– Не кусайся, это те не колбаса, – услышал я его хриплый голос.
Он иногда помню, шлепал легонько меня по плечу.
Потом он развернулся на спину, закинув руки за голову, раздвинул ноги.
Я очень часто видел на порнокассетах гомосексуальные сцены, но я никогда не пробовал, и никогда б не подумал, что это придется мне делать самому.
Я чавкал и смаковал его член губами, вводил себе по самые гланды, уже вошел во вкус…
Потом – ЧПОК – он отстранил мою голову от его слюнявого члена, наклонил меня под себя.
Вильгельм вообще игрался со мной как с котенком.
Я сел на четвереньки, рачком, как это принято говорить. Мягкая постель, белые подушки придавали мне спокойствие. Я заметил, как он смазал головку члена каким то кремом, и ощутил его теплые ладони на своей попе. Я был в его власти, и ощущал себя женщиной. Слабой женщиной.
Потом почувствовал, как болтается головка его члена у моего заднего прохода. Он примерялся, и резко ввел его в меня.
Ой бля!…Вот это да!… Оф…ой!…Как это было красиво!
Он меня ебал и ебал как бабу, иногда шлепая меня по ягодицам, которые тряслись от его качаний.
– А жопа то у тебя хороша!…, – орал он и трахал меня, цепляясь ногтями пальцев за мою попу и спину.
Он исцарапал меня сильно.
Он кончил в меня литр спермы, вынул член, мне в этот миг было весьма больно. Струя его спермы потекла мне по спине, оттуда вниз, на простыню.
Я уткнулся лицом в подушку, стал кимарить. Минут через 30 услышал шаги, открыл один глаз. Это Вильгельм мне принес бокал пива.
– Пей, будет лучше, – он присел на край кровати.
– Не хочу, – я отвернулся.
– А я у тебя хорошая фигура, парень, он гладил меня по спине.
Я промолчал, голова трещала. Я закрыл ладонями лицо. Вот я и стал педерастом! Вот я, сукин я сын, стал гомиком! Я испугался, застыдился, покачал головой.
Минуты через три, помнится, я стал собираться.
Он на ходу мне бросил:
– Ну что, будешь теперь выполнять наши поручения? – его лицо выражало торжество.
Я ничего не ответил, но прикинулся, будто что то обдумываю.
– Не думай, это не поможет – почти смеялся Вильгельм. Ну так что, подпишешь нам бумагу?
Мне на голову будто налили кипяток.
– Нет, – это был мой сухой ответ.
– …Х-мм… А если в газетах появится вот эта сцена, где я тебя ебу в жопу, и даю в рот? Тогда что? – он противно улыбался.
– Все равно, пошел ты в пизду! – огрызнулся я.
– Рустам, не рыпайся, это не серьезно. Ну что мне тебе сделать, как мне тебе еще помочь? Хочешь, я помогу тебе поехать в Турцию,
Анталью? Отдохнешь, позагораешь.
– Зачем?
– Погуляешь вдоволь. Хочешь даже, поедем вместе, снимем номер, кейф! Кейф до утра! И все за мой счет!, – продолжал он густым сочным басом, каким говорят ораторы.
– Нет!
– Это твой бесповоротный ответ?
– Да! Пошел на хуй!!!
Я наспех оделся и впопыхах выбрался из этой квартиры.
9 июля.
Прошла почти неделя, все было тихо.
Я опять гулял, отдыхал, работал. Внутренне ощущал, что мне уже хуже не будет. Вряд ли они напечатают в газетах гомосексуальную сцену.
Но я знал, что кино еще не закончилось. Главные серии впереди.
На последней встрече, Макс мне дал денег, 500 долларов.
Мне уже было все равно, я уже был потерян для себя.
– на, трать, это безвозмездно, промямлил Макс.
Я стал их тратить.
Ресторан 'Хьюстон', сауны, девушки, и все остальное. Осталось всего то 100 баксов.
Опять звонок на мобильник, покоя нет. Это Макс.
– Рустам, заезжай завтра в 8 вечера на сумгаитскую квартиру. Есть дело.
– Макс, вы что, опять меня ебать будете?
– А что, понравилось?
– Нет уж, извините! Хорошего понемножку.
– Да нет, слушай, никто тебя пальцем не тронет! С тобой хочет повидаться господин Очаков.
– А это кто?
– …О-оо!… Узнаешь при встрече.
Квартира в Сумгаите была напичкана жучками, это факт. Но русские очень мудро выбрали квартиру именно в Сумгаите, так как этот город не Баку, он чуть вдалеке, туда руки не доходят, а если и дойдут, то не так скоро.
Я пришел туда как положено, позвонил, мне открыл двери Макс.
В гостиной сидел тот самый Очаков.
Оправа, большой нос, желтая сорочка. Он привстал, протянул мне руку.
– Зовите меня товарищ Очаков, – говорит он мне, посмотрев на меня в упор своими маслеными глазами.
Голос чуть хрипловат, но четок, чист.
– Хорошо, – угрюмо отвечаю я.
Мы уселись напротив. С минуту стал разглядывать его. Хочу описать его как можно яснее. Физиономия у этого Очакова похожа на черта.
Будто отцом его был не мужчина, а сам черт с рогами. Такой, типичный обыватель в погонах из России.
Темноволосый, с длинными баками, явно видно, что скупец.
Поднявшись, он солидно покачиваясь, пробрался меж шифоньера и стола на кухню, через минуту вернулся.
Макс как и прежде ушел из квартиры. Мы с Очаковым остались наедине.
Закурил сигарету, обжигая себе палец, он сидел в позе обиженного человека, готового в любой момент решить все проблемы и закончить на этом.
На столе я заметил тарелку с зеленью: петрушка, лук, репа. Три большие селедки, отварная картошка, хрустальный графин с водкой.
Он налил, мы выпили.
– Рустам, перейдем к делу, Рустам…Вы же видите, мы нуждаемся в вас, вы нам нужны, а вы ломаетесь, как муха на стекле.
– Простите, г-н Очаков…а кто вы вообще? С кем простите, имею честь?
– Я работаю в Москве, старший офицер службы внешней разведки…Ну это не важно впрочем. Рустам, не надо вам мудрить, ей богу. Обещаю, все будет хорошо.
– А что вы обещаете?
– Вот послушайте. Хотели бы вы работать заграницей? В разведке, при посольстве.
– То есть как?
– А вот так. Молча и просто.
– Будучи КГБ – шником, как сейчас?
– Да!… А как же иначе?!
– Допустим, я сказал да. И как вы это сделаете?
– А это уже наше дело, милостивый Рустам.
Ты пойми, Рустам, любой человек страстно желает, чтоб его оценили по достоинству, чтоб отметили его значимость. В принципе, ради этого он и живет.
Вот ответь: что нужно человеку больше всего? Ну что? Здоровье, здоровье детей, власти, гарантий в загробном мире. Правильно? Так было всегда, даже в 1 веке до нашей эры. И так будет вечно.
И все эти желания осуществимы, кроме одного: желания быть значимым. Любой человек хочет быть великим в своем деле, своей профессии и карьере. Но мало кто этого достигает. Я тебе предоставляю шанс: стань великим разведчиком. Будь кавказским Кимом
Филби!
А что тут такого? Это тщеславие, да! Ну и что?! – загадочно говрил он. – Сам Виктор Гюго, великий писатель, много лет домогался того, чтоб город Париж переименовали в его имя.
А Теодор Рузвельт умолял у участников экспедиции на Арктику, чтоб они на промерзлом льду нацарапали его имя: ''Рузвельт''.
Так что, тщеславие, это нормально. Ну что, парень, айда разведчиком за кордон? – он подмигнул мне левым глазом.
– А куда, в какую страну? – жую кусок селедки я.
– Хотя бы на Украину…или в Турцию, – в его голосе была решительность.
Я 'обещал подумать'. Мне захотелось посмотреть на его реакцию, стало любопытно, как же работает русская разведка, тем более, что этот Очаков взрослый, прошел школу КГБ СССР.
Но признаюсь, этот Очаков меня удивил, повел себя странно, он явно недооценил меня, точнее сказать, Азербайджан.
Очаков полностью перетасовал карты, и как – то непонятно вдруг налетел на меня.
– Слышь, Рустам, у меня нет времени играть с тобой в прятки, понял? У меня цейтнот, я горю – торопливо он сказал.
Я был конечно изумлен. Хотя его 'наезд' меня успокоил, я понял, что передо мной не ас спецслужб, а какая то русская шваль.
Гляжу, он опять турбанится.
– Давай, давай, пиши, – после этих слов он достает ручку, протягивает мне, указывая на бумаги в другой руке.