Так что, скоро приедет машина и отвезёт старичка туда, где будут готовы гроб и венки с едва-едва просохшими "Вечная память", "От коллектива 18-го управления КГБ СССР дорогому усопшему…" и прочими разными "От…". Обмоют, в костюм уже приготовленный родственниками обрядят, ну, а потом – зал, прощание, речи, машина… и поехали на кладбище.
А пока старичок тихо лежит на своей кровати, поскольку вышла какая-то хреновина, – машина не приехала и по телефону просили часок-другой-третий обождать. Мол, мы Иваниваныча заберём, но чуток попозже, хорошо? Не в обычный же морг его везти… где простые смертные, – пардон, – простые покойники лежат?! Так что, извиняйте сердечно и ждите – приедем.
Покойник, он, конечно, есть-пить не просит… хлопот не доставляет… а марксизм-ленинизм учит нас, что в нём (покойнике) ничего страшного нет… однако, между нами, товарищи, говоря, ночью как-то жутковато. Дверь в комнату прикрыли, в другой – самой большой комнате, роднёй собрались… ждут. Переругиваются шёпотом. В наследство, так сказать, вступают. Соседи тут же толкутся, любопытствуют, советы дают…
…И вдруг открывается дверь и проходит через комнату целое шествие – прямо в открывшуюся дверь комнаты покойного: люди, люди, люди… и идут… и идут… священники, работяги, военные, дети, взрослые, мужчины и женщины… вон, Господи, и с грудными на руках!..
Кто светом осиян и смотрит сурово, а кто лицом тёмен… отворачивается…
И всё идут и идут в гробовой тишине… только откуда-то снизу гул… не столько слышен, сколько всем телом ощущается, как вибрация сдержанной, но страшной силы…
А у дверей стоит наш мертвец на коленях… ниц пал. Только больничная рубаха на костлявой спине разъехалась – позвонки торчат, тощая синяя задница видна. Таким, говорят, его и нашли позже.
Так разогнуть и не смогли – в специальном гробу хоронили.
А люди проходят мимо него молча и конца-края им не видно… и не смотрят на него. Ни светлые, ни тёмные…
…
Говорят, что, мол, кто с ума сошёл, кто в монастырь подался, да только не верится мне. Какой такой монастырь в семидесятые?!
Библию-то хрен достанешь…
А дом и по сию пору стоит. Куда он денется…
Я там в 1992 году в подвале – бывшей прачечной – в издательском кооперативе работал.
Жутковато по ночам, врать не стану. Очень уж дом непростой…
***
Ну, положим, о тайных подземельях Екатеринбурга – это не ко мне.
В своё время краеведы об этом многое чего понаписали. Однако, в случае обнаружения их (ходов и подземелий) во время строительства, советские власти много шума не поднимали. Зальют бетоном дыру в земле, пробурят вокруг пару мелких скважин – убедятся, что не осядет возводимое здание – и 'следствие закончено – забудьте'.
Я о другом…
И сразу предупреждаю – источников не выдаю! Впрочем, вряд ли кто в здравом уме и твёрдой памяти поведает вам то, о чём собираюсь рассказать я.
Итак, гости Екатеринбурга, а уж тем более горожане, хорошо знают
Белый Дом, торчащий на берегу реки Исеть. Самое высокое здание столицы Урала. Пока его возводили, смахивал он на зазубренный обломок, торчащий из земли. Так и прозвали резиденцию первого секретаря обкома партии 'Зубом Мудрости'… ну, а когда здание полностью построили, – бодрый, приятный глазу белый небоскрёб, – то стал он двусмысленно называться в народе 'Член правительства'.
Торчит этот 'член' и по сию пору…нам бы, мужикам так!
Однако, всё меньше в городе людей, возводивших это чудо советского градостроения. Да в архивах КГБ пылится пухлая папка с грифом 'Хранить вечно'… и, между прочим, только здесь и хранится.
Ни копий, ни чего другого в Москве нет. Можете и не искать, будь вы хоть самим главой КГБ г-ном Патрушевым.
***
Фундамент здания непрост и в инженерном отношении представляет собой солидное сооружение. Во-первых – река рядом. Мало ли что… ещё начнёт сырость в подвалах разводиться… тем паче, что бомбоубежище под Белым Домом отгрохано – будьте любезны! Так что котлован под здание рыли долго и аккуратно.
Ну, Урал – он и есть Урал. Камня здесь навалом, это вам каждый садовод скажет. При предварительном бурении убедились, что советский небоскрёб не завалится со временем набок, и дали отмашку на строительство.
Естественно, и археологи для проформы поковырялись. Нашли пару монеток 1720 и 1724 года чеканки, полтора килограмма монеток дореформенных, – в смысле – отчеканенных до денежной реформы 1961 года, – но костей, черепков и прочих артефактов не нарыли.
И вот… доковыривает экскаваторщик Мосунов до самого скального основания участок, положенный ему по долгу службы… а из-под ковша
– искры полетели. Да не мелкие, знакомые любому экскаваторщику, а крупные… ядовито-жёлтые…
Первая мысль – бомба! Однако откуда здесь бомбам глубоко в земле сидеть? От жёлтой курицы? Не Москва, не Питер… слава Богу, немцы на своих бомберах досюда не добрались! Короче, слезает Мосунов с сиденья, закуривает и нехотя ковыляет к ковшу, – всю задницу за смену отсидишь! Радикулит – профессиональная болезнь… не считая хронической простуды и геморроя. А по инструкции положено поглядеть… чтоб их чёрт побрал, этих профсоюзных долбаков – понапишут незнамо чего, а рабочий класс отдуваться должен…
Через пять минут Мосунов не своим голосом прораба зовёт. А может и не прораба. Орёт человек дурным голосом во всё горло… потухшая папироска из угла рта свисает… прилипла. Прораб, естественно, долго не появляется, а работный люд, радуясь незапланированному перекуру, собирается вокруг жестикулирующего Мосунова, бесперечь машущего рукой в сторону своего застывшего экскаватора, а потом, в естественном любопытстве бредёт, оступаясь на вывороченных камнях, к ковшу. Мосунов сзади нерешительно бочком пробирается…
***
Представьте себе металлическое сизое кольцо диаметром метра в полтора, впаянное в гранит. Причём от этого кольца во все стороны, вроде, как корни в граните протискиваются. Если присмотреться, то и гранит, и кольцо единое целое составляют. Каждый корешок выпускает множество боковых корешков и они змеятся, переплетаются… и постепенно сходят до толщины волоска.
А середина кольца крышкой закрыта. Причём сразу видно, что это именно крышка. Лежит себе, подлая, даже зазоры между крышкой и кольцом пылью не запорошены. С какого хрена искры летели, непонятно!
Ни царапинки, ни пылинки на всём металле… и даже на всей гранитной поверхности – в радиусе метра два. Будто не ковшом убрано, а рисовой мягкой метёлочкой, как у археологов.
Фотографии крышки в деле имеются, конечно. Только смотреть не советую. Нет там ничего – идеально отполированный сегмент сферы. Но, вот, что в деле имеется: каждый, – подчёркиваю – каждый! – о своём говорит. Мол, изображено на крышке лицо какое-то.
…кто-то и зубы видел…
А фельдшерица старенькая, как раз по поводу сломанного пальца у одного из разнорабочих приключившаяся, так за сердце и схватилась – перепугала всех. Итак народ сам не свой – а тут ещё охает бабка, хватается за сердце и оседает… пена изо рта пошла, кстати. Хрен его знает, мы не медики, может, так оно и должно быть при плохом сердце…
Отдельно замечу – в деле есть показания фельдшерицы этой. И знаете, что она сказала? Что в момент, как у неё сердце схватило, явственно послышалась ей музыка… и она её узнала. Помните песню
'TIME' 'Пинк Флойд'? Ну, самое начало, когда басы в дело вступают?
Внучок её задолбал этой песней на магнитофоне – самая мода была в те времена. А стены-то деревянные… жила бабка в самом центре в трущобах у 'Дома контор' на задворках. Вот внук её и достал…
А там и в самом деле начало песни жутковатое. А не верите – врубите наушники на полную мощность и послушайте… пока кровь из ушей не пойдёт. У бабки – пошла. Слишком внезапно и громко загремело… и зло как-то… не по-человечески зло.
