Взгляд удался: дама в чёрном остановила движение своих пальцев. Не растерялась ни в коем случае, потому что взрослым женщинам несвойственно впадать в ступор при первой же неудаче, но, пожалуй, удивилась.

— Не место и не время, фройляйн: сюда приходят за делом, а не развлечением. А мы с вами — деловые люди, не так ли?

Моя маленькая лесть относительно возраста доставила даме удовольствие и смягчила эффект основного смысла фразы, не дав повод обидеться или рассердиться. Можно было, конечно, сразу ответить жёстко и прямо, но я не люблю расстраивать собеседников. Предпочитаю, чтобы человек самостоятельно делал выводы и принимал решения. Наверное, это своего рода трусость, только лишнюю ответственность нести тоже не хочется.

— Да, разумеется, деловые… И мой визит — исключительно деловой, — нехотя согласилась женщина, отодвигая попытки соблазнения на задний план своих намерений.

— Тогда извольте изложить цель визита.

— Цель… Да, конечно, цель.

Она снова помедлила, но на сей раз уже потому, что попалась в ловушку собственной привычки вынуждать мужчину первым делать шаг: потеряла инициативу в разговоре и теперь чувствовала себя не слишком уверенно.

Сбить человека с его личного ритма — самый простой способ одержать победу как в словесном споре, так и в более серьёзном поединке, и профессионалы очень часто применяют его в повседневной жизни. А все остальные, не зная основ и техник, с успехом прибегают к этому способу интуитивно. Желая победить? Конечно. Разве есть хоть какой-нибудь смысл в жизни без побед?

Вот и я не знаю. Вернее, не вижу сейчас особого смысла в своём существовании. Плыву по течению лет, забывая берега прошлого. Только одно буду помнить всегда. Старое, как мир, правило. Инициатива наказуема в той же мере, что и благие намерения.

Нужно быть активным, пробивным, энергичным, целеустремлённым — это нам внушают игры, книги и учителя с самого раннего детства. Будешь ленивым и вялым, ничего не добьёшься в жизни. Правильно, конечно: неизвестно, в какую сторону развивалась бы цивилизация, если бы один шустрый и беспокойный малый не сообразил, что круглое перемещать по земле легче, потому что оно катится. Жаль, история не донесла до нас рассказа о жизни этого изобретателя после знаменательного внедрения колёса в человеческий быт. Вполне возможно, парень не раз пожалел о содеянном, как, например, жалел я, хотя мой поступок вряд ли окажет заметное влияние на судьбы мира.

Но худа без добра не бывает: затухание страстей неожиданно позволило мне стать менее уязвимым. Мой внутренний ритм довольно трудно нарушить извне, в этом я успел убедиться неоднократно. Но причина стойкости не в твёрдости духа, а скорее в её отсутствии. Когда убираешь камень, лежащий на пути ручейка, вода сразу же заполняет освободившуюся ямку, но пока преграда находится на месте, водяные струи обегают её, не вступая в сражение. Таков и мой принцип: беседую в заданном ритме, но, если представится возможность использовать чужую слабину, не упущу шанс. Почти в любом случае, за исключением тех, когда мне просто лень пытаться выиграть, а странная пришелица не из тех, кому я согласен уступить.

— Итак?

Знаю, невежливо теребить собирающегося с мыслями человека, но дальнейшее ожидание может кинуть решающую исход разговора гирьку отнюдь не на мою чашу весов. А читать не хочу, потому что на поверхности сознания пришелицы нет ничего интересного и нужно залезать глубже, пробиваясь через путаницу «Что? Как? Почему он юлит?..».

— Мы с вами служим одному хозяину, — заявила женщина. — Вы же не будете это отрицать?

Хозяин, значит? Да ещё принимающий именно службу, а не работу? Любопытно.

— Не припомню, чтобы мы когда-нибудь работали вместе.

— Но разве это помешает нам соединить наши усилия теперь? С сегодняшнего дня?

И объединиться в небольшой, но дружный холдинг. Предлагает сотрудничество? Отлично. В принципе я не против, намекните только на размеры прибыли.

— И несомненно, ради достижения достойной цели?

— Служение само по себе цель, и цель великая, а не просто достойная, — сообщили мне с вдохновенным благоговением, позволившим наконец-то собрать все разрозненные признаки воедино и заподозрить, что незнакомка явилась из общественной организации, благотворительного фонда или…

Секты, что тоже весьма вероятный вариант.

Нет, красотка, так дело не пойдёт, к одержимым сборщикам милостыни, равно как и к сектантам, я не испытываю нежных чувств, и ты не сможешь меня переубедить. Даже телесными доводами. Но изучить потенциального противника необходимо.

— Великая? Зависит от того, чему служишь. Или кому.

— Кто усомнится в величии нашего господина? — Риторический вопрос прозвучал самодовольно-презрительно, словно женщина не допускала мысли о сомнениях не только у себя, но и у всего человечества в целом.

— Служащий кому-то более… великому.

Невинная гипотетическая шутка стала катализатором беседы, расставив всё по местам.

— Но… Как такое может быть? Ведь Князь — наш общий…

Ясно. Князь, значит? Насколько помню, упомянутого титула удостоен только один потусторонний персонаж христианской религии. Рогато-копытный. Эта зараза доползла и до Ройменбурга? Очень плохо. Надо будет поговорить с Бергом, а пока… Попробовать выяснить имена, пароли и явки.

Жаль, с сатанистами я дела раньше не имел, подробностей, атрибутики и терминологии толком не знаю, поэтому сойти за «своего» вряд ли смогу. Остаётся попробовать показаться «чужим». По крайней мере, стоящим на другой ступеньке.

— Общий? Это верно. Но кто принимал твою клятву, женщина?

Ярко-алые губы растерянно приоткрылись.

— Кто же мог принимать её, кроме…

Я усилил нажим:

— Перед кем ты произносила слова клятвы?

Она могла бы перевести всё в шутку, но почему-то поверила мне. Поверила и сдалась:

— Мастер… Мастер Карл свидетельствовал мою верность и преданность.

Понятия не имею, кто это такой, ну и господь с ним. Вернее, дьявол. Или оба сразу.

— Разве наш господин так слаб, что нуждается в посредниках между собой и сердцами своих слуг?

Извечный вопрос, приводящий в бешенство любых служителей культа. В самом деле, нужны ли Господу колокола, чтобы достучаться до душ паствы?

— Но… Таковы правила… Ритуал…

— Ритуал нужен лишь тому, кто колеблется и никак не может решиться. С истинно преданными Князь беседует сам.

Ну и чушь я несу. Жутчайшую, богохульную и нелепую. Ты простишь меня, Господи? Ты простишь меня, мой господин?

— Вы… говорили с ним?

Или я в считаные часы научился играть любые роли, или сознание женщины было готово склониться перед любым, кто окажется чуточку увереннее, чем она сама.

— Так же, как разговариваю с тобой.

— Он… Он снизошёл до вас? — Взволнованная хрипотца в голосе моей собеседницы стала похожа на карканье, словно её горло пересохло, как южный рукав Штевера жарким летом.

«Нет, этого не может быть! Князь не мог выбрать этого мужчину, он не особенно красив и вряд ли чем-то знаменит… Но я тоже пока не могу предложить в дар Ему ничего замечательного, кроме… А ведь я слышала, точно, слышала! И мне вовсе не показалось, но тогда моя преданность не была ещё так сильна, чтобы поверить. Но Он говорил со мной… Он говорил!»

Вот мы и ударились в иную крайность. Радует одно: моя личность окончательно перестала занимать в мыслях женщины сколько-нибудь значимое и заметное место, стало быть, можно заняться делом.

— Зачем ты пришла сюда?

Она не сразу выбралась из пожара страстных мыслей о будущей близости с Князем, духовной и не только, но ждать ответа мне пришлось недолго.

— Мастер ничего не говорил о вас, но он мог и не знать, а я… Если бы я свела вас вместе…

«Моя преданность была бы вознаграждена…»

— Наши ряды стали бы ещё сильнее, и власть хозяина распространилась бы дальше.

— Под руководством мастера Карла?

В не понимающем мою нерешительность взгляде возник невинный вопрос: «Почему бы и нет?»