Петр не очень-то верил в то, что он столкнулся с олухами, такими же, как эти странные домушники, трупы которых исчезают бесследно, потому что вся история слишком сложно и непонятно кем-то закручена. А насчет лохов думал для самоуспокоения. Жутко станет обидно, если с ним сладят.

То, что он убил второго грабителя в квартире, Петр не сомневался. Весь его прежний опыт прямо кричал, что трупы исчезают лишь тогда, когда их надежно прячут. Но следы в любом случае должны были остаться в квартире. Однако он ничего не нашел, и не почувствовал даже запаха ликвидации в своем доме, хотя раньше ощущал смерть через дверь, через стену. А о пяти непонятно как заживших смертельных ранах на груди от автоматов спецназовцев, он старался не думать вовсе.

Но в голове, в каком-то дальнем закутке, шевелилось необъяснимое событие: сожженный и несгоревший особняк. Так быть не должно. Он верил в себя, в свое сознание, которое никогда, ни разу не терял. Даже когда у него вытекло почти полтора литра крови из простреленной артерии, Петр не потерял сознание. Помнил практически все: как его на руках бегом нес Сергей к остановленной легковой машине, как защемляли блестящими прищепками порванную артерию и закачивали в вену кровь. Серегину кровь, у них совпадали и резус и группа. Очевидно физиологически близкие пары создавали специально. Все было продумано до мелочей, не так, как сейчас: еще не запрягли, а уже погоняют и орут: «Но! Поехали!» Посмотрим, на любителей быстрой езды.

Он знал, что и умирать будет в сознании, которое не желало отключаться в самых трудных моментах, будто не хотело пропустить ни одного действия его жизненной драмы. Петр встряхнул головой и привычным усилием воли взял себя в руки, выбросив посторонние мысли из головы. Несколько секунд постоял за дверью подъезда и осторожно шагнул в темноту улицы, каждую секунду ожидая удара или выстрела. Кругом стояла подозрительная тишина.

Он не поехал на автобусе, где был бы стеснен в движениях, в случае акции. Прошел две остановки пешком. И никто на него не напал. Как Петр не проверялся, никто за ним не следил. Такое разгильдяйство со стороны заказчика его раздражало и сильно нервировало. Но он упорно шел к дому номер тринадцать на Синичкиной улице, решив покончить с этими охломонами или погибнуть самому. Третьего было не дано.

– Ну что ты горячку порешь? – неожиданно и некстати вдруг проснулся тесть. – Беги к Сергею Ивановичу и проси помощи в обмене квартиры. Он не откажет…

– Сгинь, паразит! – злобно прорычал Петр.

– Дятел!.. – крикнул плачущим голосом Павел Васильевич, и сгинул.

Квартира заказчика находилась на втором этаже в длинном полутемном коммунальном коридоре-пещере, с десятком дверей слева и справа. Все это пространство освещали три подмигивающие на потолке лампы дневного света. Петр постучал костяшками пальцев в дверь, на которой висела черная жестяная табличка с выдавленной на ней цифрой шестьдесят шесть и отошел в сторону. Секунд через десять замок щелкнул и дверь открылась наполовину.

В проеме Петр увидел какого-то довольно высокого мужчину неопределенного возраста, с азиатским непроницаемым лицом. Петр сталкивался с представителями этой расы и раньше, потому на глаз дал ему лет пятьдесят-шестьдесят. Лицо мужчины было коричневатого цвета, с какими-то жутко-бездонными слегка раскосыми глазами. С минуту он внимательно рассматривал Петра, будто пригвоздив давящим взглядом к полу. Затем качнул головой, встряхнув довольно длинными волосами с проседью, развернулся, и молча пошел в глубь комнаты, без слов приглашая гостя следовать за собой.

Петр шагнул через порог, закрыл за собой дверь, не спуская глаз со спины совершенного спокойного монголоида. Впервые за последние десять лет ему встретился человек, который мог быть сильнее его. Петр это чувствовал всем своим бусидовским, а скорее, звериным нутром. Не даром ему присвоили кодовый псевдоним «Самурай».

В последние годы службы у Петра в спецотделе не было равных. Ему об этом говорил Сергей, да и он сам знал об этом. Видел, как люди отворачиваются в сторону, встретившись с ним взглядом, и всегда уступают дорогу первыми, даже амбалы, стоит им лишь мельком глянуть в его глаза. Он не обращал внимания на такое отношение окружающих людей к нему: это не мешало работе, скорее помогало.

Однако, когда Сергей сказал, что самураи воспитанные в соответствии с кодексом бусидо, тренируют себя и со временем приобретают черты характера, подобные внутреннему состоянию души, которое было у Петра, он задумался и прочитал несколько книг о воинах-смертниках. Оказывается, именно внутреннее состояние сознания и личного «Я» проявляется на внешности самураев таким образом, что в позе сидящего даже спиной к наблюдателю воина чувствуется его сила. И каждое движение говорит о том, кто он.

Именно таким к концу службы в МВД в должности ликвидатора стал Петр, не завидуя тому, что японцы сотни лет назад уже воспитывали подобных людей. Петра эта информация не особенно удивила. Он смотрел фильмы про самураев, присматривался к японцам и китайцам, которых встречал на улицах, но ни у одного из них не смог обнаружить внутренне состояние подобное собственному. Актеры в фильмах играли роли самураев, но сами ими не были.

И вот сейчас впереди из темной прихожей в слабоосвещенную комнату шагал человек, все движения которого говорили о непостижимой его силе. Петр немного растерялся, не ожидая увидеть подобное. Но тренированное сознание взяло в руки эмоции и чувства, придало ему уверенность.

Он не торопясь прошел в комнату за странным хозяином и остановился в проеме двери. Внутренним чутьем Петр ощущал, что больше в этой однокомнатной квартире никого, кроме их нет. Прямо перед собой он рассмотрел у противоположной стены комнаты три широких, темно-сизых, мощных сейфа под потолок с блестящими ручками. В скважинах замков каждого сейфа торчали по три связки ключей.

Справа всю середину небольшой комнаты занимал необъятный коричневый полированный стол с одиноким обычным стулом сталинской эпохи по эту сторону. На том конце столешницы, в проходе между столом и стенкой, стояло вращающееся черное кресло, на которое и уселся хозяин, протянувший руку к клавиатуре компьютера, тихо жужжавшего вентилятором. Справа за плечом Петра было две двери: очевидно на кухню и в совмещенный коммунблок. Кровати в помещении не было. Спартанская обстановка.

Азиат взглянул на голубой монитор и, стукнув несколько раз по клавишам, бросил, между делом:

– Садись.

В его хрипловатом голосе не ощущалось ни приглашения, ни просьбы, ни приказа. Однако ослушаться было невозможно. И Петр осторожно уселся на скрипнувший стул, мельком глянув через плечо на дверной проем, ведущий на не освещенную кухню, где смутно белела газовая или электрическая плита, и на закрытую дверь рядом с кухней. Единственное окно в комнате справа, было непроницаемо черным, будто выходило в какую-то пустоту, а не на улицу. Стекла не пропускали ни одного огонька, ни одного звука.

Оторвавшись от монитора, хозяин еще раз посмотрел на Петра подавляющим взглядом. Петр положил левую руку на полированную поверхность стола, а правую незаметно опустил в карман куртки, обхватив пальцами заряженный слезоточивым газом ствол «Черемухи».

– Завтра в Покровском тупике, дом семь, левый подъезд рядом с молочным магазином, в пятнадцать тридцать ликвидируешь объект в сером плаще, – монотонным голосом, практически без эмоций начал азиат:

– Мужчина твоих лет. В это время он будет там один, – ровным голосом продолжил монголоид и, неторопливо выдвинув ящик стола рядом с собой, вытащил из него пистолет неизвестного Петру образца, с глушителем, и одну обойму с блеснувшими в боковой щели желтыми боевыми патронами. Петр сразу определил, что патроны боевые, не газовые и не холостые.

– Оружие бросишь на месте акции, – непонятным голосом продолжил хозяин. – После контрольного выстрела, – и толкнул оружие с обоймой к Петру точным движением. Пистолет остановился в десяти сантиметрах от руки Петра.