— А может, наркоман или алкаш? По поведению — самое оно.

— У наркоманов и алкашей профиль другой, Пичугин. Они ювелирные салоны не грабят. Они больше по дачам и гаражам. Да медную проволоку со столбов срезают. Хотя, ведь тоже цветной металл...

— Ну, даст Бог, завтра закроем дело, — воодушевился опер. — Мне больше всего узнать не терпится, как он сейф сумел втихаря порвать. Может, у него кувалда с глушителем?

Приятно готовить и проводить операцию, которая заведомо проста. Всего-то надо прихватить немолодого щупленького воришку, да еще и неопытного. Зато в активе будет раскрытие резонансного преступления, возмещение колоссального ущерба и прочее.

Бустов все же подстраховался и выпросил у начальства усиление. Ему дали двух молодых оперов, которые еще с утра заняли позиции на рынке под видом торговцев солнечными очками.

На Леню повесили радиомикрофон, и сидящий в машине Бустов мог слушать все, что творится в его палатке. Да еще и записывать. Лене также было дано указание: при появлении клиента громко сказать «У нас покупатель всегда прав». Но не сразу, а только когда тот «засветит» товар.

Операция проводилась втайне от милиции, обслуживающей территорию рынка. Бустов называл этих людей не иначе как «продажные говнюки» и не верил им ни на грош. В этом была доля риска. Рыночные менты могли заметить новые лица — тех самых молодых оперов, стоящих на подстраховке — и наехать на них по любому поводу, сорвав всю конспирацию.

Но еще больше был риск, что «продажные говнюки» растрезвонят про мероприятие по всем каналам. Ни одно крупное дело с их участием не заканчивалось успешно.

Около полудня Пичугин, поставленный на наблюдение, передал по радио:

— Приближается клиент, похож по описанию.

— Всем приготовиться, — скомандовал Бустов.

Он пытался услышать, что происходит в палатке у Лени, но слышал лишь невнятное бормотание, да прочие посторонние шумы.

Наконец Леня дурным голосом продекламировал: «А у нас покупатель всегда прав!»

Бустов схватил рацию:

— Второй, на сближение. Третий, четвертый — полная готовность!

Сам он выскочил из машины и, расталкивая народ, помчался к палатке на помощь Пичугину. На месте он застал следующую картину: опер придавил к полу малорослого тщедушного гражданина в затертых джинсах и пытался завести ему руки за спину. Тут же валялся кожаный портфель самого помойного вида.

Бустов, снимая с ремня наручники, бросился на помощь оперу. Неожиданно подозреваемый каким-то непостижимым образом вывернулся из-под Пичугина, откатился, схватил портфель и бросился к выходу. Но там уже стояли ребята из усиления.

Тогда он метнулся обратно в палатку, зачем-то забежал за прилавок и забился в угол, прижав портфель к груди. Леня наблюдал за всем этим действом с невозмутимостью, достойной античных статуй.

— Ну, все, хватит! — скомандовал Бустов. — Давай баул и протягивай сюда хваталки, — он потряс в воздухе наручниками.

Задержанный как-то сразу сник и безропотно капитулировал.

— Что за хреновина! — Бустов стоял с открытым портфелем в руках и изумленно хлопал глазами. — Леня, я не понял...

— Было! — Леня был изумлен не меньше. — Было рыжье, я ж не дурак, я ж САМ видел! Полный чемодан цацок и бирюлек! Я ж САМ видел!

Никакого золота в портфеле не оказалось. Только пара толстых потрепанных книг, футляр от очков, замызганная пластиковая бутылка, драный зонтик и еще почему-то ржавые плоскогубцы.

— Я САМ видел! — божился Леня. Он был слегка напуган. Словно на его глазах куча драгоценностей превратилась в кучу дерьма.

Бустову же виделась иная картина. Ему сразу подумалось, что Леня с этим старым проходимцем обделали свои дела, хорошо спрятали товар, а уж потом была произнесена кодовая фраза.

Только когда он мог успеть? И в чем смысл?

— Всех — в райотдел, — распорядился он. — Палатку обыскать и простучать всю до последнего гвоздя.

Он поймал взгляд Пичугина. Взгляд был еще более испуганным, чем у Лени.

Пичугин, как выяснилось, тоже успел увидеть золото.

Задержанный сидел на стуле, жалкий и скукоженный, как подбитая птица. Он с унынием смотрел в окно сквозь решетку и крайне вяло реагировал на сигналы извне.

— Драницкий Сергей Сергеевич, — проговорил Бустов, разглядывая паспорт.

— Что? А, да... — прошелестел неживой голос.

— И вам, действительно, тридцать пять лет?

— Что? А, да, тридцать пять...

Бустов недоверчиво хмыкнул. Задержанный выглядел на все пятьдесят. Впрочем, стресс — штука непредсказуемая. Многие люди, оказавшись здесь, имеют бледный вид и даже выглядят старше.

Но не настолько же, подумал Бустов.

У него даже возникли сомнения в подлинности паспорта, но никаких следов подделки он пока не разглядел. А уж на эти вещи глаза у него были натренированы прекрасно.

— Ну, ладно, Сергей Сергеевич, хватит тут дурака валять. Рассказывай, куда успел так шустро золотишко скинуть.

— Да какое золотишко! — Драницкий на секунду ожил. — Вы тут все просто помешались на каком-то золоте. Я тут при чем?

— А вот так со мной разговаривать не надо, — спокойно, но внушительно проговорил Бустов. — Продавец видел у тебя золото, и сейчас он дает показания в соседнем кабинете. Более того, наш сотрудник успел разглядеть в портфеле ювелирные изделия, которые ты принес продавать.

— Ничего я не собирался продавать. Я вообще туда зашел зонтик починить...

— Глупо отрицать, когда двое свидетелей видели у тебя золото. Двое! И один из них — наш сотрудник, который галлюцинациями точно не страдает. Что скажешь, Сергей Сергеевич?

— Не знаю я никакого золота. Показалось вам с перепуга, вот что я скажу. Помешались просто на золоте... — и он снова с тоской уставился в окно.

Бустов протяжно вздохнул. Прошелся по кабинету, закурил. Собственно говоря, предъявить этому типу было нечего. Если не расколоть прямо сейчас — придется отпускать. Прямо мистика какая-то.

Бустов ждал звонка от Пичугина, который в спешном порядке отбыл на обыск квартиры Драницкого. Был немалый шанс, что там что-нибудь да найдется.

— Ты где работаешь-то, Сергеич?

— Я? Инженер в проектном институте.

— И что проектируем?

— Я ничего не проектирую. Так, ремонтирую всякую ерунду.

— И что же ты, инженер, не смог сам себе зонтик починить?

— А я не по зонтикам инженер, а по тепловым системам.

Бустов никак не мог понять, что чувствует задержанный. Он уже давно научился видеть людей насквозь и понимать тончайшие линии их поведения. Драницкий же был загадкой. Не поймешь: то ли он в самом деле не понимает, чего от него хотят, то ли уверен в недоказуемости и мастерски корчит из себя пришибленного дурачка.

Разговор повисал в воздухе. Бустову нечего было спросить, а задержанный и не собирался ему помогать.

Оставался еще один туз в рукаве, серьезный, как считал Бустов. Впрочем, он сейчас ни в чем не был уверен. Потому что четко видел: дело обрастает неприятными сложностями, и успешное его завершение, похоже, откладывается. И пресловутый туз неумолимо терял в весе.

Доставать, не доставать?

А, достану! — решил, наконец, Бустов.

Он открыл сейф, бережно извлек вчерашнюю брошь, уже упакованную в полиэтилен.

— Знакомая безделушка?

Драницкий глянул мельком. В глазах, вроде, что-то мелькнуло, но тут же пропало.

— Не знаю, — буркнул он. — У меня таких вещей сроду не водилось.

— А может, наконец, завелись?

— Оставьте меня в покое, никакого золота у меня нет и не было, кроме единственной коронки во рту.

«То, что эту вещь он вчера продал Лене — факт доказанный и не требующий признания, — размышлял Бустов. — Но то, что именно он ее украл — на этот счет ничего пока нет. И не предвидится. Нашел, да и все. Если только повезет, и лох поведет себя как положено лоху. Подарит, например, одну из цацок какой-нибудь подружке. Если уже не подарил...»