После этих слов Рота достала большую розовую клизму, поставила на стол. Клизма напоминала мужской половой орган.

Хира искоса поглядела на Роту. Купейный вагон продолжал свое движение. Та так та так – та так та так.

– Рота…ты как себя чувствуешь?…

– Нормально. А что?

– Ты на что намекаешь вообще?

– В смысле?

– На что ты намекаешь этим? – указала на клизму.

– Я совсем не намекаю!

– Так я тебе и поверила! Такая женщина остается с беззащитной девушкой наедине и ни на что не намекает!?

– Да у меня и в мыслях ничего не было!

– Правильно, мыслей не надо, если все делается инстинктивно!

– Что все?

– Ты меня изнасилуешь!?

– Ты ненормальная?

– Первый раз слышу, чтобы перед тем как изнасиловать, проверяли интеллектуальный коэффициент!

– Не собираюсь я тебя насиловать! Сейчас буду спать!

– Значит, ты будешь спать, а я должна всю ночь нервничать?

– Почему?

– Потому что у меня предчувствие!

– Оно обманывает!

– Предчувствие меня еще ни разу не обмануло!

– А сейчас оно бессовестно лжет!

– Вот предчувствие говорит, что ты ко мне будешь приставать!

– Я отвяжусь!

– Мазохистка какая-то!

– Я не мазохистка! Я интеллектуальная женщина!

– Попроси, чтобы проводник перевел тебя в другое купе!

– Проводника нет на месте!

– Наверное, он тоже кого-то насилует! Целый вагон насильников!

Хоть выпрыгивай в окно!

– Ну, хорошо, что мне сделать, чтобы ты успокоилась?

– Изнасилуй меня, чтобы я дальше ехала спокойно!

Теодор усевшись верхом на осетрине, несся по ночной Москве. Ночь звездная, полумесяц блестел ярко. Он пролетал над домом Президента

России. было поздно, полночь. Он повернул голову осетрины вниз, шлепнул ее по острому горбу, и они тихонько влетели в спальню четы

Путиных. Теодор поудобнее расселся в кресле перед двуспальней кроватью.

Он расставил локти к бокам, стал приглядываться в кровать. Его естественно никто не видел.

Роскошное трюмо, рядом кресло – качалка. На стене висит картина

Айвазовского.

И прямо перед Теодором супружеская чета Путиных занималась сексом.

Президент России поставив Людмилу раком, входил в нее с размаху.

Иногда покусывал ей беленькую спинку, хватал ее за волосы, и пихал в нее свою погремуху.

Она слабо постанывала, а он продолжал свои движения взад вперед.

Теодор слышит диалог чего – то с чем – то. Эти сигналы поступали с постели, из интимных мест супругов. Эти звуки шли конкретно оттуда, из влагалища Людмилы, где ковырялся Путинский фаллос.

– Как я устала от тебя, ты так тверд.

– Это еще что? Вот когда кончу, я твердею больше.

– Ой что ты, что ты? Не пугай меня! Потише, нежно, что ты прям!

– Терпи, терпи, родимая.

– Я хочу окунуться в твой нектар. Когда ты выплюнешь его?

– Осталось мало, жди и верь.

– Но мне же больно, матка рядом.

– А мне что делать? Принимай товар. Уже готовлюсь.

– Но где же он, не вижу.

– Не отвлекай, я весь напряг.

– Ты в венах весь, и конусообразный.

– А ты влажна как лес после дождя.

– Не смей так глубоко входить, до матки ты не доплюнешь никак.

Будь разнообразней, стенки трогай.

– Лови товар, болтай поменьше.

– Да, да, уже плюешься, гад и сволочь.

– Ну все. У -у-у-у.

Неожиданно Путин задрожал, уперся на ее плечи, и глухо прорычав, кончил.

Через пять секунд он лег на спину, супруги оба лежа на спине, глядели в потолок.

Они разумеется, не знали, не ведали, что в спальне прямо сбоку сидит Теодор. Они его не видели.

Теодор направил прибор в их сторону, и стал явственно слышать, о чем думают про себя Владимир Путин и его жена Людмила.

Он думает: оф…хорошо кончил.

Она думает: ну как так можно, он стареет.

Он думает: а завтра мне встречаться с Лукашенко. Какого хрена я о нем щас вспомнил?

Она думает: что бы такое сделать? Побезобразничать хочется.

Он думает: кажись, ништяк я ее трахнул. Хотя ощущения уже не те, при оргазме особенно. Нет уж, надо найти себе любовницу. Хотя бы

Шарапову эту. Или Курникову. Нет, она шалава. Лучше Шарапова. А еще лучше попробовать с мужиком. Разве нет? А хули? Раз – не пидораз!

Кого бы выбрать а?

Она думает: принесут ли мне утром духи 'Сакэ'? Уй блин, как пукнуть хочется.

Он думает: а дочка Каримова вообще то ничего, нет? Вот бы я ей зафиндючил в попу! Жаль, что я правитель. Но ничего, вот решим вопрос с Грузией, а потом уж можно отдыхать.

Она думает: нашелся бы один мужик с размером сантиметров тридцать пять. Вот радость то была бы! Я ему член отрезала бы, пихнула бы себе сюда, и жила бы с ним всю жизнь. А то этот Добби со своей пипеткой забодал меня.

Он думает: скоро отдых, отпуск мой…Куда бы полететь отдыхать?

Мда…уже спать хочется…

Она думает: пойду попью сочку.

Людмила Путина развернувшись, присела на краешек кровати, накинула на себя розовый халатик, сказав Путину 'Я щас, попью сочку, приду', вышла из спальни.

Рота сидела на пуфике в большой светлой комнате, напротив нее стоял молодой парень, лет 26. Он был в самом ущербном виде, с недельной щетиной, чуть наклонившись вперед, смотрел на Роту, как пес на хозяйку. Он был высокий, худой, на кожу светлый, но волосы черные, кучерявые. Звали его Феликс.

В руках у него были алые розы. Красивые, в дорогой упаковке, в плетеной корзиночке. Он робко передал ей цветы, она холодно сказав

'мерси', отложила их на маленький столик сбоку. Затем вновь стала разглядывать его. Феликс отводил от нее глаза.

Такое ощущение, будто он чего – то или кого – то ждал, глаза напуганные, часто осматривался, резко оборачивался, будто его окликнули.

Рота сидела с полным правом, курила сигарету через мундштук, иногда поглядывала искоса на Феликса, иногда на дым, который выпускала изо рта.

Потом набрала в рот воздух, как бы готовясь к прыжку, изрекла.

– Феликс, а если я сейчас разденусь до гола, отдамся вам, и что?

Что после этого то? Опять вы меня не поимеете?

– …М-мм..Дорогая Рота. Я больной, поэтому я не могу быть с женщиной. Мне стыдно, да (краснея), но это так. Так, так, – он выпустил пар, тяжело выдохнул.

– Странный вы молодой человек…

– …Я знаю это, знаю (перебивая), но я никак не могу собраться с мыслыми: то я занят, то они.

– Лаура! – крикнула в коридор Рота.

Появилась молодая девушка лет 25 – 26. Небольшого роста, пухлая как пирожок, пышка, светлая, с турецкой челкой.

– Лаура, обед готов? – спросила Рота. Лаура кивнула. – Накорми пожалуйста нашего гостя Феликса. Он с дороги, голоден, принеси что нибудь выпить. Живо!

– Будет сделано, ханум, – Лаура выбежала прочь.

– Присядьте Феликс, – она знаком указала Феликсу на кресло.

Феликс уселся за стол. Он жутко покраснел, стараясь не глядеть на

Роту, она же пристально рассматривала его.

'Парень как парень, но что – то в нем не то'.

Через пять минут Лаура занесла в саласке в гостиную обед, помогала ей ее младшая сестра Алина.

Сестры – служанки разложили на круглом столе баварский салат, пражский шницель, гречку с шампиньонами и жаренным луком, картофельное пюре с клюквой, минеральную воду, зеленый чай, и фирменное пиво 'Тинькофф'.

– Готово, ханум, – обратилась Лаура к Роте.

– Спасибо Лаурочка. Все, отдыхайте. Кстати, идите домой, у вас, кажется завтра мероприятие. Готовится надо, – улыбнувшись, крикнула вдогонку служанкам. Дверь закрылась, Рота перевела взгляд на

Феликса. Тот иногда поглядывал на горячую еду, потом тут же оборачивался к окну, как бы боясь показаться голодным.