Назовем её Нина. Позднее выяснилось, что эта Нина в меня влюблена.
Вечером мы гуляли с Назариком, Тараном и ватагой ребят из чужого двора, во главе с одним тщедушным блатным семиклассником. Нина вышла из дома и замешкалась возле подъезда. Её повалили спиной на сугроб.
Кто-то держал её руки, а другой задрал шубу и раздвинул ноги в теплых шерстяных колготках. Нина, пытаясь вырваться, с какой-то куриной тупостью вертела головой и наблюдала, как к ней поочередно подходят и хватают за что попало. Когда подошла моя очередь, я тоже подошел к раскоряченной Нине и крепко схватил её за выпуклый жаркий лобок.
На следующий день к нам домой пришла классная руководительница с уголовным кодексом. Она все рассказал моим родителям, раскрыла уголовный кодекс на заложенной странице и потребовала, чтобы я зачитал вслух.
– Ну, что молчишь? А знаешь, как это называется? Это называется:
"Попытка изнасилования". Статья такая-то, заключение вплоть до нескольких лет.
Мама Тарана тоже провела с нами беседу, но без угроз. Она сказала: "А что если бы такое сделали с вашей мамой или сестрой?"
Мы попросили прощения у Нины, и все обошлось. Нина даже стала со мной как-то пугающе заигрывать. Я не смел ей грубить, но она мне была неприятна.
После восьмого класса произошло деление на агнцев и козлищ. Агнцы переходили доучиваться в девятый класс, чтобы затем поступить в институт и не ходить в армию. Или просто подольше не начинать взрослой жизни. Козлищи, с отметками похуже, из семей попроще, шли в техникум или ПТУ.
Иные техникумы сложностью не много уступали институтам. Они только не давали того престижа и освобождения от армии. Техникумы были машиностроительные, транспортные и строительные. В техникум мог пойти и весьма даже умный мальчик, которому надоела школьная опека и хотелось получить легальное право курить где угодно.
Училища тоже были разные. Достаточно назвать кулинарное училище, где готовили истинную элиту нашей молодежи, барменов, чтобы понять все величие презренных профессий. Но вообще-то это было клеймо.
Позорнейшим из учебных заведений, которым нас, наравне с тюрьмой, запугивали чуть не с первого класса, был пятнадцатое профессионально-техническое училище или попросту пшенка. Оно располагалось в желтом бараке близ безлюдных сюрреалистических эстакад железо-бетонного завода. В нем учились какие-то невероятно зашуганные недомерки в синей казенной форме, которых каждый день толпой гоняли в столовую, рубАть пшенную кашу. Пятнадцатое училище, как и все прочие заведения среднего профессионального образования, также называли шарагами.
Жарик, естественно, выбрал шарагу. Для него и восемь классов были неимоверным интеллектуальным подвигом. Как-то летом мы изнывали за столиком напротив моего подъезда, Жарик рассматривал раздел объявлений в газете и выбрал железнодорожное училище.
Железнодорожники, по его мнению, получали самую хорошую зарплату и отдыхали несколько дней подряд. Железнодорожник обладал правом бесплатного проезда и мог объехать на халяву хоть весь Советский
Союз. Железнодорожники – мужественные парни, которые не боятся ничего и никого. Вне всякого сомнения, Жарик стал бы выдающимся железнодорожником, если бы не попал в тюрьму.
В это время он особенно сблизился с неким Депутатом, низкорослым, желтоволосым, востроносым типом двумя годами старше нас. С виду этот
Депутат был самым обыкновенным деревенским малым, а по сути – прирожденным уголовником. Свое оригинальное прозвище он получил вовсе не потому, что баллотировался в Государственную Думу, как современные бандиты. Он слишком опередил свое время. И парторг завода РТИ единогласным голосованием назначил его отца депутатом городского совета трудящихся, как передового производственника.
Благодаря Жарику у нас с Депутатом установились приятельские отношения. Я заслужил его уважение тем, что при нем курил, пил и, кажется, ударил кого-то по лицу. Но уважение его было столь же сомнительно, как привязанность волка. Что-то непредсказуемое бродило в его дремучей голове, и он мог неожиданно вцепиться в глотку без всякой видимой причины.
Во время военно-спортивной игры "Зарница", когда армия "синих" должна была забежать на гору в центральном парке, а армия каких-то ещё – их туда не пустить, Депутат, вообще без опознавательных знаков какой бы то ни было армии, стоял на склоне, держа за жестяной ствол игрушечное ружье левой рукой, а правой останавливал и бил по лицу всех подряд пробегающих мальчиков, как будто хотел установить рекорд.
Летом мы с Тараном и компанией ребят из других классов пошли купаться на карьер У Третьего Моста, недалеко от Китаевки. Когда мы загорали на глинистом берегу, из чахлой прибрежной поросли появился
Депутат и стали требовать у моих знакомых закурить. Закурить ни у кого не оказалось. И после каждого отказа Депутат методично бил очередного мальчика по лицу, продвигаясь по кругу сидящих.
Я понял, что очередь неуклонно приближается к Тарану, а там, глядишь, и ко мне, и вскочил ему навстречу со словами:
– Депутат, ты чё, воще? Это же свои.
После этого словно какая-то пелена спала с его глаз, и он прекратил экзекуцию.
С таким вот партнером Жарик проводил время в лесопосадке за полем, где с войны сохранились окопы и вкопанные в землю бетонные цилиндры с бойницами – ДОТы. В эту посадку, как самое близкое от трассы укромное местечко, заезжали на машинах мужики с подругами.
Как только они оголялись для любовных утех, деревенские разбойники выскакивали из кустов и требовали выкуп. Однажды мне довелось принимать участие в подобном нападении, которое, к счастью, не увенчалось успехом. И это принципиально отличалось от "попытки изнасилования" Нины.
Мы с Жариком, Депутатом и ещё кем-то из деревенских заметили в посадке стайку мальчиков и девочек, романтически гуляющих между деревьев. Мы догнали их и, как положено, попросили закурить.
Поскольку мальчики оказались приличные и некурящие, мы стали их бить. Они не сопротивлялись.
После того, как каждого из мальчиков несколько раз ударили по разным местам, Депутат добрался до девочек. Выражение его востроносого смуглого лица заметно отупело, прозрачные глаза помутнели, он взял одну из девочек за руку и повел за бугор.
