– Аргументы сильные. Просто то, что мы делаем, настолько необычно… Будучи моряком, я привык к иному укладу жизни, к дисциплине и опасности…

– Чтобы наше путешествие завершилось успешно, вам придется с лихвой хлебнуть и того, и другого, – заметил Шерман.

– Конечно, вы правы, генерал. Отброшу сомнения и буду выполнять свой долг. Для чего мне понадобятся чертежные принадлежности и материалы.

– Насколько я знаю нашего друга графа, – сказал на это Фокс, – у него наверняка заготовлен изрядный запасец. Однако никто не должен видеть, что вы занимаетесь черчением.

– Я прекрасно понял. Я должен смотреть и запоминать, а уж после делать планы по памяти. Мне такое не в новинку: работая топографом, я частенько поступал подобным образом, так что проблем не вижу.

Теплая июньская погода все держалась, хотя яхта уже покинула Английский канал и вошла в Северное море. Мелкая, юркая «Аврора» ухитрялась избегать встреч с другими судами даже в этих оживленных водах. Американцы сидели на палубе без кителей, наслаждаясь солнышком, будто отправились в круиз ради отдыха, а Уилсон тем временем оттачивал свои художественные навыки, делая наброски сценок корабельного быта и портретов коллег-офицеров. Граф и в самом деле заготовил чертежные принадлежности в избытке.

Когда судно поднялось до пятьдесят шестого градуса северной широты, Корженевский решил, что они достаточно уклонились к северу, и проложил курс на запад, к Шотландии. На корме подняли русский флаг, матросы до блеска надраили палубу и бронзовые детали, а офицеры тем временем наслаждались ленчем. На верхнюю палубу они вышли уже при полном параде, где четко козыряли друг другу, раз за разом твердя «Da, da» и щелкая каблуками.

Уже под вечер впереди показалось шотландское побережье близ Данди. Судно изменило курс, неспешно двинувшись на юг, а Корженевский принялся озирать берег через бронзовую подзорную трубу.

– Вот там вы видите устье Фирт-оф-Форта, а Эдинбург находится выше по течению. В свое время я порядком повеселился в этом городе с шотландскими друзьями, чересчур перебрав их великолепного виски. – Он навел трубу на нестройную вереницу белых парусов, потянувшихся из Фирта. – Смахивает на регату… просто превосходно! – Он отдал несколько коротких команд, и яхта подошла ближе к берегу.

– И вовсе это не гонки, – объявил он, как только парусные суденышки стали видны получше. – Просто отправились поразвлечься в вёдро – разве можно их за это винить?

Стоило «Авроре» поравняться с каким-нибудь из парусников, как оттуда дружелюбно махали, а то и кричали «Ура!». «Аврора» отвечала короткими гудками. Затем одна яхта отбилась от прочих, устремившись в море наперерез пароходу. Наведя трубу на суденышко, граф вскоре опустил ее и расхохотался.

– Клянусь Юпитером, нам несказанно повезло! Ею правит мой однокашник по Гринвичу, почтенный Ричард Мактэвиш.

«Аврора» замедлила ход и легла в дрейф, слегка покачиваясь на волнах. Яхта подошла поближе, и человек у румпеля сперва энергично замахал, после чего крикнул:

– Увидев твой флаг с двуглавым орлом, я просто не поверил своим глазам.[12] Неужто это и вправду сам граф Игги?

– Собственной персоной, мой дражайший шотландец! Подымайся на борт и глотни пенного, для пищеварения лучше не придумаешь!

За борт сбросили шторм-трап и приняли с яхты буксирный конец. Не прошло и минуты, как перепрыгнувший через фальшборт Мактэвиш хлопнул графа по спине.

– Ты просто радуешь взор, Игги. Что поделываешь в последние годы?

– А, да просто слоняюсь туда-сюда… ну, все такое, – скучающим, чуточку придурковатым тоном обронил Корженевский. – Слушай, а чего б тебе не зазвать сюда и своих друзей?

– Правду говоря, это не друзья, – отмахнулся Мактэвиш. – Просто местные, которых я соизволил взять в команду.

– Ладно, тогда непременно познакомься с моими приятелями – русскими офицерами, составившими мне компанию в этом небольшом круизе.

Мактэвиш взял бокал шампанского, в то время как трое американцев синхронно щелкнули каблуками и попрочнее встали на полубаке. Граф с улыбкой тоже отпил шампанского.

– Слева направо: лейтенант Чихачев, лейтенант Тыртов и капитан третьего ранга Макаров – это тот, что с черной бородой. К сожалению, английским ни один из них не владеет. Просто улыбнись им, и все в порядке. Видишь, как они рады.

Мактэвишу принялись энергично трясти руку под аккомпанемент множества «Da».

– Как видишь, по-английски они ни бум-бум, – вальяжно процедил граф. – Но ребята славные. Просто скажи «Da» в ответ… вот умница! Дай-ка я тебе еще налью.

Мактэвиш еще не успел опорожнить второй бокал шампанского, когда над палубой показалась голова.

– Слушай, Дики, – послышался сердитый голос, – это уж чересчур!

– Уже иду. – Шотландец поспешно осушил бокал, после чего, выкрикивая слова прощания и велеречивые заверения в дружбе до гроба, спустился на яхту. Граф помахал ему вослед и усмехнулся, когда суденышко устремилось к берегу.

– Славный субъект, хоть умом и не блещет. Был в классе последним, насколько я помню. Джентльмены, вы держались просто великолепно!

– Da! – отозвался Уилсон, и все дружно рассмеялись.

Машина снова заработала, и труба пыхнула дымом. «Аврора» взяла курс вдоль берега на юг, направляясь в Англию.

А заметно дальше от берега, вдоль которого они шли, и южнее, всего в двух с половиной милях от Бирмингема, вырос палаточный городок на зеленых пастбищах вокруг аристократического поместья Эстон-Холл. Лагерь раскинулся на территории в добрый десяток акров вымешанной в грязь земли, еще напоенной влагой весенних ливней, но теперь понемногу подсыхающей на солнце. Между палатками настелили дощатые мостки, но проку от них было чуть из-за грязи, просачивающейся в щели между досками. Население лагеря по большей части составляли женщины, апатично помешивавшие варево в котлах, висящих над кострами, или развешивавшие белье для просушки на веревки, протянутые между палатками; эту унылую картину оживляли только дети, с криками носившиеся по мосткам. Мужчин можно было перечесть по пальцам.

Одним из этих немногих был Томас Макграт, как раз в это время сидевший на ящике перед откинутым пологом шатра, неспешно попыхивая трубкой. До ареста этот крупный мужчина с могучими ручищами, едва начавший седеть, был десятником бирмингемской сыромятни. Он окинул горестным взором палатки и грязь. Оно и сейчас скверно, но каково будет осенью, когда зарядят настоящие дожди? Неужто их продержат здесь до той поры? Никто ему ничего не объяснял, даже когда пришли, чтобы арестовать его самого и всю семью заодно. Приказ, буркнули солдаты. Чей приказ – и с чего это вдруг, – никто так и не сказал. Не считая того, что они ирландцы, как и все остальные, угодившие в этот концентрационный лагерь. Вот так окрестили эти лагеря. В них концентрируют ирландцев, чтобы приглядывать за ними. Услышав звук шагов, он поднял голову и увидел направляющегося в его сторону Патрика Макдермотта.

– Как ты, Том? – поинтересовался тот.

– Да все так же, Пэдди, все так же, – отозвался Макграт.

Макдермотт работал с ним на сыромятне. Славный мужик. Пришедший осторожно присел на корточки.

– Я тут кой-какие новостишки принес. Так оно вышло, что я стоял у самых у главных ворот, когда пришли продуктовые телеги. На каждой двое солдат – возница да охранник, точь-в-точь как завсегда. Да токмо на них была совсем другая форма, нежели у стражи, выставленной у ворот. Ясное дело, сказал я себе, значится, приглядывать за нами пришел новый полк.

– Правда ли оно, что говоришь? – вытащив трубку изо рта, Макграт выбил недокуренный табак, постучав трубкой о стенку ящика, и встал.

– Видал собственными глазами.

– Что ж, тогда лучшего времени не сыскать. Давай-ка сделаем в точности, как задумали. Ты готовый?

– Как никогда.

– Как придут, позаботься о вознице. Я сперва закину словцо жене. А уж она опосля поговорит с Роуз.