Лори стояла в дверях, и запах, исходивший от приготовленного ею завтрака, наполнял комнату.

Если бы Национальная футбольная лига, оценивая талант игрока, проверяла его скорость в забеге не на сорок ярдов, а из моей гостиной в кухню, Кевин мог бы считаться профессионалом и будущей гордостью нации.

Эдна и я съели по одному блину, Лори одолела два, так что, если добавить к этому те, что съел Кевин, в общей сложности получится шестнадцать. Покончив с завтраком, мы вернулись в свой импровизированный штаб и составили график первоначальных действий. Кевин будет пробивать доступ к полицейским архивам на Дорси, и начнет он с повторения нашего запроса на добровольное предоставление этой информации. Мы ожидали, что Дилан вновь откажется это сделать, поэтому Кевин должен будет заранее подготовить комбинацию, которая убедит суд заставить Дилана уступить.

Другое поручение, которое я также взвалил на Кевина, – это найти детектива, который будет работать с нами в этом расследовании. Я боялся, что Лори будет расстроена, как будто она не оправдала ожиданий и ей подыскивают замену. И снова я промахнулся: она тут же принялась высказывать идеи, кого мы могли бы нанять.

Когда Кевин уехал, Лори отвела меня в спальню, чтобы Эдна не слышала нас. Закрыв за нами дверь, она сказала:

– Энди, нам надо обсудить денежный вопрос.

– А в чем дело? – спросил я.

– У меня есть двенадцать тысяч долларов в банке, – сказала она.

– И все? А у меня двадцать два миллиона.

– Энди, я всегда была независимой. Так я привыкла о себе думать. Но в настоящий момент у меня нет и намека на такие деньги, чтобы заплатить за свою защиту, и я не знаю, что мне делать.

– Тебе ничего не надо делать. Я сам за все заплачу, но для начала обсужу сам с собой свои почасовые гонорары.

– Это дело будет стоить целое состояние.

– Тогда нам повезло, потому что у меня как раз есть небольшое состояние, – сказал я. – Послушай, мы вносим разные вещи в наши отношения, в нашу дружбу. Одна из тех вещей, которую вношу я, – это деньги. Они ведь никогда не значили много ни для одного из нас, но сейчас они нам понадобились – и, слава Богу, они есть. Даже если мы потратим все до последнего пенни, ничего страшного.

– Энди… – начала она, но я перебил ее.

– Я знаю, что ты чувствуешь, Лори, но каждая минута, которую мы проводим, думая о деньгах, – это минута, которую мы тратим впустую, не думая о том, что действительно важно. А действительно важно сейчас одно – выиграть дело.

– Значит, это еще одна несправедливость в наших отношениях, с которой мне придется смириться? – спросила она.

Я кивнул, и она обняла меня.

– Я люблю тебя, – сказала она.

– Я тебя тоже.

Как я уже упоминал, мы нечасто употребляем эти слова, чтобы они не обесценивались, однако иногда это бывает необходимо.

Я вернулся в гостиную, и к этому моменту Эдна успела договориться насчет телефонов. Телефонная компания должна приехать в течение часа и установить офисную линию, отдельную от моей домашней линии. Лори решила принимать личные звонки на свой мобильный, чтобы не мешать нашей работе. Эдна уже работала над чем-то еще, хотя я понятия не имел, над чем именно. Должно быть, прошлой ночью, пока Эдна спала, в ее тело вселилась душа трудоголика. Не желая прерывать трудовой порыв, в чем бы он ни заключался, я отправился на ленч, хотя еще не успел выковырять из зубов остатки блинов после завтрака.

Этот ленч я делил с особым агентом ФБР Робертом Гастингсом. Пит Стэнтон, который устроил мне эту встречу, сообщил, что друзья Гастингса называют его Робби, но поскольку я был адвокатом, мне следовало называть его «особый агент Гастингс». Пит знал его по нескольким делам, в которых их пути пересекались, и описывал его как дельного парня.

«Дельный парень» уже сидел за столиком, когда я приехал. Ладно, подумал я, по крайней мере он сидит. Сейчас он был примерно на фут выше, чем я, когда стоял. Я спросил Пита, как я узнаю Гастингса, и он сказал: «Консервативно одет и слегка лысый». По-видимому, Пит посчитал, что эти черты сильнее бросаются в глаза, чем рост около шести футов девяти дюймов и вес под триста фунтов.

Когда я пришел, Гастингс уже смотрел на часы. Ленч был назначен ровно в полдень, и, бросив быстрый взгляд на свои часы, я обнаружил, что уже одна минута первого.

Я подошел к столику и представился, затем сказал:

– Разве я опоздал?

– Да, опоздали, – сказал он.

– Мы ведь договаривались на двенадцать, верно? – уточнил я.

– Верно. – Он слегка наклонил свою огромную голову.

Я решил не продолжать тему опоздания и осторожно позволил ему направлять разговор. Оказалось, что это не его стихия.

После пяти минут молчания и мучительного неудобства он сказал:

– Пит говорил, что вы просто шило в заднице.

Я улыбнулся.

– Меня называли и хуже.

– Не сомневаюсь, – сказал он.

Затем Гастингс сказал, что хоть я, по словам Пита, немного неотесанный тип, но нет такого чека за ленч, который я был бы не в состоянии оплатить. И он выбрал этот довольно дорогой ресторан, чтобы проверить, не приврал ли Пит.

Он как раз принялся за еду – хватило бы, чтобы накормить футбольную команду, – когда меня внезапно осенило.

– Слушайте, а не вы ли, случайно, Непробиваемый Гастингс?

Оказалось, что да, он и есть тот самый Непробиваемый Гастингс, который два года играл за «Денвер бронкос», а свое прозвище получил потому, что его защиту никому не удавалось пробить. Неожиданная травма колена оборвала весьма многообещающую карьеру.

Трансформация была мгновенной. Из тихого и замкнутого парня он превратился в любезного и общительного. К счастью, его рот имел такие размеры, что одновременно вести беседу и поглощать изрядные количества пищи для него не представляло трудностей. Он поведал мне немало историй из дней своей молодости, когда он играл за Денвер, и был впечатлен моими знаниями неизвестных публике подробностей и самой кухни футбола. Я всегда знал, что все эти мои воскресные дни перед телевизором окажутся полезными.

За десертом я наконец объяснил, зачем пригласил его на этот ленч.

– Мне необходимо знать все, что только можно, об Алексе Дорси. Я представляю в суде человека, обвиняемого в его убийстве.

Он кивнул: Пит, как я и ожидал, сказал ему, о чем пойдет речь.

– И почему вы решили обратиться именно ко мне? – спросил он.

– Мне известно, что ФБР вело расследование, каким-то образом касавшееся Дорси, и оно было прервано, по крайней мере, временно, когда за Дорси взялся Отдел внутренних расследований полиции. Эти сведения открыты для доступа.

Я немного грешил против истины: участие ФБР в расследовании, касающемся Дорси, никогда не было подтверждено официально. Знал об этом Гастингс или нет, но его это, похоже, не обеспокоило.

– Я не занимаюсь этим делом, – сказал он. – Так что все, что я могу для вас сделать, – это назвать человека, который им занимается.

– Ну, это уже что-то, – сказал я.

– Его зовут Дарен Хоббс. Человек номер два в восточном округе, а скоро будет и номером первым.

– Спасибо, – сказал я. – Не могли бы вы устроить мне встречу с ним?

Гастингс пожал плечами.

– Могу сказать ему, что вы хотите с ним поговорить. Однако настаивать не буду. Он занятой человек.

– Понимаю, – сказал я. – Кстати, вы сказали: «занимается».

– Что?

– Вы сказали, что он занимается этим делом. А я думал, что федеральное расследование, касавшееся Дорси, давным-давно завершено. Вы просто неверно употребили слово?

Он пристально посмотрел на меня через стол, и я порадовался, что никогда не был нападающим на линии.

– Я большой специалист по подбору слов. Даже больше, чем по поглощению пищи.

Это было серьезное утверждение, потому что, учитывая сумму чека, который мне принесли, сам Уинстон Черчилль подбирал слова хуже, чем Гастингс ел.

По дороге домой я размышлял о странном характере этого дела. Обычно я исходил из того, что мой клиент несправедливо обвинен в преступлении, а настоящий преступник на свободе. В данном случае это также было чистой правдой, но главное было в том, что арест Лори произошел не просто в результате ошибки полиции. Трюк, проделанный Стайнзом, не оставлял никаких сомнений, что ее собирались подставить с самого начала. Очень похоже, что человек, который направил следствие по ложному пути, и убийца – одно лицо.