– Быстро одевайтесь, – скомандовал он, – вон там ваши кони, – и указал в сторону степи.

Чиркудай разглядел несколько всадников за юртой и пошёл к ним. Одни из нукеров сунул ему в руку повод с его Чёрным, который приветливо заржал. Чиркудай мог узнать его среди тысячи коней. Он быстро проверил, как его оседлали и перетянул подпруги, щекоча Чёрному брюхо, чтобы тот его не раздувал.

– Хитрый, – заметил один из нукеров. По голосу Чиркудай определил, что обвинивший его коня в хитрости совсем молодой парень. Наверное такого же возраста как и он.

– Мой так не может, – продолжил разговор паренек, – а твой надувает живот, чтобы подпруги были послабее.

Стало быстро светать. Подскакал Субудей, на сером жеребце, пересчитал людей и спросил:

– Все здесь?

Ему дружно ответили, что все.

И Субудей рванул в степь, крикнув:

– За мной!..

Чиркудай с земли вскочил в седло, он научился этому в банде Гурджила, и помчался за Субудеем. Подмерзшая земля загудела как барабан под десятками лошадиных копыт. Холодный ветер стегнул по лицу, словно мокрая девятихвостая плетка.

Через час они заменили пастухов около огромного табуна. Все видимые с коня лощины заполнили шевелящиеся лошадиные спины.

Отряд Субудея состоял их молодежи. А те нукеры, которых они заменили, были постарше. Неторопливо поговорив с Субудеем, их командир проехал мимо Чиркудая, с любопытством осмотрев паренька. Очевидно и до них докатились слухи о том, кто он и откуда.

Субудей проводил отстоявших смену чабанов до ближних сопок и, вернувшись, распределил кому где быть. Он объехал табун, придирчиво рассматривая животных. Потом направился к Чиркудаю:

– Ты правильно сделал, взяв лук и стрелы, – одобрил он. – Мы сегодня погоним коней в урочище Цайдал. Там еще не паслись. Это далеко от нашего куреня, – и неопределенно добавил: – Всякое может случится.

Но все прошло без приключений. Они неделю пасли табун, а потом пришла следующая смена. Поговорив с прибывшими, Субудей повел свой отряд в курень. Но как понял Чиркудай из разговора с другом, здесь были не все его люди. А отряд у Субудея оказался громадным: он состоял из восьмисот нукеров. Треть из них была старше своего командира.

Чиркудай сразу заметил, что его названный брат очень строг и требователен, и поэтому Чиркудай ни разу не дал повода укорить себя, моментально исполняя любые его поручения. Так же поступал и Тохучар.

И еще Чиркудай стал привыкать к своему новому имени. Все теперь его называли Джебе, кроме Субудея и Тохучара. Но они его называли Чиркудаем, когда были втроем. При всех обращались так, как велел Темуджин.

Они так и жили втроем в одной юрте. Когда выпал снег, дружно натаскали его под стены юрты и утрамбовали, чтобы было теплее.

Через некоторое время Субудей сказал, что сына Темуджина зовут Джучи. Но когда он стал рассказывать дальше, про жену Темуджина Борте, и как ее украли меркиты, то надолго замолкал, подбирая слова. Чиркудай понял, что друг о чем-то недоговаривает. Однако не приставал с расспросами. Он понимал, что со временем само всё проясниться.

У Джелме тоже была жена, но детей еще не было. Братьев Темуджина, Хасара и Бельгутея, Чиркудай раньше не знал. Впервые увидел их в курене. Они его не интересовали. Но во время следующего дежурства в табуне, он неожиданно вспомнил прошлое: беседу кузнеца Джарчи с Темуджином. Поколебавшись, Чиркудай поинтересовался у Субудея:

– Помнишь, Джарчи спрашивал у Темуджина про то, кто убил его сводного брата, Бектера?

– Помню, – недовольно скривился Субудей.

– Он убил Бектера с этим Хасаром?

– Ну да, – вздохнув подтвердил Субудей. – У него один родной брат с именем Хасар. Бельгутей тоже сводный, от другой матери. Отец у них у всех один, – немного помолчав, Субудей предупредил: – Старайся ему на глаза не попадаться. Он уже задавил несколько человек в курене: кого по приказу Темуджина – их было за что, – кого по пьянке. Силен дьявол!

Чиркудай кивком головы поблагодарил друга. Но внутри у него ничего не напряглось, как обычно бывало перед опасностью. Он не боялся Хасара. Твердо знал, что при случае сможет за себя постоять. И верил в Темуджина, который потом будет их судить по справедливости.

Зима пролетела быстро, без приключений. Ближе к весне, Темуджин отправился с нукерами, на загонную охоту: бить оленей и лосей. Пригласил троих друзей. Но Субудей отказался, сославшись на разболевшиеся зубы. Чиркудай не любил охотиться. У него еще не забылись полуголодные скитания по степи, где охота была не развлечением, а тяжелым выживанием. Он отказался, прямо сказав об этом Темуджину. Тот не стал ни о чем расспрашивать. А у Тохучара даже не поинтересовался, хочет тот с ними поехать или нет. Стегнув коня, Темуджин умчался во главе сотни нукеров в степь.

За зиму они пасли коней три раза. И один раз – овец. Морозы держались в том году до самой весны, и Чиркудаю показалось, что она пришла внезапно, за несколько дней озеленив всю степь, покрыв ее ковром алых тюльпанов. Именно весной произошло событие, которое породило много неприятностей и радостей, трагедий и потрясений, передававшихся впоследствии из поколения в поколение, от одного к другому, как по цепочке.

Приняв коней в третий раз, Субудей со своими нукерами отогнал их подальше в степь, к зеленой траве. Чиркудай, как обычно, следил за правым крылом табуна, вместе с Тохучаром. Около них надолго останавливался Субудей, в обязанности которого входило наблюдение за всеми конями и за своими нукерами.

Как-то вечером, когда солнце уже закатилось за горизонт, но еще было светло, из-за сопок на табунщиков свалилась лихая ватага людей длинной воли. На пастухов посыпались стрелы. Несколько человек убили сразу. Субудей озверел, налетая на захватчиков с саблей. Чиркудай уходил от разбойников в степь и на ходу, в развороте, отстреливал их. Но конокрадов было больше.

Подгоняя пятками Черного, он неожиданно выскочил перед группой воров и, быстро выстрелив из китайского лука, уложил двоих. В ответ прилетели стрелы противника. От одной Чиркудай не успел увернуться. Стрела впилась ему в левое плечо.

Чёрный, разгоряченный схваткой и криками, легко унес его в степь. Выдернув стрелу из, вспыхнувшего болью, плеча, Чиркудай оторвал лоскут от хлопковой рубахи, которую ему подарил Субудей, перевязал рану и вернулся назад, крадучись, въехав на сопку. И увидел табун, уходивший в затянутую сумерками степь, и понял, что победили угонщики. Чиркудай пустил Черного с места в иноходь, вокруг сопок, рассчитывая выйти наперерез конокрадам.

К узкой лощине он успел раньше, чем туда доскакала разгоряченная масса коней. Но никого из своих Чиркудай не увидел. Однако отнесся к этому спокойно: привык действовать в одиночку. Встав за массивными острыми камнями, которые торчали из земли словно зубы дракона, около сужения, решил из этой засады перестрелять столько бандитов, сколько у него осталось стрел. Стрел было девять. Все получилось так, как он рассчитывал. Разбойники ехали быстро, уверенно, и даже не озирались по сторонам. Очевидно думали, что избавились от всех пастухов. Перед Чиркудаем проносились только чужие. Он сумел рассмотреть это в наступившей темноте.

Терпеливо подождал, когда мимо него с гулким топотом пронеслись первые кони и появился первый угонщик. Свиста стрел в таком грохоте услышать было невозможно. Конокрад взмахнул руками и завалился в седле, понемногу сползая вниз. А его конь, почуяв неладное, рванул с табуном дальше в распадок.

Чиркудай выстрелил девять раз. Последняя стрела, вонзилась в спину промчавшегося мимо чужого нукера. Он видел, что вор упал. Это заметили и товарищи разбойника. Сквозь обвальный грохот копыт, Чиркудай услышал их крики. Но не стал дожидаться, когда его начнут искать. Пригнувшись к гриве Чёрного, он стремительно стал уходить в ночную степь. Его так и не обнаружили.