Александр Вершинин,

Москва, 12 сентября 1942 года.

Образец лег в подписанную заранее ячейку, и я задвинул ящик на полку. Потянулся – спина за время сидения здорово затекла, и, сунув журнал для записи образцов подмышку, направился к выходу из хранилища. Теперь быстрее к себе – еще успею вечернюю сводку послушать.

В кабинете царил полумрак. В углу, за своим столом, половину которого занимала громоздкая "Олимпия", неловко примостилась наша машинистка, Софья. Видно было, что сон сморил ее прямо во время работы – рядом лежит раскрытая папка с рукописью, в машинку заправлен лист бумаги…

Я осторожно тронул девушку за плечо.

– Софья…

Она сразу же проснулась.

– А? Ой, извините, Александр Михайлович, задремала… Понимаете, сестра-то в больнице, а племяши… ну ни минуты покоя с ними нету. То кормить, то спать укладывать, то следить, как бы куда не нужно не забрались… Маленькие же еще совсем. Глаз да глаз нужен…

– А сколько им?

– Андрюшке три с половиной, а Даренке – два.

Она с трудом сдержала зевок.

– Вы бы шли домой, Софья.

Она бросила взгляд на пишущую машинку.

– Я еще не закончила. Двенадцать страниц осталось…

– Полно, Софья… завтра наверстаете. Только выспитесь сегодня хорошенько, договорились? К тому же, того и гляди, дождь начнется – скверно будет, если вас застигнет в дороге…

– Спасибо! – девушка вскочила из-за стола, взяла с вешалки плащ, и как-то бессвязно добавила: – Уж завтра-то я… я обязательно!

– Ну конечно…, – я вытащил из ящика стола небольшой, но увесистый кулек, и протянул ей. – Вот, возьмите вашим племяшам.

– Александр Михайлович, ну зачем…

– Берите, берите, – я едва ли не силой вложил в руки девушке кулек. – Это курага, отменная курага. Нам тетка из Ташкента прислала… Племяшам вашим полезно.

– Ой… Большое вам спасибо.

– Все, Софья, ступайте. До завтра.

– До свидания!

Когда дверь за девушкой закрылась, я включил репродуктор, и подошел к огромной карте, которая занимала всю левую стену.

"От Советского информбюро", знакомым всей стране голосом сообщила со стены черная тарелка.

"В течение 12 сентября наши войска вели бои с противником западнее и юго-западнее Сталинграда, в районе Моздок, а также на Волховском участке фронта в районе Синявино… Западнее Сталинграда немецко-фашистские войска непрерывно атакуют наши позиции. Советские части отбивают атаки численно превосходящих сил противника. Н-ская часть Красной Армии в последних боях истребила до 4.000 немецких солдат и офицеров. Отдельная рота противотанковых ружей под командованием тов. Герасимова уничтожила 19 немецких танков… Юго-западнее Сталинграда наши войска вели напряженные бои с танками и пехотой противника. Встречая упорное противодействие наших бойцов, враг несет огромные потери… На Волховском участке фронта в районе Синявина противник подтянул резервы и новыми контратаками пытался вернуть утраченные позиции. Все контратаки немцев были отбиты нашими частями… Немецкие власти предложили всем мужчинам, женщинам и подросткам, проживающим в захваченной гитлеровцами деревне Ботаног, Ленинградской области, выехать на работу в Германию. Крестьяне отказались ехать в рабство. Тогда гитлеровцы согнали на площадь всех жителей деревни, схватили 9 колхозников, в том числе 60-летнего Лукина Григория, 17-летнего Левомягу Павла, 19-летнюю Спиридонову Александру и других, и расстреляли их. Имущество колхозников немцы разграбили, а деревню сожгли…".

Сводка кончилась, и я выключил репродуктор. Да-а, дела.

Где-то там – на западе, на юге, на севере – сейчас идут бои. Грохочут орудия, с воем обрушиваются с неба бомбы, ползут сквозь пламя пожарищ танки, и прямо сейчас кто-то умирает, сраженный немецкой пулей или осколком… Детей убивают! А я… А я сижу в кабинете, и слушаю радио. Ну разве это честно? Проклятая бронь! Помню, что мне ответили, когда я хотел вступить в ополчение – мол, вы слишком ценный специалист, чтобы вами рисковать, товарищ Вершинин. Ценный специалист… Чем же, интересно знать, я ценнее тех двухсот человек из нашего института, что в ополчение все-таки приняли? Даже в прошлом году, когда войска прямо с Красной площади в бой шли – меня и то "завернули"! Где справедливость? Кому, интересно знать, сейчас нужна моя "ценная специальность"? Сижу, коллекции минералов разбираю… Да с этой работой любой третьекурсник справится!

Скрипнула дверь.

– Что-то забыли? – продолжая смотреть на карту, спросил я, подумав, что вернулась Софья.

– Э-э… да не совсем.

Я обернулся.

– Здравствуйте, Ивар Казимирович. Простите, обознался.

– Бывает… Здравствуйте, Саша. Очень хорошо, что я вас застал.

– Вы же знаете, Ивар Казимирович – я раньше десяти не ухожу…

– Знаю, Саша, знаю. Но всякое ведь бывает, правда?

Я пожал плечами.

– Что-то случилось?

– Вы не спуститесь в мой кабинет?

Вот чего не отнять у Круминьша, так это тактичности. Признаться, сколько мне ни приходилось встречаться с начальниками вторых отделов, никого похожего на нашего Ивара Казимировича я не видел. Но вот от самого предложения мне на мгновение стало не по себе. Само собой, опасаться мне было нечего, и все-таки… Странно, что Круминьш сам ко мне поднялся – из-за протеза он не очень-то любит расхаживать по институту, а тут…

– Конечно.

Спрашивать, зачем вдруг мое присутствие в его кабинете понадобилось Круминьшу, я не стал – через пару минут и так станет ясно.

В кабинете у Круминьша царил такой же полумрак, что и у меня, да еще и деревья затеняли окно – наверное, именно поэтому я не сразу заметил человека, сидящего сбоку от стола. А потом Ивар Казимирович включил свет.

Сидевший – это оказался рослый светловолосый мужчина – поднялся. В глаза бросились лежащая на столе фуражка с малиновым околышем, черное кожаное пальто, повешенное на прибитый к стене крючок. Красные петлицы с одним ромбом и кобуру на поясе тоже сложно было не заметить.

– Вершинин Александр Михайлович? – моргнув от яркого света, спросил светловолосый.

– Да.

– Очень хорошо. Я майор НКВД Стерлигов. Будем знакомы.