Старик комкает в руках свою воскресную шапку. Все непонятное угнетает его. А эти научные выкладки ему явно недоступны. Кроме того, он, кажется, не решил, как ему следует отнестись к словам Вюнше. В шутку или всерьез? Инстинктивно он чует опасность.

Вюнше неторопливо изучает наши физиономии, затем продолжает:

- Между прочим, у Вальтера Вайнхольда чистая первая группа. Это мы установили еще на первом следствии.

Ничего не понимаю. У меня первая, но у отца с четвертой группой таких детей быть не может…

- Я… не его сын? - спрашиваю я, заикаясь.

Вюнше утвердительно кивает. Только теперь до старика доходит смысл сказанного. С диким криком он вскакивает с места и бросается к столу, но схватить бумаги не успевает. Полицейский выворачивает ему руки за спину. Старик лягает его по коленке. С помощью Вюнше старого Вайнхольда усаживают на место. Старого Вайнхольда? Да, старого Вайнхольда, который больше не приходится мне отцом!

Во время этой сцены прокурор спокойно сидит и наблюдает, только наблюдает.

- Кто же я тогда? - спрашиваю я недоуменно.

- Прежде всего вы не Вайнхольд, это несомненно. Удивительно другое: у погибшего Дитера Коссака, согласно больничной записи о переливании крови, указана четвертая группа, а у старшего Коссака и его жены была первая.

Я больше не в силах следить за ходом рассуждений. Болит голова. Вижу лишь, как шевелятся губы Вюнше. Отдельные слова еще долетают до моего слуха, но общий смысл сказанного я не улавливаю. Наконец чувство головокружения проходит. Смотрю налево: возле старика стоит полицейский и надевает ему наручники. Наверно, старый Вайнхольд никак не хочет смириться.

- Итак, согласно свидетельству Мозера, Дитер Коссак остался жив после взрыва, но в то же время в больнице умер какой-то Дитер Коссак, который не мог быть сыном родителей с первой группой крови; а поскольку у Вайнхольдов есть двое поныне здравствующих детей, то подделка ясна: Эдвин Вайнхольд не убивал ребенка, а лишь подменил имя и фамилию, чтобы избавиться от неудобного законного наследника коссаковского двора. Итак, Вальтер Вайнхольд, отныне вас зовут Дитер Коссак! Маленький Вальтер Вайнхольд был смертельно ранен при взрыве мины, Дитера же Коссака ранило легко. В этом возрасте дети часто похожи друг на друга, а говорить оба малыша еще не умели.

- Ложь, гнусная ложь! - кричит старый Вайнхольд, по пыл его быстро иссякает, и он опускает голову.

- Нет, Эдвин Вайнхольд, ваша жена во всем призналась Уле Мадер. Обе приехали сюда, когда мы с вами беседовали перед обедом. Показания фрау Вайнхольд явились лишь отправным пунктом, остальное выяснилось быстро. Она хотела помочь. Но не вам и не своему родному сыну, а приемному. Отважная женщина. Она еще не знает о преступлении, совершенном ее ближайшими родственниками. Напротив: она рассчитывала, что вы оба вернетесь домой, и тем не менее сказала всю правду. Думаю, что Дитер Коссак не оставит такую мать.

Сквозь слезы я вижу, как позеленело лицо Фрица. Его вытаращенные глаза полны животного страха.

- Фриц Вайнхольд, вы знали об этом? - спрашивает его Вюнше.

Услышав свое имя, Фриц вздрагивает и поворачивается к отцу, но тот не отрывает глаз от пола.

- Да, - отвечает он еле слышно.

- Итак, вернемся к убийству Мадера.

Как же я забыл об этом! Убийца сидит здесь, в комнате, сказал Вюнше. Но кто он?

- Экспертиза установила, - говорит Вюнше, - что у Мадера была третья группа крови. - Он вынимает из папки письмо с фотографией и держит их передо мной. - Эти пятна крови, несомненно, принадлежат убитому. На фотографии мы обнаружили отпечатки пальцев, которые были оставлены там непосредственно после убийства, пока кровь еще не свернулась. Вы, Фриц Вайнхольд, утверждали, что в тот вечер, когда произошло убийство, ваш отец то и дело заходил в соседнюю с кухней комнату и мешал вам читать. Он как бы сновал между кухней и комнатой. Так ли это было?

- Да, - еле внятно отвечает Фриц.

- Это совпадает с показаниями фрау Вайнхольд. Ей я верю, но вам - нет. Действительно, Эдвин Вайнхольд, находясь дома, но мог совершить убийства. Но то, что дома были вы, ваша мать знала лишь со слов мужа, сама она вас не видела. А Эдвин Вайнхольд, как нам кажется, особого доверия не заслуживает. Вас не было дома, и не могло быть. Кровавые отпечатки пальцев на бумагах, лежавших в кармане Мадера, принадлежат вам, Фриц Вайнхольд!

Издав какой-то булькающий хрип, Фриц вскакивает со стула и бросается к дверям, но я, опередив полицейских, хватаю его за куртку. Вюнше надевает ему наручники. Фриц тычет скованными руками в сторону отца.

- Я не хотел этого делать! Поверьте мне, я не хотел! Он меня уговорил, запугивал до тех пор, пока я не согласился.

- В какой момент вы ударили Мадера ножом?

- Когда Вальтер прижал его к дереву. Я прятался за ним. Вальтер убежал. Я вынул бумаги из кармана Мадера и пришел домой раньше его.

- Чей был нож?

- Вальтера. Отец посоветовал взять его, когда я рассказал ему, что Вальтер поругался с Мадером у трактира. Потом я пошел вслед за ними в лес.

- А как быть с показаниями Мюллера? - спросил я.

- О, его предоставьте нам, - сказал Гартвиг, улыбаясь. - Еще одно преступление на его солидном счету.

Я стою у письменного стола и смотрю на Вюнше и Гартвига; мне хочется от души поблагодарить их, но я не нахожу нужных слов. Вюнше поднимается и, прощаясь, протягивает мне руку.

- Какое счастье, что не все затрудняют нам работу так, как вы, Дитер Коссак!