытства?

– Я пока что не знаю. Планирую на каждую композицию разных музыкантов подписать. Если получится.

Если получится. Хрен его знает, получится ли? Согласятся ли?

Нужно будет жопу рвать на фашистские знаки, чтоб согласились.

– Батькович говорил, что ты Апреля подписал?

– Подписал.

– И что, не выпендривался? И вообще, как ты с ним познакомился?

– Попросил Валика, он свёл. Апрель пришёл обдолбанный в дым. Но поляну сёк, послушал материал и согласился сразу. Сказал, что ему такой музон в кайф. Он, вообще-то, по блюзу отвисает, но мой материал его впёр.

Апрель был местной знаменитостью. Очень талантливый гитарист, имеющий стопроцентную "чуйку" на то, как нужно сыграть то, или иное произведение, он роскошно использовал слайдовую технику, и, вообще, был "в курсах". Тем не менее, он не задерживался подолгу ни в одной группе, так как имел один недостаток, который перечёркивал все его достоинства. Апрель "торчал". Причём, "по-чёрному". В конце концов, тем, кто с ним играл на данный период времени, надоедали его

"манцы", и Апрель вылетал из очередной группы. Мне он не требовался для постоянной работы, а для того, чтобы записать пару вещей, отстранённо-блюзовая манера Апреля подходила идеально. К моему удивлению, он не отказался работать со мной, и материал его явно заинтересовал, о чём я с удовольствием поведал Палычу.

Палыч на секунду задумался, переваривая информацию. Известие о том, что я буду работать с Апрелем, его явно заинтересовало. Немного подумав, он произнёс:

– Ну, если моя помощь понадобится, то ты обращайся. Я всегда помогу.

Спасибо, милок. Если бы ты вызвался до того, как всплыла информация об Апреле, я бы ещё подумал. А теперь – шиш. Понятно, что тебе интересно и на ёлку влезть, и жопу не ободрать – поиграть с гитаристом такого уровня хрен бы тебе выдалась возможность! Только мне такие игры не нравятся. Держись своего берега, а я уж как-нибудь сам о себе позабочусь.

– Я буду иметь в виду, – я не ничем не выдал своих мыслей на этот счёт.

– Можно вопрос? Почему ты пригласил Батьковича? – вкрадчиво поинтересовался Палыч.

Не знаю. Только с ним, почему-то, мне не внапряг общаться.

– Так получилось. Он подходит к моей задумке.

– Хватит вам о музыке, – вмешалась в разговор Марина и многозначительно посмотрела на Палыча, – нет, что ли, других тем?

– У меня язву нашли, – горестно сообщил Палыч.

Я в ответ посочувствовал. Ему теперь нельзя пить и жрать всякие вкусности. Несчастный человек. Что ещё можно сказать? Какое-то время мы болтали о всякой всячине. Подкалывали Марину, которая после долгой и безнадёжной любви к Палычу стала встречаться с Пашей.

Марина отшучивалась и краснела в ответ на наши непристойные шуточки.

Внешне всё выглядело так, как оно должно было выглядеть. Но…

Всегда это проклятое "но". В воздухе висела напряжёнка, стрём какой-то. Что-то не давало расслабиться. Марина поглядывала на

Палыча и будто старалась заставить его что-то сказать. Палыч делал вид, что не замечает её взглядов и трындел обо всём, что приходило в голову. В конце концов, я устал от этой игры в гляделки и собрался идти.

Потом мы шли к троллейбусу, не обращая внимания на мерзкий холодный дождь. Я расспрашивал его о том, чем занимаются остальные участники чудесной группы "Клан Тишины". Палыч рассказывал, что они записали несколько песен Таньке и аранжируют песни Владика.

– Знаешь, по сравнению с "Кланом Тишины" – полнейшая коммерция.

Слёзы мешают говорить. Но это даже интересно – сменить стиль.

Прикольно, брат.

Дальше Палыч плакался, как их всех достаёт непрофессионализм

Владика, чему я неподдельно удивлялся. Парень имел очень приятный тембр, неплохо с ним управлялся, и я слабо представлял, какие могут возникнуть проблемы, кроме дикции. Избавится от привычки завывать во время пения, походит к логопеду – и дело в шляпе. Но уточнять я не стал.

Палыч поведал, что они планируют попробовать сделать с Владиком программу, чему я не удивился. Король умер, да здравствует король!

– Только вот, тексты у него – полное говно, – Палыч напрягся и выстрелил, – Слушай, а может у тебя есть парочка невостребованных текстов? Для нас, а?

Вот оно что! А я гадаю – в чём причина такого желания повидаться. А вам нужны тексты! Нет, больше я дурака валять не буду!

– Прости брат, ничем не могу помочь. Сам понимаешь – себе срочно ваяю. Не обижайся, но ничего подходящего нет.

– Ну, если что-нибудь нарисуется, ты свистни. Ладно?

И тут мне стало противно. В буквальном смысле этого слова.

Тошнота подкатила к горлу и встала комом. Вот она, причина сегодняшней встречи – тексты. А я-то голову ломал! Я изо всех сил боролся с позывами рвоты, и при этом старался не подавать вида, что что-то не так. На моё счастье подошёл троллейбус, Палыч торопливо распрощался со мной и отбыл.

Я постоял, прислонившись к дереву и вдыхая густой туман. Снова накатывала липкая, как грязь, паника, страх перед городом, перед незнакомыми лицами. Я пытался с этим справиться и не мог.

Тогда я заскочил в ближайший "сквозняк", взял себе бутылку водки, и в ближайшем сквере влил её в себя в три приёма. Всё замерло, время остановилось и меня уже ничто не волновало.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Ничего ничего не бойся всё будет хорошо я просто немного растерялся нет я не пропаду нет Татка я тебе обещаю я справлюсь с этим только подожди немного ты же знаешь стоит мне взять себя в руки и всё наладится лучше посиди со мной я что-то выбился из сил тебе страшно мне самому страшно но я тебе обещаю что я исправлюсь…