Совершенно неумышленно, отчасти даже по неопытности, она выбрала самый верный путь. На следующей неделе она начала обнаруживать всю прелесть и очарование любовной игры – восхитительной, волнующей и завораживающей. В круговороте последовавших затем ланчей, обедов, ужинов, спектаклей, концертов, прогулок под дождем она наконец поняла по-настоящему, что такое пережить период влюбленности.

Не обольщение. Не просто телесное ощущение друг друга как это бывало прежде, когда алкоголь затуманивал голову и ее страх перед мужчиной проходил. Подобно большинству молодых женщин ее возраста, она испытывала некоторые сомнения относительно своей сексуальности. Она могла испытать оргазм. Ей казалось, что она понимает свое тело. И она посмеивалась над ритуалом свиданий, столь волнующим влюбленных в прежнее время. Над тем, с каким трепетом девушки ждали звонка от молодого человека, делая при этом вид, что нисколечки не думают о нем. Еще больше она иронизировала над тем, по какой формуле должны развиваться отношения – сначала взяться за ручку, а уж только потом дотрагиваться до талии. Сначала близость душевная, а уж потом все остальное. Но как ни странно, теперь они с Джимми именно по этой схеме и шли.

– Я чувствую к тебе какое-то необъяснимое влечение. Словно мы тысячу лет знали друг друга, – признался Джимми. – Не спрашивай, почему. Влечение – вообще тайна, понять которую нам не дано. Такое ощущение, что мне все известно о тебе, точно так же, как тебе обо мне. И с тобой у меня возникает чувство покоя. Только если ты не удираешь, как это тебе пришло в голову в первую нашу встречу.

– Удирать? Почему ты решил, что я удрала? – Но Джесси знала, что он говорит правду.

– И мне хочется тебе сказать – я не буду тянуть тебя в постель до тех пор, пока ты сама не выразишь желания. Джесси поняла, почему он сказал это – для того, чтобы она расслабилась, перестала внутренне сопротивляться тому, что подсказывала сама ситуация. Где ей захочется – у себя ли дома, у него ли в особняке – он примет любой вариант.

– Я знал очень многих женщин. Но мне всегда не хватало с ними одной вещи.

– Какой же?

– Ты не будешь смеяться?

Но эти слова могли изменить всю ее жизнь, как она могла смеяться?

– Настоящей близости.

В последовавшие затем дни и ночи они рассказывали друг другу о себе все, что накопилось в душе. Он поведал ей о том, что такое быть иностранцем в Лондоне, в высшем английском обществе. Ты можешь одеваться как истинный джентльмен, ты можешь быть образованнее любого англичанина, знать английскую историю и литературу, как никто другой, – и все равно ты будешь оставаться иностранцем.

Его положение и состояние помогли ему стать членом закрытого клуба. Женитьба на дочери графа, казалось бы, еще более должна была упрочить его статус. Но ее скандальное поведение сделало его посмещищем. А когда они оказались в Аргентине, она влюбилась в одного миллионера и отказалась возвращаться в Англию.

От одного клубного завсегдатая он случайно узнал, что его – мужа-рогоносца, – называют не иначе как «Грек». Это его кличка.

– Но ты ведь и на самом деле грек.

– Ты так считаешь? Какая умненькая девочка. Устами ребенка глаголет истина. На прошлой неделе умер мой дядя Коста. Он оставил мне в наследство остров в Эгейском море. Представь, Джесси. Солнце. Оливы. Лимоны. Фиги. Трава. Овцы и пастухи. Древний монастырь. Ни одной машины. Там нет даже электричества…

– Городскому человеку, как я, трудно представить, что такое еще где-то есть. – Она могла мысленно увидеть себя на улицах шумного города, с его бешеным движением, гудками, криками, рекламой. Но вообразить себя в таком пустынном месте она уже не могла. – Когда мы хотим экзотики, мы идем в греческий ресторан в Сохо, – она иронически улыбнулась.

Постепенно она обнаружила, что и у нее накопились тайны, о которых она могла поведать только Джимми. Каково быть чужаком, человеком, не знающим своих корней в американском обществе. Ведь ее бабушка выросла в приюте для сирот и не имеет представления о том, кто ее родители.

– Поэтому она придумывает себе прошлое. То ее родители родились в Вене и привезли ее в возрасте трех лет в Америку. В другой раз начинает уверять всех, что она еврейка. Ты знаешь, в Америке модно быть евреем. Она никогда не была религиозной, но тратит массу денег на благотворительные пожертвования для еврейской общины..

А мой дедушка… я никогда не видела его, покончил жизнь самоубийством во время Великой Депрессии. Бабушка вышла замуж за Маркуса, только сейчас он заболел и лежит в клинике.

– Похоже, она опасная женщина.

– Да, она воспринимает жизнь как беговую дорожку. Всегда надо вовремя успеть к финишу. Но, несмотря ни на что, я восхищаюсь ее способностью выстоять в невероятно трудных обстоятельствах. Она добилась того, о чем мечтала.

Никогда до того Джесси не могла так откровенно говорить о своей семье ни с одним человеком. Она даже призналась, какие планы строила Рейчел относительно Элеоноры – самой красивой в их семье. Если Ханна позволяла матери иной раз вытирать о себя ноги, то Элеонора, как надеялась Рейчел, станет кинозвездой и принесет их семье мировую славу.

Однажды, когда они слушали запись Эрла Гарнера и расправлялись с омлетом и салатами, которые приготовил сам Джимми, он сказал:

– Ты всегда говоришь о своей сестре как о красавице.

– Она и в самом деле красавица.

– А как же ты? Кем ты была в семье?

Невольно он задел ее больное место. Ту далеко засевшую занозу, о которой и сама Джесси не подозревала.

– Самая смелая, – ответила она. – Так считала бабушка. Она говорила, что из-за меня не стоит волноваться. Я позабочусь о себе сама. – И Джесси почувствовала, как в груди что-то сжалось. Раньше ей всегда удавалось побороть это чувство.

– Так оно и есть, – пробормотал он, придвигаясь к ней, – моя маленькая ревнивица.

– Я не ревную Элеонору. И не завидую ей. Я очень люблю ее. Она такой чистый, светлый человек, каких в мире больше нет. А я в самом деле сильная. И сама заботилась о сестре, пока не появился Люк. И мне доставляет радость, что теперь есть кому позаботиться о ней. Не пытайся доказать мне, что я завидую своей сестре.

– Джесси, пожалуйста!

Они повалились на пол и начали шутливую борьбу. Ее ноги обвились вокруг его ног, его руки обнимали ее, словно он пытался защититься от ее ударов.

– Ты не собираешься похитить меня? – пробормотала она.

Именно это он и собирался сделать. Он и два его деловых партнера собирались в полночь лететь в Грецию.

– Но ты и словом не обмолвился об этом.

Он попытался поднять ее, но у него ничего не получилось. Она еще крепче прижала к себе ноги, свернувшись клубком.

– Оставь меня, – сказала она.

Разумеется, он не оставил ее, а принялся осторожно щекотать пятки, а потом бока, пока она не выдержала и не рассмеялась. Туго сжатый комок исчез.

– Ты не Элеонора. Ты Джесси. Красивая, смелая, талантливая. Взгляни на фотографию. Неужели ты думаешь, что я купил ее, чтобы устроить ужин в твою честь? Знаешь, сколько человек уже предлагало мне выкупить ее? Ты даже не представляешь, какая ты талантливая, какая ты желанная… – он обнял ее за плечи, и она послушно повернулась к нему лицом, – и как сильно я люблю тебя.

Они прильнули друг к другу. Он обнимал ее и раньше, но не так, как сегодня. Он целовал ее, но не так, как они поцеловались сегодня.

– Джимми, ты был так терпелив… – Наконец-то она почувствовала, что сможет по-настоящему открыться ему. – Мы останемся здесь, или ты хочешь подняться по лестнице наверх?

Он поднялся на ноги:

– Я отвезу тебя домой.

– Что?

– Ты столько времени терзала меня, прежде чем сказала «да». А через час мне надо быть уже в аэропорту. Неужели ты думаешь, что я позволю испортить нашу первую ночь любви?

Он подвез ее к дверям дома, где она снимала квартиру.

– Спокойной ночи, дорогая. Я вернусь через несколько дней, – добавил он, помедлив. – Жди меня. И, прошу тебя, надевай на ночь вместо ночной сорочки свою чудную майку с Микки Маусом. Я хочу застать тебя в ней, когда вернусь.