— Мамочка, я тебя ищу!.. А все одинаковые…

— Какая ты чумазая! — сказала мама. — Стыдно будет тебя здесь знакомым показать. А Лёша где?

— Он там… Копает ещё… всякие черепки.

— Сейчас пойдём умоемся, а то на тебя смотреть страшно. Ну, а ты-то что-нибудь нашла в курганах?.

— Нашла, — сказала Таня и протянула маме плоскую ржавую коробку. — Вот!

Мама посмотрела на коробку:

— Зачем это тебе, Танюша? Ведь ты уже большая. Смотри, руки все в ржавчине. Брось её сейчас же!

— Нет, мама, — сказала Таня, — бросить нельзя, потому что там письмо.

— Какое письмо?

— Письмо… — Таня помолчала. — Очень простое письмо, мама… От… папы.

— Что?..

Мама побледнела и крепче взялась за палки низенького полотняного стула.

— Вот, посмотри! — Таня открыла коробку и протянула маме маленькую книжечку. — Только они слиплись. Тут сверху написано: «Шестнадцатого октября сорок первого года». А дальше про тебя… и про Лёшу… и про меня…

— Погоди!

Мама откинулась на полотняную спинку, минутку лежала с закрытыми глазами, потом медленно поднялась, села и сказала:

— Давай!

Она взяла книжечку и стала осторожно отделять одну страничку от другой. Один листочек чуть надорвался, и Таня вскрикнула.

Все листочки были исписаны всё тем же торопливым карандашом.

Мама разложила листочки по порядку на книге, которая лежала у неё на коленях, потом нагнулась и стала медленно и негромко читать:

— «Дорогие мои мать, жена, сын и дочка. Пишу в окопе. Немецкие танки прут один за другим. Похоже, что больше не увидимся. Я смерти не боюсь. Если погибну, то ведь это за вас, за мою семью, за Москву, за Родину. Верю, мои родные, мои хорошие, вернётся к вам счастье. Помните: оно куплено дорогой ценой. Помните это всегда. Берегите его. Книжечка кончается. Ладно, больше мне её не курить. Вот опять ползут, окаянные! Крепко целую вас. Про…» Про… щайте! — закончила мама, и белые руки её с папиросными листочками опустились на колени…

— Прощайте! — как эхо, повторила Таня. Она стала на колени возле низенького стула, заглянула маме в глаза:

— Мамочка, это папа писал, правда? Скажи, правда?

Мама пересчитала папиросные листочки. Их было восемь. Она сложила их стопкой и разгладила. Они тихонько шелестели.

— Ну, скажи, мама, это папа, да?

Мама прижала Танину растрёпанную голову к себе, поцеловала её в самую макушку и сказала:

— Доченька, по почерку трудно сказать… Ведь это писалось в страшную минуту… Всё-таки я думаю, что это он. Будем считать, что это папа.

И мама снова поцеловала Таню. А потом опять взяла папиросные листочки и стала их перечитывать, будто хотела выучить наизусть.

Она так и не решилась сказать Тане, что папа был некурящий и никогда не курил ни махорку, ни лёгкий табак и мундштука у него, конечно, никакого не было…