И он с надеждой посмотрел на меня.

Ситуация щекотливая. Развод — такая опасная штука…

Если мысли о нём возникли у пары хотя бы один раз, супруги обычно не успокаиваются, пока не попробуют развестись, уж слишком велик соблазн прикоснуться к неизведанному. Конечно, потом велика вероятность заключения повторного брака, но ребёнок от этого счастливее не станет. Лично я не представляю, как бы себя чувствовал, если бы мои родители вдруг решили развестись. Даже сейчас, когда я уже взрослый человек, готовый к созданию собственной семьи, и прекрасно понимаю их право на личную жизнь любого толка. Но всё равно, если бы мама вдруг позвонила и сказала что-то вроде: «Мы с Генри решили развестись», мне было бы плохо. Ведь развод означает крушение фундамента, на котором строится здоровая, уравновешенная психика. В особенности детская.

А причин разойтись у супругов Тильманн может быть сколько душе угодно. Папа завёл любовницу, мама сошлась с соседом, возникли финансовые неурядицы, надоел скучный секс или обычная усталость друг от друга. Впрочем, мальчик сказал, что папа часто бывает в отъезде, значит, в отношениях всё же наступают спасительные перерывы. Но при встрече всё начинается заново… Любопытно. Нужно хотя бы взглянуть на эту парочку.

«Джаак, ты же не собираешься…»

Почему бы и нет? Только надо кое-что уточнить.

— Вы живёте в Ройменбурге?

— Нет, родители собирались к морю, но, когда мы уже были в дороге, позвонили из фирмы и сказали, что с заказом номеров произошла какая-то ошибка… Возвращаться домой сразу мама не захотела, и мы заехали в этот город.

— И сколько дней вы здесь находитесь?

— Уже почти неделю.

Всё понятно. Мальчику на глаза попались как раз те самые газеты, мусолящие таинственную деятельность салона «Свидание». Но если Томас решился обратиться за помощью к настолько подозрительным личностям, как мы, ребёнок и правда в отчаянии.

— Родители ссорились?

Он кивнул:

— Каждый день. Но не на людях, а в гостинице. В номере.

Значит, сор из дома выносить всё же не хотели. Интересно, это врождённая вежливость, отчётливо проявляющаяся в младшем отпрыске семейства Тильманн, или что-то другое? Может быть, надежда сохранить отношения?

А впрочем, зачем гадать? Лучше узнать наверняка.

— Сейчас они в гостинице?

— Наверное. Вроде никуда не собирались идти с утра.

— Как думаешь, они заметили твоё отсутствие?

Мальчик шмыгнул носом:

— Искать не бросятся. Сначала наругаются вдоволь.

Ох, как же мне тебя жалко, приятель… И как хочется помочь. Но обещать исправить всё и одним махом не могу.

— Позволишь посмотреть на твоих родителей? И поговорить, если они согласятся?

— Конечно, смотрите! А вы… — Тут он запнулся, нервно сглатывая. — Вы что-то сможете сделать?

— Пока не попробуем, не узнаем. Так что веди!

Гостиница, которую выбрали для своей остановки супруги Тильманн, была не шикарной, а так называемого среднего класса. Со всеми удобствами, разумеется, но расположенная не в тихом месте, а выходящая фасадом на Унтерхюгельштрассе, по которой утром и вечером шёл плотный поток грузовых машин, доставляющих товары в центральные магазины города. Интересно, родители Томаса нарочно здесь устроились или случайно? Если они ругаются по утрам и вечерам, нет ничего удобнее оживлённой трассы под окнами.

Портье проводил нас не слишком заинтересованным, но всё же внимательным взглядом, видимо поставив себе на заметку проверить после нашего ухода состояние номера и постояльцев. Второй этаж, апартаменты в конце коридора. Из-за двери доносятся довольно хорошо различимые голоса, мужской и женский. Разговор идёт на повышенных тонах.

— Истеричка несчастная! Оставь в покое телефон!

— Ребёнок куда-то ушёл, а ты и не заметил! Вдруг с ним что-нибудь случится в этом ужасном городе?

— Да он просто не хотел слушать твои причитания.

— Или смотреть на твою вечно недовольную рожу!

— А ты себя в зеркале видела? Страшная, как моя жизнь!

— А кто эту жизнь страшной сделал? Ты сам, только ты!

— Да, когда женился на тебе!

— Я тебя не заставляла!

— Да если бы ты только попробовала заставить…

Так, о ребёнке благополучно забыли до нового витка обвинений. Сейчас они вдоволь накричатся, вспомнят все грехи и грешки, слегка успокоятся, снова заметят, что мальчика нет в номере, и всё начнётся сначала. Постоять послушать, чтобы убедиться в справедливости собственных предположений? Нет уж. Сознание Томаса растерянно сжимается в комок, с каждым новым словом родителей болезненно вздрагивая, а это мне совсем не нравится.

«Есть план действий?..»

Сначала войдём внутрь.

Я костяшками пальцев выбил по фанерному щиту звонкую дробь, и разговор в номере оборвался на полуслове, потом мужчина прошипел что-то вроде «иди открой», женщина не менее язвительно ответила в духе «ну вот, это конечно же полиция», но дверь распахнулась без лишнего промедления.

Хильда Тильманн, так вот как вы выглядите! Ну что ж, имею честь заявить следующее: обвинение в некрасивости можно полностью списать на злой умысел вашего оппонента. Конечно, передо мной стояла не звезда экрана при полном параде, но очень и очень милая женщина лет сорока, с немного растрёпанными каштановыми волосами и красноватыми пятнами на лице, а трикотажное платье облегало вполне аппетитную фигуру.

— Что вам… — В поле зрения матери попал сын, и разумеется, всё внимание было тотчас же перенесено на него. — Томас! Где ты был?

— Вот он и вернулся. А ты истери… Нервничала, — исправился, заметив незнакомых людей, Гюнтер Тильманн, мужчина сорока пяти лет, с намечающимся брюшком, но молодцеватый. — Мальчик просто ходил немного прогуляться.

— Ребёнок не должен выходить на улицу один в чужом городе! — возразила женщина, обнимая Томаса, но, несмотря на явно ворчливый посыл сказанного, задиристых ноток в её голосе стало на порядок меньше.

— Теперь можно и позавтракать, — резюмировал герр Тильманн, сухо, немного разочарованно, но тоже вполне дружелюбно.

И где же итальянские страсти, которые только что разыгрывались за дверью номера? Спокойные, взрослые люди, мыслящие привычно и…

Нет, не очень нормально.

«Мальчик дома, и всё в порядке. Как же я переволновалась, совсем разбитая какая-то сегодня… Надо бы отдохнуть. В тишине. В спокойствии… Хотя какое спокойствие рядом с этим… с этим…»

«Эй-эй-эй, почему остановилась? Подумаешь, ребятёнок нашёлся! Этот-то тюфяк никуда и не девался, а мы по нему ещё не сильно потоптались! А ну, вперёд!..»

«Она такая красивая, когда смотрит на ребёнка, почти Дева Мария, и так хочется ей уступить…»

«Не сдавать позиций, не сдавать! Ты мужик или кто? Размазня полнейшая, это я тебе говорю! Если сейчас же не заткнёшь эту стерву, ты погиб!..»

Вот где скрывается вся экспрессия. А какой напор! Я и сам невольно начинаю заводиться. Ничего себе скандалисты… Профессионалы, можно сказать. Вот только обнаружилась небольшая проблемка. Или большая, это уж как посмотреть.

Здесь и сейчас помимо меня, Евы и Томаса присутствуют ещё не две, как утверждают результаты анализа, базирующегося на данных визуального наблюдения, а четыре самостоятельные личности.

— Завтракать… Всё бы тебе пузо набивать! — внезапно взорвалась Хильда.

— Да уж толще тебя вряд ли стану!

Далее последовал короткий, зато необычайно ёмкий обоюдный обзор физических недостатков, плавно перешедший в обсуждение внутренних изъянов, но я, признаться, не вслушивался в звенящие злобой голоса. Как только склока разгорелась заново, невидимые подстрекатели словно затаились, лишь изредка вставляя едкие комментарии и погоняя супругов Тильманн, если у кого-то из супругов накал эмоций начинал спадать. Не знаю, различала ли присутствие «гостей» Ева, но спрашивать было не ко времени и не к месту. Нужно погасить этот пожар. Немедленно. Вопрос — как?

Поскольку собственного опыта в улаживании семейных разногласий у меня маловато, нужно воспользоваться только что полученным. На что отвлеклись супруги? На появление ребёнка. И вроде бы даже присмирели, отодвинув в сторону взаимные упрёки и обвинения. Значит, нужно каким-то образом снова сместить акценты на Томаса. Что обычно вводит родителей в состояние, близкое к шоковому? Угроза потери детей, причём достаточно явная и прямая. Дело, что называется, за малым: придумать, чем напугать Хильду и Гюнтера. Какая причина может разлучить их с сыном? Нет, смерть брать не будем, слишком крайняя мера. Смертельная болезнь тоже, тем более не стоит кликать беду нарочно. И остаётся нам максимум… Лишение родительских прав. А что, хорошая мысль.