Дело Грациано. Из обеспеченной семьи. Снимал особнячок на холмах неподалеку от Болоньи. Неявный гомосексуалист. Когда он исчез, родные дали объявление в рубрику «Кто видел». В следующем номере газеты было опубликовано сообщение о пропавшем, но тем временем Грациано обнаружили за городом, мертвым и раздетым догола, и сообщение затерялось. В компьютере его нет, но Грация раньше держала в руках тот номер газеты, изучала его, как и все, что относилось к делу. Там говорилось, что какой-то парень, женственный, с черной бородкой а-ля Кавур, в пальто из грубой шерсти и в шикарных наушниках, неподалеку от Сан-Ладзаро садился в красный автомобиль. Шикарные наушники. Бородка а-ля Кавур и пальто из грубой шерсти. Женственный. Грация положила на пол фотографию Марко Грациано, 25 лет. То была фотография из студенческого билета, точно таким он на ней и был запечатлен, с бородкой а-ля Кавур и в пальто из грубой шерсти. Женственный.

«Вот дерьмо», – подумала Грация и перевела взгляд с экрана на пол, на лицо Алессио Кротти. Под таким углом да еще через увеличивающую, искажающую черты стеклянную ящерку казалось, будто рот его искривлен, разинут в отчаянном, немом вопле.

При каждом последующем убийстве присутствовала жертва убийства предыдущего.

Грация отсоединила телефончик, чуть не оборвав провод. Боль в животе усилилась, но было не до нее. Грация поправила узел, скрепленный карандашом, так сильно ухватив себя за волосы, что в глазах потемнело, и в два прыжка очутилась в ванной. Побрызгать в лицо холодной водой. Промокнуть губы. Позвонить Витторио.

Вернувшись на кровать, она вспомнила, что выключила мобильник; так и есть, на автоответчике один зарегистрированный звонок.

– Алло, Грация? Где тебя черти носят? Я звонил, но было все время занято… Слушай, что за бредовое послание я получил? Может, тебе твои дела в голову ударили? Кто такой Алессио Кротти? Я проверю, а ты займись тем чатом… проанализируй записи на жестком диске и определи, кто кого вызывал. Что же до остального, включая эту фигню, что ты, дескать, сдаешься, то я ничего не слышал. Пока, девочка моя.

Быстро-быстро, стремительно Грация набрала номер Витторио. Слушала, как верещит телефон, нервно почесывая гладкую ягодицу, потом дотянулась до пальцев босой ноги, сцепила их вместе под прихотливым углом.

«Телеком Италия Мобиле. Служба автоответчика…»

«Вот дерьмо».

– Тебя-то где черти носят, Витторио! Опять автоответчик! Теперь послушай: это не бред, а рабочая версия. Если связать концы с концами, обнаруживаются странные вещи. Гомосексуалист погибает, раздетое догола тело находят за городом, но через некоторое время его видят рядом с наркоманом в момент убийства, и на нем наушники. Наркоман воскресает, тоже в наушниках, и появляется в Кастеназо, когда там убивают семейную пару, а Маурицио Ассирелли, уже давно зарезанный, в наушниках слушает плеер в комнате студента, которого обнаружили сегодня. Я еще не проверяла, но уверена, что и в дом Ассирелли вломился Андреа Фарольфи, убитый и раздетый догола шесть месяцев тому назад. Готова заложить яйца, которых у меня нет, что сейчас по Болонье разгуливает Паоло Мизерокки, уже неделю как мертвый, и скорее всего у него на голове те же самые проклятые наушники.

У Грации пересохло во рту – так быстро она говорила. Она выгнулась дугой, все еще держась за пальцы ног, но тут же скорчилась от резкой боли в животе.

– Ты понимаешь, о чем я пытаюсь тебе рассказать, Витторио? Понимаешь, что происходит? В каждом новом преступлении виновна жертва преступления предыдущего, которая воскресает и убивает следующего. А теперь знаешь, что я скажу тебе, дорогой мой Витторио?

«Бип. Конец связи. Спасибо за звонок». Ноль-три-три-восемь-четыре-четыре-шесть-ноль-двадцать-два.

«Телеком Италия Мобиле…»

– Знаешь, что я скажу тебе, дорогой мой Витторио? Поскольку я не верю в зомби, вампиров и оборотней и поскольку раз уж Ассирелли и прочие мертвы, а они мертвы, и точка, должно существовать какое-то разумное объяснение всей этой чехарде, и оно, как пить дать, связано с этим Алессио Кротти. Что же до менструации, то не беспокойся… вот придет она, и я стану еще лучше соображать.

Она закрыла мобильник, потом открыла снова, чтобы, перед тем как бросить аппаратик на подушку, проверить, включен ли он. С фотографии, лежавшей на полу, на нее смотрел Алессио Кротти, разинув рот в отчаянном вопле, – это лицо почти пугало ее. Спустив ногу с кровати, она сдвинула стеклянную ящерку и поставила ступню прямо на фотографию. Нога прилипла к глянцевой бумаге; Грация стала водить ступней туда-сюда, и лицо то появлялось из-под круглого ногтя, то исчезало, по-прежнему полное отчаяния, по-прежнему жуткое. И вот – сильный толчок внизу живота, что-то липкое, влажное между ног. Наконец-то.

Грация ухватила куртку за воротник и помчалась с ней в ванную, пальцем оттягивая трусы. Бросила их в раковину, подмылась одной рукой, а другой, которую не замочила, вынула коробочку тампонов из кармана куртки. Извлекла один, подцепила ногтем целлофановую обертку, развернула. Подняла ногу, уперлась ею в борт ванны и уже нащупала синие ниточки в глубине белого цилиндра, когда зазвонил телефон. Помедлив секунду, она швырнула тампон в раковину, схватила полотенце, затолкала его между ног и бросилась к кровати.

– Алло, Витторио? Где тебя черти…

Это был не Витторио. Голос незнакомый, низкий, запинающийся, едва слышный.

– Что вы сказали? Кто это говорит? Не понимаю… откуда вы узнали мой номер?

Голос что-то бормотал, спотыкаясь то и дело. То прерывался, смущенный, а то начинал частить, глотая слова.

Радиосканер. Наушники. Голоса города. Тот голос, зеленый голос. Он был в чате с девушкой, выспросил у нее адрес…

– Не понимаю… откуда у вас эта информация? Разве вы не знаете, что это противозаконно? В каком смысле – «зеленый»? Вы что-то видели? Вы… ах, извините… вы – слепой? Вы – незрячий?

Молчание. Грация, со свернутым полотенцем между ног, подняла глаза к потолку и тяжело вздохнула.

– Послушайте, вот что мы с вами сделаем, – сказала она наконец. – Вы мне дадите ваш номер телефона, а я вам утром перезвоню, на свежую голову, и тогда мы сможем… алло? Алло? Ну и пошел ты…

Грация закрыла мобильник. Тот зазвонил так внезапно, что девушка, подскочив, чуть его не уронила. Полотенце упало на пол.

– Послушайте, вы, можно узнать, какого черта…

– Грация… ты? Это Витторио…

Витторио. Грация с облегчением вздохнула, машинально одернула футболку, чтобы прикрыться.

– Что происходит? С кем ты разговаривала?

– Да так, ничего… не успели мы начать расследование, как уже появились мифоманы. Кто-то перехватил мои звонки и вмешался…

– О'кей, о'кей, об этом потом. Послушай, я подумал над тем, что ты оставила на автоответчике, и кое-что проверил. Этот Алессио Кротти… он и в самом деле погиб: несчастный случай, авария, но эпизод не вполне ясный. Короткое замыкание в электрической плитке, ночью; четвертый корпус психиатрической больницы загорается и, когда огонь достигает баллонов с кислородом, хранившихся в изоляторе, взлетает на воздух. Дежурный психиатр и трое больных сгорели дотла, разлетелись пеплом по всей Болонье.

– Значит, этот не сгорел. В доме, где жил Мизерокки, нашли его отпечатки, стало быть, он не сгорел. Прошел сквозь пламя, как игуана.

– Это саламандры проходят сквозь пламя, девочка моя. Но ты права… игуана звучит лучше. И между прочим, если твоя версия верна, этот Алессио Кротти, или кто бы он ни был, каждый раз меняет кожу… как игуана. Постараемся выяснить, как он это делает и зачем, а пока… молодец, девочка. Хорошая работа.

Грация улыбнулась. Подняла полотенце с пола, положила на кровать, уселась сверху. Подобрала ноги, уперлась пятками в край матраса и скрестила ступни, положив подбородок на сведенные колени.

– Послушай, Витторио, насчет жесткого диска того студента… его забрали карабинеры и не хотят отдавать. Мы его получим только через месяц, да и то если согласится городское управление.