Тогда он перебрался под зарешеченное окошко. Привалился спиной к неровной кладке. И стал ждать.

Прошел бесконечный день.

А ночью постучали.

— Позвольте вас побеспокоить? — донесся из-за железной двери сиропный голос. — Можно?!

— Можно! — ответил Сергей на полном серьезе. Он знал, кто пришел за ним и что будет дальше. Он не знал только — как все это будет.

Дверь медленно, со скрипом отворилась, и в камеру беззвучно вошел черный человек в пенсне, черной кожаной куртке, черной портупее, черных сапогах и черных штанах. Он приторно улыбался, топорща черненькие усики.

— И-ех, молодой человек, — протянул он по-отечески, — юный мой друг! Как же это вы в бега-то решили податься? Как же решились на такое предприятие? Нехорошо-с! Не-хо-ро-шо-с! Мы к вам со всем нашим расположением, а вы…

— Хватит паясничать! — оборвал черного Сергей.

— Как грубо! Как неинтеллигентно! Фу-у!

Сергей скривился.

— Вам хотелось бы, чтоб с палачами обходились интеллигентно и вежливо, так? — спросил он.

— Не то слово, молодой человек, не то слово! Вы все витаете где-то! А мы делаем работу — грязную, черную, неблагодарную, но необходимейшею! Для вашей же пользы!

— Ну, спасибо, — Сергей чуть склонил голову. — Давайте, делайте свою работу!

— Экий вы нетерпеливый, — черный заелозил под своей блестящей и хрустящей кожей — так и казалось, что именно эта черная кожа его собственная, натуральная, а на лицо и на руки натянуты беленькая маска и беленькие перчаточки. — Успеется, мой юный друг! У нас с вами еще масса времени! — Голос его из сиропного стал вдруг гнусавым.

И это не ускользнуло от Сергея. Он приподнялся повыше у стены. Всмотрелся.

— Откуда вы? — спросил он неожиданно.

— То есть? — не понял черный.

— Откуда вы пришли к нам?

— Если вы имеете ввиду меня, молодой человек, — проговорил черный, — так я родился здесь, на этой земле, ниоткуда я не приходил.

Сергей замотал головой.

— Я не про ваше тело, не про вашу плоть, которая, может быть, и на самом деле рождена на этой земле. Откуда пришло то, что сидит в вас, что властвует над вашей плотью?! Отве— чайте! Или вы боитесь меня?

Черный меленько и тихо рассмеялся, подергал себя за бородку-клинышек. Он явно никуда не спешил.

— Вы бредите, юноша, — сказал он, перебарывая нутряной смех, — вам никто еще не говорил, что вы все время бредите, нет?

— Оставьте, нечего придуриваться! — сорвался Сергей.

Ему и самому все казалось бредом. Да наверное это и было все бредом! Вся жизнь, все происходившее в этом кровавом жесточайшем веке было одним сплошным чудовищным бредом.

Ему не хотелось разговаривать с черным. Но жгло, жгло в груди. И душа, и разум требовали ответа — хотя бы ненадолго, хотя бы перед казнью, перед смертью.

Непонятно откуда под черным взялся массивный дубовый табурет с теми же двумя красными буквами на ножке. И теперь черный сидел. Сергей всматривался в него до боли, до рези в глазах. И то ли он натурально бредил, то ли глаза подводили от напряжения, но показалось ему, что из всех карманов и карманчиков, изо всех дыр и дырочек кожаной амуниции черного сочится слизистая зелень, вытягивается махрами, тянется вниз хлипкими тягучими сосульками. Вот заколыхались вместо усов и бородки гнусные отрепья-водоросли, вытянулись на стебельках мутные глаза-буркалы… Сергею стало нехорошо. Он мотнул головой — и все пропало. Перед ним сидел обычный человек лет под пятьдесят в черной коже, и никакой зелени! Свой! Местный! Не инопанетянин, нет! И все же не свой, точно — не свой! Сергей вовремя осекся, поймав изучающий взгляд изпод стеклышек пенсне, этакий мудрый взгляд прищуренных глазок-локаторов.

— И все равно — вы оттуда! — упрямо заявил он. — Здесь просто нет, здесь просто не может быть носителей такой лютой, нечеловеческой злобы!

Сергей взглянул в угол, на тень. Но тени в углу не было — раскоряченный четырехпалый уродец со студенистым лицом исчез бесследно, хотя еще совсем недавно он там стоял, трясся, ронял в грязь клочья пены, выгибал гребнистую спину. Пропал? Ну и черт с ним! Сергей отвернулся.

— Эхе-хе-хе, — устало и понимающе выдохнул черный, — вы, молодой человек, теоретик прямо. Подо все вам надо базу подвести, все надо обосновать! Экий вы право! Ну да ладно, считайте, как вам в голову взбредет, принимайте нас за кого угодно. И уж коли вы пришли к выводу, что в ту самую глину, из которой вас слепили, вдохнули нечто нематериальное божественные силы, так стало быть…

Сергей оборвал черного грубо и резко, он не хотел, чтоб тот сам завершил начатого.

— Стало быть во всех вас вдохнул свое смрадное естество сам дьявол, вот к какому выводу я пришел! — заявил он.

— Ну и что это меняет? — спросил черный, кривя губы.

— Как это, что, не понимаете?!

— Что это меняет в нашем раскладе, молодой человек?!

— В вашем — ничего! Вы наверху и вы сделаете свое дело. Но и с вами обойдутся не лучше! Вы пришли сюда с совершенно четкой целью, вы возжелали уничтожить этот мир, полностью и целиком, дотла! И на его пепле, вы собирались строить свой. Но, во-первых, вы никогда ничего не построите, вы просто не умеете строить, вам не дано созидать! Вы можете лишь громить, убивать, взрывать… Но и погубить этого мира вам не под силу! Вы захлебнетесь в своей злобе, в своей ненависти, вы захлебнетесь в крови ваших жертв. И вы сами станете жертвами! Только никто вас не назовет так! Вас проклянут, и могил ваших не останется! Смрадный дух из вашей плоти вернется в преисподнюю, в тот мир, откуда вы явились сюда. И примут вас там подобающим образом! Слушайте, не надо морщиться, вы сами затеяли это дело! И все камни, брошенные вами, падут на вас же! А во-вторых, я вам скажу следующее, а вы там при случае передайте кому надо. Ни хрена у них не получится, ни хрена! Потому, что эти ваши миры отражения Нашего Мира, точнее, отражения всего грязного, подлого, гнусного, мерзкого, что есть в Нашем Мире. Ваша Вселенная — это конденсатор нашей глупости и нашей злобы. Именно так! А когда вся эта дрянь начинает переполнять ваши отраженные миры, когда она начинает переть через край и вы сами уже не в состоянии ее поглощать в себя, она выплескивается к нам, она заливает Наш Мир — и горят села и города, льется кровь, разлагаются трупы на полях и в подвалах, свистят над плахами топоры и гильотины, грабятся дворцы и храмы, сокрушаются идеалы и сбрасываются колокола с колоколен. Злоба и ненависть прокатывается девятым валом, заражая души людей, проникая в их головы, бросая отца на сыновей, брата на братьев, детей на мать — и это все вы, это все ваш мир! Не делайте вида, что не понимаете!

— Вы просто бредите! — зло вставил черный, нахмурился. Ему не нравилось, ему очень не нравилось то, что приходилось выслушивать.

А из Сергея несло. Его прорвало будто. Он даже не заметил, как в камеру вошли четверо мутноглазых в шинелях и с винтовками в руках. Они встали у стены и принялись о чем-то говорить меж собой, они не слышали его, казалось, это вообще глухонемые.

— Этот мир бесконечно древнее вашего. Добро этого мира бесконечно сильнее вашей непомерной злобы! Не обманывайте себя, не прельщайтесь видимым! Просто ваш напор, ваша неукротимая кровавая ярость ошеломили всех, все застыли с разинутыми ртами, в растерянности, в столбняке… Но столбняк этот пройдет, и вас просто сметет с Земли, вас смоет первою же волной, смоет в вашу адскую пропасть!

— Ну ладно, хватит! — оборвал его черный и встал, ударив себя ладонью по черному блестящему колену. — Пора и за дело браться. Встать!!!

Сергей вздрогнул.

— Встать, сволочь!!!

Перемена была разительной. Лицо черного окаменело, налилось непонятно откуда взявшейся властностью, надменностью.

Двое мутноглазых подскочили к Сергею, ухватили его под руки, вздернули, поставили на ноги, сопровождая каждое движение ударами прикладов. Но Сергея уже бесполезно было бить. Он смотрел прямо в глаза черному. И во взгляде его была уверенность и сила.