В то время как в лагере Карла раздавались насмешки в адрес русского царя, Петр не терял зря времени. Он не знает ни слабости, ни усталости. Царь был не из тех людей, кто опускает руки и склоняет голову перед неудачами. Испытания, напротив, закаляли волю Петра. Как и после первого Азовского похода, неудача подхлестнула его, и он энергично и целеустремленно принялся ковать будущую победу. Об огромном напряжении его сил и до предела мобилизованной энергии свидетельствует сухая хроника его переездов. В конце января 1701 года он мчится в Биржу, возвратившись оттуда в Москву, спешит в Воронеж, где проводит два с половиной месяца, затем отправляется в Новгород и Псков. В последующие годы царя можно было встретить в Архангельске, у Нотебурга, на Олонецкой верфи, у стен Нарвы и Дерпта, в Петербурге.
Петр мчится как курьер – день и ночь, в любую погоду и в любое время года. Обыкновенная повозка или сани были для него и местом ночлега, и обеденным столом. Останавливался он только для смены лошадей. Каждое перемещение царя – не только веха в его личной жизни, но и определенный этап в мобилизации усилий страны на борьбу с неприятелем. Это повседневный труд царя, его личный, так сказать, вклад в общее дело.
В Биржу Петр ездил на свидание с Августом П. Польский король, не отличавшийся ни отвагой, ни верностью, ни желанием мобилизовать все ресурсы для борьбы с неприятелем, ничем не дороживший так, как польской короной, и поэтому готовый на любой шаг ради ее сохранения, был тем не менее для России бесценным союзником. Чем дольше Карл XII будет гоняться за Августом, тем больше времени получит Россия, чтобы залечить последствия Нарвы. Именно поэтому Петр не жалел ни усилий и времени, ни материальных и людских ресурсов для поддержания Августа. В Бирже был подтвержден союзный договор, по которому Петр обязался предоставить в распоряжение польского короля 15—20-тысячный корпус и вдобавок к нему ежегодную субсидию в 100 тысяч рублей.
В Новгород и Псков царь отправляется, чтобы руководить строительством оборонительных сооружений. По его указу на работы были привлечены драгуны, солдаты, священники «и всякого церковного чина мужеского и женского пола», так что пришлось даже прекратить службу в приходских церквах.
Архангельск привлек внимание Петра в связи с полученным известием о нападении на город шведских кораблей. Царь отправился в дальний путь, чтобы укрепить единственный портовый город, связывавший Россию с Западом.
Значение Архангельска отчетливо оценивали и в Москве, и в Стокгольме: через Архангельск шла львиная доля русских товаров в Европу. Следовательно, порт приносил стране доходы, в которых остро нуждалась казна, опустошавшаяся войной. Для России Архангельск, кроме того, являлся единственным портом, через который поступало вооружение: английские и голландские купцы ради высоких барышей пренебрегали риском, привозили в Архангельск контрабанду. Государственный секретарь Швеции С. Океръельм писал в сентябре 1700 года: «Корыстолюбивые амстердамцы из-за своей жадности всячески поддерживают русских военными материалами и иным». Именно поэтому шведы вынашивали план разрушения Архангельска и блокирования подступов к нему путем потопления в фарватере устья Северной Двины русских кораблей.
В условиях строжайшей секретности в Швеции готовилась морская экспедиция против Архангельска – все прочие планы, предусматривавшие продвижение шведских войск по суше до Холмогор, с последующей посадкой их на корабли, были отклонены, ибо они лишали нападающую сторону внезапности, которая могла обеспечить успех операции.
Экспедиция в составе трех фрегатов и нескольких мелких судов взяла курс к Белому морю в конце мая 1701 года. Инструкция, подписанная Карлом XII, обязывала командора экспедиции К. X. Лёве прибыть в Архангельск ранее появления там иностранных торговых кораблей, чем обеспечивалась скрытность операции. Цель экспедиции – «сжечь и разорить город и все русские корабли и суда, захватить и увезти по военному обычаю все, что смогут…». Король обещал участникам похода четвертую часть всей конфискованной контрабанды и половину добычи, захваченной у жителей города.
Три фрегата и четыре более мелких судна в общей сложности располагали 122 пушками и 828 десантниками и членами команды. Через месяц корабли военного флота под видом торговых достигли Белого моря.
Петр допускал возможность нападения шведов на Архангельск и сразу же после нарвской катастрофы, в конце декабря 1700 года, отправил указ воеводе А. П. Прозоровскому срочно соорудить на Малой Двине крепость, получившую название Новодвинской.
Сооружением крепости фактически руководил архиепископ Холмогорский и Важский Афанасий, сведущий в технике и фортификации. Хотя на сооружение крепости были мобилизованы сотни людей и строительство велось достаточно интенсивно, но ко времени появления близ нее шведских кораблей готовность ее строители не обеспечили. Объяснялось это прежде всего поздним в этих краях освобождением реки ото льда, так что закладка крепости состоялась только 12 июня.
Между тем как ни старались шведы скрыть отправку экспедиции, о ее подготовке стало известно царю, и он отправил архиепископу указ о досмотре всех кораблей, державших путь к Архангельску, и предписание «от приходу тех неприятелей быть во всякой осторожности и всякое уготовление к отпору их с болярином и воеводою со князем А. П. Прозоровским чинить с общего совету».
Двигавшаяся к Архангельску эскадра встретила судно поморов, промышлявших рыбу. В руки шведов попал лоцман Иван Рябов. «И дознались де они, иноземцы, от покручеников его, Ивашковых, что он лодейный кормщик, и муча де ево, Ивашка, всячески и саблею над головой ево стояли многажды и с корабля на веревки в воду дважды бросали». Лоцман, как надеялся командор, должен был благополучно провести корабли к стенам Архангельска.
Когда эскадра подошла к острову Мудьюгскому, на флагманский корабль прибыл небольшой отряд во главе с капитаном Николаем Крыковым. На вопрос, что за корабли, ему ответили: «Английские торговые, идут к городу для торговли». Хотя командор принял меры предосторожности, упрятав экипаж в каюты, а пушки прикрыв парусиной, совершавшие досмотр солдаты обнаружили, что это не торговый, а военный корабль. Крыков в упор спросил командора:
«Вы – шведы?» В ответ командор сначала пригласил капитана в каюту и угостил водкой, но, убедившись в бесполезности этого гостеприимства, дал команду обезоружить и взять под стражу досмотрщиков.
Продолжительное отсутствие капитана Крыкова и его подчиненных показалось оставшимся на берегу подозрительным, и на шведский корабль отправился более многочисленный отряд под командованием Г. Н. Животовского. После того как ими было обнаружено «многое число» лежавших на полу шведских солдат, они в одно мгновение оказались на своем баркасе и двинулись к крепости, понеся потери от стрелявших по баркасу шведов.
Теперь уже шведам стало ясно, что их хитрость не удалась и им ничего не оставалось как обнаружить подлинные цели своего визита. Началась тринадцатичасовая дуэль между артиллерией недостроенной Новодвинской крепости и посаженным Рябовым на мель фрегатом. Фрегат, лишенный возможности маневрировать и использовать всю мощность артиллерии, являлся удобной мишенью для крепостных пушек, и если новодвинцам долгое время не удавалось превратить неприятельские фрегаты и шняву в щепы, то это объяснялось лишь неопытностью русских артиллеристов.
Как только было обнаружено, что Рябов сознательно посадил фрегат на мель, К. X. Лёве велел его и переводчика Дм. Борисова расстрелять. Борисов пал замертво, а Рябов прикинулся убитым и, улучив момент, бежал с корабля. В результате сражения 26 июня шведы потеряли два корабля с артиллерией, часть боеприпасов и продовольствия.
Любопытна судьба участников эпопеи под Новодвинской крепостью. Славу победителя снискал воевода князь Прозоровский, который, услышав артиллерийскую канонаду, смалодушничал и бежал из Архангельска. Это, однако, не помешало ему отправить победную реляцию, приписав себе успех операции, а подлинный герой Иван Рябов Прозоровским был брошен в тюрьму, где его «мучили и содержали в оковах» за то, что он нарушил воеводский указ, запрещавший поморам выходить на промысел «ради опасения свейских воровских кораблей». Заслужил царскую благодарность, помимо воеводы, и архиепископ Афанасий, которому царь выразил за радение «милостивую похвалу». Что касается командора К. X. Лёве, то он был отдан под суд, но оправдан.
