— Обстоятельства резко изменились. Жди меня во вторник на пляже Жуан-ле-Пэна в это же время…

До вторника предстояло сориентироваться и вычислить, на что рассчитан человеко-дельфин и какую выгоду от него можно извлечь.

Если дело обстоит именно так, как рассказывает Заурих, то с какой бы целью ни запустили его под воду, он обладатель несметных богатств. Хальту мерещились, сокровища погибших кораблей, россыпи жемчужных раковин, золотые донные пески. Только потом он узнал, что в катакомбах ранних христиан в Лигурии, уходящих глубоко под сушу сложными переплетениями гротов и переходов, спрятана часть фондов Гитлера и Муссолини. Там же устроено убежище Зауриха и его команды. Потом Хальт понял, что Заурих страж при богатствах и добытчик новых сокровищ. В нем фашизм видел свое бессмертие. Что такое идеи без мощной финансовой поддержки? — рассуждал Хальт. Хлам. Кто платит, тот и музыку заказывает. Раз Заурих ждал связного, стало быть, он ждет команды, куда переправить деньги для возрождения наци. Риск был велик, но Хальт решился. Смертельно опасная авантюра, но… конец бедности, конец унижениям мелкого служащего.

Направляясь на пляж Жуан-ле-Пэна, Хальт раздумывал, как рассказать о затруднениях каудильо Франко, чтобы Заурих — Хальт еще не знал, получает ли тот указания от кого-либо, да и вообще, имеет ли он политическую и экономическую информацию — убедился, что Франко послал к нему за помощью в укреплении своего режима. Заурих так отчеканил свое «есть!», что Хальт испугался, не выбросит ли он вперед руку, не заорет ли «хайль!»… Вскоре в Гибралтаре произошло крушение двух французских эсминцев — Заурих по-своему истолковал затруднения франкистского режима. И вот тогда Хальт начал интересоваться политикой — ведь всякий раз ему приходилось изобретать новую легенду, под которую он получал золотые слитки, упакованные в водонепроницаемые контейнеры пачки долларов и фунтов стерлингов, драгоценности. Он, не стесняясь, клал их в свой карман — а кого же стесняться? Но иногда все же переправлял средства туда, куда, должно быть, их направил бы Заурих.

Начал с простой благотворительности, когда собирали деньги на похороны Елены Бехштейн, вдовы короля роялей, — каждому члену гитлерюгенда известно было, что эта женщина еще до тридцать третьего года вложила в фюрера почти все свое состояние. Подбросил Хальт и на становление организации бывших офицеров вермахта, и на поддержание тех осужденных Международным военным трибуналом, которые начали мало-помалу выходить из тюрем. А потом понял, что, протянув палец, увяз по локоть. Ему, не кому-нибудь, принесли переданное из тюрьмы письмо бывшего гросс-адмирала Деница. Дениц не просто передавал весточку близким, письмо содержало программу ремилитаризации Германии. На это нужны были деньги, и немалые. Хальт, став уже очень богатым человеком, понял, что письмо передано ему не случайно. Деньги поэтому дал. А письмо с автографом гросс-адмирала показал Зауриху, чтобы упрочить свой авторитет в глазах рыбочеловека.

Но чуть позже Хальт испугался… Дело не кончилось, оказывается, 16 октября 1946 года, когда в Нюрнберге повесили одних, а других отправили отбывать различные сроки заключения. Возмездие продолжалось. Казнили Коха и Эйхмана, осудили Оберлендера, а ведь он уже был министром в новом кабинете в Бонне, Глобке — тоже немалую величину, Крюгера — члена правительства Эрхарда.

Хальт переехал в Италию, сославшись на внезапное ухудшение здоровья. Тогда он еще не знал, что капитал и политика неразделимы. А за ним, Хальтом, был не только капитал, был Заурих. Только спустя годы Хальт окончательно перестал опасаться, что к Зауриху явится настоящий связной и передаст Хальта в руки настоящих хозяев. Но, видимо, все-таки цепочка связи с Заурихом катастрофически оборвалась в каком-то звене, впрочем, в 45-м году могло произойти самое невероятное…

Однажды Хальту дали понять, что его контакты с реваншистскими кругами — не секрет. Не секрет и его связи с террористами. Из этого следовало, что, если Хальт будет плохо себя вести, его досье может попасть к тем, кто и по сей день серьезно занят личностями военных преступников. С этим разговором к Хальту пришел Мастер. В Риме уже тогда он занимал высокий государственный пост. Хальту он прямо не грозил, наоборот, внушал, что только под сенью ложи святого Эльма Хальт обретет убежище от своих преследователей: красных, левых. Что нужно ложе? Немного: соблюдение тайны и послушание, регулярные членские взносы, их размер зависит от желания жертвователя. Правда, Мастер избавил Хальта от мучительной задачи придумывать приказы Зауриху, теперь Хальт получал их от Мастера. И вскоре убедился, что за фигурой главы масонов стоит целый идеологический и репрессивный заокеанский аппарат.

Заурих работал без сбоев. Он устрашал, провоцировал, уничтожал — порой Хальт думал, что Заурих не может работать в одиночку, как утверждает, ссылаясь, что его приятелей истребили дельфины. Заурих, правда, и сам боится дельфинов, каждый раз жалуется на них. Но Хальт давно уже думал, что Заурих лишился рассудка. Не потому ли он с настойчивостью маньяка преследует членов экипажа русской подлодки. Он уверяет, его оттуда видели.

— Все хорошо, — сказал Хальту Мастер. — Пусть побаиваются те, на лодке. А вместе с ними всякий, кто захочет еще раз сунуться… Следующий членский взнос раздайте вашим людям. Они заслужили поощрение. Но что означает ваше письмо?

Хальт ответил быстро, объяснения он подготовил:

— Дело связано именно с моими людьми. Один из них, как мне сообщили, попал в неприятную историю. Придется выручать беднягу.

— Но разве один человек может повлиять на дело? Операция, порученная вам, связана с конкретными сроками. Хальт, вам прекрасно известно, что произойдет, если вы завалите эту операцию.

Хальт покорно кивнул.

— Вы правы, Мастер. Забудьте о моем поспешном решении и поспешном письме, я был несколько взволнован… смертью моего садовника.

Мастер криво усмехнулся:

— Он не умер, а убит. Не вами ли? — Хальт содрогнулся.

Мастер, заметив его испуг, снова усмехнулся:

— Я поступил бы так же. Он крупно вас продал. Зря вы не читаете коммунистическую прессу, Хальт. И уж давайте мы-то с вами будем откровенны, — он бросил перед Хальтом толстый еженедельник, на первой полосе которого Хальт с ужасом увидел фотографию Зауриха. — Ведь дельфино-человек, как здесь называют некоего представителя некой профашистской группировки, несомненно, из вашей компании. И не нужно делать вид, что вы удивлены. Чтобы понять такую простую вещь, необязательно обладать сверхпроницательностью.

Кем вы были после войны? Так… Ерунда… И вдруг… Одно из самых значительных состояний. Наследства вы не получали, старателем на алмазных копях не были. И потом… коллекции морских уникумов следовало бы держать в большем секрете и не швырять на биржу исторические реликвии. Или для вас они не представляли особой ценности? Впрочем, когда в руки попадает золото наци, золото Бормана, при чем тут… сокровища какой-то королевы! Ну а что касается вашего участия в определенных акциях, кому, как не мне, знать о них! Подлодка, кабель… — Хальт выглядел совершенно раздавленным. — Вам не страшно, что в ответ на эту публикацию я могу огласить ваше имя? Как-никак я наделен званием советника юстиции. А? Хальт? И еще. Вам не страшно, что этот, как его, дельфино-человек, узнает, как вы распорядились вверенными ему средствами?

Хальт сидел онемевший. Уехать, спрятаться, забиться в щель, лечь на дно — билась единственная мысль.

— Я отдам распоряжение сегодня же.

— Надеюсь, вы до конца поняли, что произойдет, если вы завалите порученное дело, — жестко повторил вопрос хозяин дома. Хальт покорно кивнул. Но ему очень хотелось спросить Мастера, что он имеет в виду личную судьбу Хальта или итог исследований, которые должен провести международный экипаж научно-исследовательского судна по изучению Бермудского треугольника. Нетрудно представить, что произойдет, если мир узнает о ракетных шахтах, скрытых в шельфе одного из островов и не учтенных ни конвенциями, ни соглашениями. После такого скандала уходят в отставку кабинеты, правительства, штабы… Хальт понимал, что выхода нет, должен погибнуть международный экипаж ученых в советских территориальных водах. Разумеется, и тут будет скандал. Но — в чью пользу?