Вообще у них все не как у нас. А уж как они говорят! Я могу изобразить любой акцент кроме саксонского. У них все не как у нас.

Кстати, на завтра я запланировал велосипедную прогулку. У меня есть лишний велосипед. Поедем в Мюнхен.

– Куда?

– В Мюнхен. Ха-ха, я знаю, что ты подумал. Мюнхены бывают разные.

Ты, наверное, знаешь только тот, что в Баварии. До этого села-переростка на велосипеде было бы далеко ехать. Мы поедем в настоящий Мюнхен, саксонский. Это недалеко. Я его совсем недавно нашел на карте.

До вечера гуляем по городу. Миша показывает мне советский павильон на Лейпцигской ярмарке, русскую мемориальную церковь в память солдат, погибших в Наполеоновских войнах, памятник Битве народов – огромное помпезное сооружение из серого гранита.

Уже совсем темно, и мы собираемся идти к Мише, когда к нам подходят двое подвыпивших молодых людей в кожаных куртках и спрашивают на ломаном немецком языке, где тут можно найти женщин за деньги. Миша пытается объяснить, но они его плохо понимают. Я перевожу им на русский. Они радуются встрече с соотечественником. Один из них говорит мне фразу на непонятном языке.

– Нашел чего стесняться! – говорит он мне в ответ на мое недоумение. – Я сам узнал, что я еврей, за месяц до отъезда.

– Я этого до сих пор не знаю, – отвечаю я. – Я тут совсем по другой статье.

– Перестань! Тут все свои.

– Но я точно не еврей. Во те крест!

– Понимаю, сам крещеный.

– Я даже не крещеный. Я комсоргом был.

– Я тоже. Какая разница?

Наконец Мише удается объяснить им дорогу, и они уходят.

– О чем ты с ним разговаривал? – спрашивает Миша.

– Он принял меня за еврея. Меня почему-то все за кого-то принимают: то за еврея, то за француза, то за немца.

– За немца? Ну, это зря, честно говоря. Ты похож на восточноевропейца. А как заговоришь – точно на немца не тянешь. Мог бы уж за столько времени научиться.

Легко ему так говорить. Сам-то до сих пор саксонский не освоил.

На следующий день мы едем в Мюнхен. Дорога занимает несколько часов.

Едем, не торопясь, по живописной сельской местности, фотографируемся у дорожных указателей с надписью "Мюнхен".

Последний кадр я делаю у въезда в сам населенный пункт. Саксонский

Мюнхен совсем маленький, всего десяток сельских домиков, одна улица.

В кадре оказывается и знак "конец населенного пункта". Он так близко, что можно прочитать зачеркнутое знаменитое название.

– Ты не знаешь, кто у нас отвечает за работу в Саудовской Аравии? – спрашивает Шуберта коллега.

– Нет, а ты спрашивал у секретарши?

– Спрашивал, но тот сотрудник, к которому она меня послала, не имеет к Саудовской Аравии никакого отношения.

Шуберт включает в телефоне громкую связь и звонит куда-то.

– Ты не знаешь, кто у нас занимается Саудовской Аравией?

– Сейчас соединю…

– Это ты занимаешься Саудовской Аравией?

– Я? Кто такое сказал? Я Израилем занимаюсь.

– А Саудовской Аравией?

– Сейчас соединю…

– Здравствуйте. Я ищу главного по Саудовской Аравии.

– А почему вы ко мне обращаетесь?

– А разве это не вы?

– Давно не я. Я уже полгода как передал дела.

Он диктует телефон. Шуберт звонит снова.

– Это вы занимаетесь Саудовской Аравией.

– Нет, мне предлагали, но я отказался.

Шуберт снова записывает телефон и снова звонит.

– А вы точно знаете, что этим занимаюсь я? Я давно просил об этом, но мне ничего не ответили. Неужели все-таки поручили? Я сейчас позвоню и узнаю.

– Кажется, выяснили, – говорит Шуберт, вешая трубку.

– Вы не замечали, что секретарша все время дает неточную информацию? – спрашиваю я.

– Человеку свойственно ошибаться, – снисходительно замечает Шуберт.

– Да, но она постоянно говорит не то. Это сбивает людей с толку.

– Ничего подобного. За счет этого люди узнают много нового. Я, например, сейчас узнал, кто отвечает за работу в Израиле. Мне скоро может это пригодиться. Главное, чтоб люди не сидели без дела. Если все будут заниматься только тем, что им поручено, ни на что не отвлекаясь, то работа скоро встанет.

У Перельмана в "Занимательной физике" написано, что каждый отдельный муравей тупой, и не знает, куда надо тянуть тростинку, но все вместе они тянут ее туда, куда надо. Хаос обеспечивает порядок. Видимо, так управляются большие коллективы: побольше хаоса, а порядок сам возникнет. Наверное, секретарша для того и нужна, чтобы постоянно будоражить этот муравейник.

– У вас очень запутанная структура, – говорю я. – Я так и не понял, кто здесь кем руководит.

– Все просто, – Шуберт протягивает мне схему с множеством стрелок и квадратиков.

– Ничего не понимаю.

– Со временем поймешь.

– Мне осталось-то всего ничего. Если все так просто, то скажите, что же именно я пойму со временем.

– А то, что понимать тут нечего. Ты привык к жестким вертикальным иерархиям. У нас все не так. У нас тоже иерархия, но не вертикальная, а горизонтальная. У нас нет подчиненных, все начальники, но не над кем-то, а сами по себе. Над всеми нами есть, конечно, большие начальники. Но они такие большие, что их никто из нас даже не видел. Разве что по телевизору.

Как все в мире не просто!

Между тем, мой доклад готов. Секретарша говорит, чтоб я позвонил в

Москву и доложил об этом.

– Этот доклад мы сами подготовили, – отвечают мне из Москвы. – Мы только что завершили работу над ним, так что ваш доклад нам не нужен.

– Почему вы это делали? – удивляюсь я. – Ведь эта работа была мне поручена. Меня для этого специально пригласили в Мюнхен.

– Ваша секретарша сказала, что этим должны заниматься мы.

Я в полном недоумении кладу трубку.

– Как же это? – спрашиваю у Шуберта.

– Ничего, – говорит он. – Два доклада вместо одного – не страшно.

Хуже было бы, если б доклад вообще никто не подготовил.

И чего я, спрашивается, целый месяц корпел над этим докладом? Лучше бы гулял по Мюнхену.

Пишу мейл на Родину. Шуберт заглядывает мне через плечо. "Что означает слово "бардак"? – спрашивает он.

Я объясняю.

– Понятно. И почему это слово стоит рядом с названием нашей фирмы?

– Мне кажется, оно очень хорошо описывает положение дел здесь.

Шуберт садится и строго смотрит на меня.

– Зачем ты берешься делать выводы о том, чего не понимаешь? Нашей фирме больше ста лет, это одна из крупнейших и успешнейших фирм мира, а ты, не разобравшись, бросаешься такими словами.

– А как еще это назвать? Пригласили человека из России, целый месяц платили ему зарплату, а оказывается, что все напрасно.

– Почему напрасно? Ты посмотрел Мюнхен, увидел, как мы работаем, побывал на переднем крае науки и техники. Разве ты этого не хотел?

– Хотел. Но разве Фирма должна платить деньги за мою экскурсию по

Мюнхену?

– Что ты называешь деньгами. Это не деньги. Это меньше, чем одна стиральная машина. Если для тебя это деньги, то радуйся. Если хочешь знать, за столько здесь никто не работает, так что, считай, ты и не работал.

Я убираю из мейла слово "бардак". Действительно, что я понимаю в экономике?

Мой последний день в Германии. Мне уже не нужно на работу. Я никуда не спешу. Как обычно, с утра стою на платформе.

"Отъезжающие в Дахау, побыстрее на посадке!" – привычное объявление.

Я сажусь в поезд и еду до конечной остановки.

Дахау – небольшой городок к северу от Мюнхена. Всего несколько минут на электричке.

Табличка на станции показывает остановку автобуса, идущего к мемориалу.

Минут десять пути.

Окраина города. Высокая стена с колючей проволокой поверху.

Сохранившаяся с тех времен надпись предостерегает не перелезать через ограду. Боже мой! Неужели кому-то приходило в голову туда лезть?!

Вход в мемориал через отверстие в стене. У входа висит плакат, на котором как-то застенчиво приглашают посетить также замок и дворцовый парк. Дахау это не только концентрационный лагерь.