Часть парка занимает ботанический сад. Глаза устают от обилия всевозможных цветов.
После таких содержательных выходных и на работу идти приятно.
Проходя мимо газетных киосков, вижу на первых полосах всех газет сообщения исключительно из России. Предстоящие в самое ближайшее время выборы забыты. Видать, прав Шуберт, все действительно серьезно.
Читаю тревожные новости с Родины. Черт возьми, в какую страну я вернусь?!
Вечером в пивной гостиницы всегда много народа. Кроме постояльцев здесь собирается весь Дейзенгофен. Отдельных столиков на всех не хватает, потому подсаживаются друг к другу, знакомятся, чокаются пивом и непринужденно общаются.
Пачка сигарет, лежащая у меня на столике всегда привлекает внимание.
Я привез сигареты из России, здесь они дороже раз в десять.
На этот раз пачка сигарет с надписью по-русски привлекла внимание немолодой женщины в очках.
– Так вы из России? – говорит она. – А откуда именно?
– Из Петербурга.
– Петербург? Это который Сталинград?
– Нет, который Ленинград.
– А, знаю. Я, когда училась в школе, была в России, правда, только в Москве. Я из восточной Германии. А Петербург это в какой россии?
– Что значит в какой? Россия одна.
– Как же! Это раньше она была одна, а сейчас их много: Украина,
Белоруссия, Казахстан…
– А, в этом смысле… В той россии, которая Россия. Российская
Федерация.
– Понятно. Как там поживает ваша детская неожиданность?
– Кто?
– Премьер ваш. Вы же его так называете.
Премьера Кириенко в России действительно называют киндерсюрпризом.
Однако, как непривычно слышать это по-немецки!
– В отставку его отправили. А так ничего. Жив, здоров.
– До чего же вы, русские терпимые. У нас бы правительство не в отставку ушло, а уехало бы куда-нибудь в Латинскую Америку, с поддельными паспортами.
– Зачем же так? Пусть живут, жалко что ли? Со всяким может случиться. Да и паспортов на всех не хватит, если из-за таких пустяков бежать в Латинскую Америку.
– Хватило бы одного раза для острастки. А то они же делают с вами что хотят. У нас бы уже десять раз социалистическая революция случилась, если б над нами стали так измываться.
– Пробовали. Не помогает.
– Плохо, значит, пробовали. Так ведь жить невозможно! У вас ведь полстраны зарплату не получает. Такое и представить себе нельзя.
– Почему нельзя? Очень даже можно. Вот вы, например, работаете, и вам каждый месяц перечисляют деньги. А теперь представьте себе то же самое, только деньги не перечисляют.
– А как жить?
– Россия теперь свободная страна. В личную жизнь граждан государство больше не вмешивается. Это раньше его интересовало, как мы живем, а теперь каждый сам себе свободный гражданин – как хочет, так и живет. По себе знаю, жить без зарплаты можно, а кто не хочет – никто не заставляет. Можно и не жить. Демократия.
– Ну, если так понимать демократию… Какая может быть демократия при таком отношении к гражданам? У нас, недалеко от дома, была советская воинская часть. Солдаты постоянно побирались и подворовывали. Мы их даже не осуждали за это – мы их жалели, ведь так, как с ними обращались их офицеры, нельзя обращаться даже с военнопленными. А, если их ловили, то наказывали очень жестоко.
– А где взять другое понимание? У нас крепостное право отменили всего полтораста лет назад. А от монархии до сих пор избавиться не можем. Пройдет время, и мы до понимания демократии дорастем.
Германия вон через что прошла, пока доросла до демократии. У нас сейчас вроде Веймарской республики. Остается только надеяться, что нам не придется пройти через все те же этапы. Лучше уж еще лет сто подождать.
– Да, у вас ведь и национал-социалисты имеются. Я про них в газете читала. Как же вы дошли до жизни-то такой? Неужели вы забыли войну?
– Мы не забыли. Я думаю, это временные трудности. Победили чужих нацистов – разберемся как-нибудь и со своими. Не все сразу.
Она предлагает мне выпить водки. Я соглашаюсь. Водка здесь понятие символическое. В тех наперстках, из которых ее здесь пьют, если оттуда еще и выковырять лед, от водки остается один запах.
Мне, наконец, дали свой компьютер. С нетерпением включаю его и вижу запрос сетевого пароля.
– Как же я буду с ним работать без сетевого кабеля? – спрашиваю я.
– Ничего не знаю, секретарша сказала, что у тебя есть сетевой кабель, – отвечает мне сотрудник.
Странное дело! Откуда у меня взяться кабелю? Или они думают, что я постоянно ношу его с собой? Может мне самому установить операционную систему? Мне сеть не нужна. Нет, это запрещено. Сотрудник советует мне оформить заявку на кабель.
– Лучше не надо, – говорит Шуберт, когда тот уходит. – Ты не дождешься, пока заявку выполнят. Компьютер для тебя мы заказали в тот же день, когда послали тебе приглашение. Ты здесь уже неделю, а компьютер принесли только что. Лучше сходи в магазин и купи кабель.
Чек тебе оплатят.
Иду в магазин за кабелем. Вернувшись, спрашиваю у секретарши, кто мне оплатит чек. Не вполне доверяя ее ответу, переспрашиваю у
Шуберта. Естественно, это совсем не там, куда меня послала секретарша.
Дородная дама открывает шкаф, достает оттуда коробку с деньгами и платит мне. Так просто. И никаких заявок писать не надо.
Вот я и при компьютере. Наконец-то! Он у меня самый лучший в офисе.
У всех остальных сотрудников машины совсем старые. Спрашиваю, почему они их не меняют.
"Зачем? – отвечают мне. – На новых компьютерах и программы будут новые, так что работать они будут не быстрее старых".
Немного поработав, понимаю, что коллеги правы.
В пивной гостиницы полно посетителей. Только за большим столом в углу есть свободные места. Там сидит только один баварец в кожаных штанах. Рядом лежит его шляпа с пером, в руке у него кружка пива.
– Можно присесть? – спрашиваю я.
Он удивленно смотрит на меня и, подумав, отвечает:
– Ну, садись, раз уж решил.
Сажусь.
К столику бросается официант Тони.
– Мне его прогнать? – спрашивает он.
– Да нет, я разрешил, – отвечает баварец. – Пусть уж сидит. Ты ему лучше пива принеси.
– Что-то не так? – спрашиваю я.
– Да нет, все нормально, – машет рукой баварец. – Тони просто перестраховщик.
– Это какой-то особенный столик? – только сейчас я замечаю медную табличку на столе.
– Не бери в голову, – отвечает баварец, переворачивая табличку. -
Это несущественно. Вообще, это столик только для местных, но ты же этого не знал. Да и все равно никто из наших сегодня не пришел. Что же мне, одному тут пиво пить? Ты сам-то откуда будешь?
– Из России.
– Да, – задумчиво говорит он, отхлебывая большой глоток. – В России тяжело. Кризис у вас. И премьеры меняются как… Как в Италии. Тони, у вас ведь тоже все время меняются премьеры?
– Ничего, – говорю я, – я сам не премьер, так что меня это мало задевает. Они не так уж давно меняться стали. Раньше один долго был.
– Я помню. У него еще фамилия была такая, что не выговорить. Как вы ее выговаривали?
– Привыкли.
– А чего сменили?
– Надоел.
– Разнообразие, значит, любите? А вообще у вас как?
– Ничего, помаленьку. Примерно как здесь, только похуже.
– А пшеничное пиво у вас есть?
– Все больше ячменное.
– Как же вы так бедно живете?
– Человек ко всему привыкает.
– Да, – задумчиво вздыхает он. – Ну, ничего, – он чокается со мной.
– Все образуется. Будет и у вас пшеничное пиво.
Конечно, все образуется. Куда оно денется?
– Ну, как дела? – спрашивает Шуберт.
– Продвигается. Читаю, конспектирую. Хорошо бы еще сравнить с другими моделями. А то что-то очень уж односторонняя информация.
Аналогичную технику наверняка выпускают и другие фирмы.
– Так тебя интересуют модели наших конкурентов? Понимаю. Есть у нас такая информация.
Он протягивает мне папку с пометкой "секретно". Документ называется
