– Обсудим это в другой раз. У нас есть более приятные вещи для обсуждения.

На следующее утро ей позвонили из фотоагентства с просьбой сделать снимки с рок-фестиваля, который должен был состояться в уголке Гайд-парка. Она еще толком не проснулась. И когда положила трубку, она подумала, а не приснилось ли ей все то, что случилось ночью? В самом ли деле она была вместе с Джимми? С одной стороны, она раздета, и майки с Микки Маусом на ней нет. С другой – и на шее и на губах она все еще ощущала следы его поцелуев. И пока она одевалась, приводила себя в порядок, чтобы скрыть синяки на шее, прибыл посыльный с коробкой свежих фиг. Записка с уже знакомыми наспех написанными буквами гласила: «У греков для этого есть свое название. Жди меня к полуночи». Полночь? А если рок-концерт продлится дольше?

Пока шло выступление, она постоянно ловила себя на том, что смотрит на часы.

Поскольку у нее не было никакой возможности подойти так близко к выступающим, как ей хотелось бы, она придумала кое-что другое. Повернувшись спиной к исполнителям, она принялась снимать фанатов – лица людей разной национальности, возраста, цвета кожи.

Концерт еще не закончился, когда она помчалась в свою небольшую лабораторию, которая находилась позади фотоагентства. Каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что снимки получились гораздо лучше, чем она ожидала. Теперь можно оставить негативы сушиться. Фотографии она отпечатает завтра. За несколько минут до полуночи она уже была у себя дома и ожидала своего любимого.

Ночь сменяла день в каком-то бешеном ритме. Странно, но она не ощущала никакого напряжения, никакого опасения. То чувство свободы, которое она испытывала рядом с Джимми Коласом, в какой-то степени походило на то, что вызывала у нее работа с фотоаппаратом. Два чувства словно повторяли, дополняя, друг друга.

Наступил момент, когда она ощутила нутром и камеру, и то, что снимала. Прохожие, люди, сидевшие на скамейках, чествование бегуна. Стоило ей теперь взять в руки камеру, она отзывалась на каждое ее движение.

И первым проявлением этого нового для нее ощущения близости стала серия портретов, сделанных во время рок-концерта. Джесси очень жалела о том, что делала эту работу по заказу весьма небольшого журнальчика. Трудно было понять – случайный это заказ или же она будет постоянно сотрудничать с ними. Зато так получилось, что один из представителей журнала «Пари-матч» в Лондоне купил права на ее фотографии.

Следующий уик-энд она провела в доме Джимми Коласа, всячески стараясь подавить предубеждение, которое вызывал у нее этот особняк, набитый слугами. И все-таки она чувствовала себя там неуютно, поскольку предпочитала сама застилать постель и готовить себе кофе, чистить ванную и пылесосить полы. Только иной раз она нанимала кого-нибудь для большой уборки квартиры. В основном она справлялась с ежедневной работой сама.

Но коли Джимми считал, что слуги необходимы, ей следовало принимать и их тоже. Приходилось играть комедию и делать вид, что не замечаешь, когда в комнату входит слуга во время их завтрака. Кое-чему она все-таки научилась, например, есть грейпфруты ложкой, что оказалось гораздо вкуснее.

Она пыталась смириться с не свойственным ей стилем жизни. Господи, что бы сказали родственники, увидя ее в таком окружении? Рейчел с самого начала возражала против ее поездки в Лондон. Ей вообще не нравилась идея Джесси стать фотографом, хотя она подарила в свое время внучке первый фотоаппарат – правда, не очень удачный, с которым Джесси довольно быстро рассталась.

Мать скорее склонна была поддержать Джесси и эмоционально и материально. Хорошо бы мать все-таки вышла замуж за Джерри, который ничем не напоминал Виктора. Джесси до сих пор трудно было поверить в то, что Виктор – их отец. Она уверяла мать, что никакая сила не заставит ее вновь встретиться с ним. Особенно после того путешествия, которое они совершили с ним и с Элеонорой. И хотя теперь от Лондона до него было рукой подать – ей и в голову не приходило съездить к нему в Мюнхен.

Рейчел всегда, не задумываясь о последствиях, называла Элеонору – «наша красавица». Ханна беспокоилась, не чувствует ли Джесси себя ущербной из-за бестактности бабушки. Джесси не раз пыталась убедить мать, что любит сестру и согласна с тем, что Элеонора красавица и что это ее совершенно не огорчает. Но это огорчало ее, несмотря на неизменное восхищение и на то, что она и в самом деле любила сестру больше, чем кого-либо другого на свете, и не завидовала, что природа оказалась столь щедрой к ней. Но не сравнивать себя с ней она все-таки не могла. И понимала, что сравнение – не в ее пользу.

Когда Джимми Колас пригласил ее слетать в Грецию на его самолете, посмотреть на остров, она невольно задумалась – не явится ли ее согласие попыткой подцепить его покрепче на крючок? Да, он женат – это ей хорошо известно. Но она также слышала и о том, что его жена – Фелицита – собирает нужные бумаги для начала бракоразводного процесса. А что она ответит, если Джимми надумает сделать ей предложение? Какое решение примет?

Именно в этот момент Джесси получила заказ от журнала «Пари-матч» снять благотворительный бал в Монако. И не столько саму церемонию, сколько лица людей – в том же духе, как ей это удалось сделать на рок-концерте. Благодаря этому заказу сами собой разрешились и ее сомнения относительно поездки в Грецию.

В аэропорту города Хеллиникона их ждала машина, чтобы отвезти в Вулиагмен, откуда они должны были отправиться непосредственно на Гелиос. Следуя указаниям Джимми, пилот вел небольшой самолет вдоль побережья так, чтобы она смогла посмотреть на суету и толчею в бухте, прежде чем направиться в глубь, где ее взору явился белоснежный Акрополь, освещенный закатными лучами солнца, и Афины предстали перед ней во всем таинственном смешении древних храмов, зданий викторианского стиля и современных стеклянных небоскребов.

Он считал, что первая встреча с Парфеноном должна происходить непременно днем. А когда они вернутся с Гелиоса, она увидит его при лунном свете. Поскольку на острове нет гостиницы, они могли остановиться только в доме семейства Глифады. По пути на Гелиос пилот, опять же следуя указаниям Джимми, держал курс таким образом, чтобы Джесси получила возможность увидеть и древнегреческий амфитеатр Эпидарус. Джимми прижал ее ладонь к губам и сидел с закрытыми глазами так долго, что и она тоже почувствовала, что начинает расслабляться от тревог и суеты большого города.

– Мне так хорошо, когда я с тобой, Джесси.

Не зная, что ответить, она промолчала.

– Джесси? – Он взял ее лицо в обе руки и заглянул в глубину ее глаз.

Она знала, что он ждет ее ответа. Его глаза потемнели.

– Я сказал тебе то, что чувствую в самом сердце. Я чувствую себя счастливым, когда ты рядом. А ты?

Она была слишком чувствительна к слову. Люди часто говорят «Я люблю тебя» таким же тоном, каким они говорили о том, что любят играть в бейсбол или любят чизбургеры. Она никогда и никому не говорила «Я люблю тебя» до той поры, пока и в самом деле не почувствует этого в самой глубине своей души.

Можно ли назвать любовью чувство покоя и счастья? И не есть ли ее желание увильнуть от ответа боязнью высказать правду? Он не сказал ей «я тебя люблю». И, проверяя свои чувства и мысли, она со всей честностью может ответить ему теми же словами:

– Я тоже чувствую себя счастливой рядом с тобой.

Острова – огромное количество больших и маленьких пятен в Эгейском море. И поскольку они пролетали довольно низко над ними, Джесси могла видеть, что многие из них были совершенно бесплодны и безлюдны, а на некоторых еще оставались следы языческих храмов.

Небольшая бухта за волнорезом у острова Гелиос оказалась гладкой и ровной. Они опустились на воду, словно птица. И не успела Джесси оглянуться, как они уже сидели в тени, под зонтиком таверны Ванни Патрониса, назначенного управителем острова, и попивали самодельное вино. И уже с трудом можно было представить, что еще утром они находились в Лондоне. Только сейчас она воочию убедилась, какая маленькая на самом деле Европа и какое невероятное количество стран, народов, языков, культурных традиций она совмещает в себе.