В фургоне лежала девочка, на вид лет шестнадцати – семнадцати, в темноте мне были видны только длинные, пшеничного света волосы и блестящие, наполненные слезами и ужасом глаза. Она смотрела на нас и, казалось, не понимала – кто мы такие, пришли мы ее убивать или спасать. Из одежды на ней была только грязная белая длинная майка.
– Господи… – горячая кровь стучала в висках, гнев копился подобно пару в наглухо закрытом кипящем чайнике, требуя выхода.
– Алекс, ты только посмотри на нее… – Энджи крепко прижала девчонку- заложницу в себе, та не сопротивлялась, только продолжала молча смотреть на нас своими огромными глазами – господи, что же эти звери с ней сделали. Что же происходит, господи…
Отойдя от фургона, я глубоко вдохнул, задержал дыхание секунд на пять и выдохнул, стараясь прийти в себя. Голова раскалывалась, видимо от давления. Достав из поясной кобуры Глок-21, я медленно направился к лежащему на бетоне трассы мексиканцу.
А он был жив, живучий, сучара. Несмотря на две пули в груди, он еще дышал, если бы его глаза умели убивать – то я бы сейчас мгновенно превратился в невесомую кучку пепла…
– Ты как подохнуть предпочитаешь – чудовищно спокойным голосом осведомился я, уперев ствол пистолета сорок пятого калибра ему в переносицу – сразу, или чтобы помучаться немного…
– Да пошел ты, гринго – булькающим – видимо кровь попала в горло – голосом сказал мексиканец Энджи вывела опиравшуюся на ее плечо девочку из фургона, но как только она увидела лежащего на трассе мексиканца, как оттолкнув Энджи (та от неожиданности потеряла равновесие и ударилась о борт фургона) бросилась к мексиканцу и с силой, насколько ей этих сил хватало, ударила его ногой в бок. Мексиканец застонал.
– Э, не так… – я поймал девочку за талию, прижал к себе и вложил в руку Глок – давай вот из этого. Хочешь.
– Ты что, охренел! – Энджи рванулась вперед – Назад!!! – гаркнул я так, что было чему поучиться и сержанту армейской учебки – назад!
Пистолет плясал в ослабевшей во время заточения руке девочки. Но я знал, что ей это было нужно – иначе кошмары не оставят ее в покое никогда. Казнить насильника собственной рукой – и все забыть. Раз и навсегда.
– Стреляй! – девочка судорожно даванула спуск, пистолет гулко грохнул и по ушам резанул истошный вопль мексиканца. Никогда не слышал, чтобы человек так мог кричать, тем более уже серьезно раненый. Тяжелая пуля попала в низ живота, разорвала позвоночник и мочевой пузырь. Выстрелив, пистолет она удержать не смогла, тот с грохотом упал на асфальт, чуть в стороне покатилась серебристая гильза.
– Забирай ее! – Энджи буквально выхватила ее у меня из рук и, матеря меня последними словами, потащила к Хаммеру. Подняв с дороги пистолет и засунув его в кобуру, я присел над мексиканцем, заглянул в его искаженное страшной болью лицо.
– А знаешь что, рабовладелец… Мне пули на тебя жалко. Подыхай так. Адьюс, амиго…
Подняв выпавший из его рук Кольт-45, похоже, производства Кимбер, я засунул его за пояс. Снял с пояса умираюшего мексиканца два пистолетных магазина в подсумках, положил в карман. Прогулялся мимо машин. Добыл у одного из бандитов Калашников и два магазина к нему (сам автомат похоже румынский – такой мне и на х… не нужен, но на обмен в самый раз). Ружье на… не сдалось – и так полно всего, класть уже некуда. Обыскал салон полицейского Эксплорера, нашел новенькую винтовку М16А4, на которой вместо ручки для переноски был установлен прицел ACOG, и пять магазинов к ней. Сойдет, может поменять придется на что… Но самое главное – две полицейские рации с зарядкой от прикуривателя – то что надо! Запасливый парниша был. Добычу отнес в РейнджРовер, бросил на заднее сидение – в Хаммере свободного места уже не было. Брат уже сел на водительское место и теперь смотрел на меня, в глазах плескался ужас.
– Такие дела, братан… – я дружески потрепал Пита по плечу, желая подбодрить – война есть война. Давай за нами и не кисни. Если переедешь ненароком этого урода – я несильно расстроюсь…
Катастрофа, день четырнадцатый
Лесной массив штат Арканзас
Пять километров от Флагстаффа 16 июня 2010 года – Как тебя зовут? – я заглушил мотор и повернулся к девчонке, которую мы отбили у мексиканцев. Тогда, на дороге разбираться было не время, в любой момент могли появиться другие бандиты – а вот сейчас кое-что выяснить было нужно.
– Слушай! – тотчас окрысилась Энджи – а не пойти ли тебе такому крутому на всем известные четыре буквы (в английском языке матерные выражения в основном состоят из четырех букв, есть даже такое выражение "four-letter words" – прим автора)…
Вали отсюда, по леску пройдись, а мы тут сами…
Злой и добрый полицейский… Неплохо.
Вышел из машины, не забыв повесить на плечо ремень от винтовки, глубоко вдохнул чистый лесной воздух. Позади хлопнула дверь РейнджРовера, Питер, тоже с автоматом за спиной (выглядел и действовал он уже как заправский боец, все таки воспитание на военной базе не вытравить ничем, даже долгим сидением в научной лаборатории) подошел ко мне, чиркнул зажигалкой, нервно затянулся. Краем глаза я заметил, что руки у него дрожат.
– Ты чего так раскис? Дальше поедем, там еще и не такое дерьмо будет. Привыкай.
– Слушай – брат нервно затягивался сигаретой – ты вот мне скажи… Как же мы до этого всего дошли? Ведь у нас, считай средневековье – это у нас, в нашей стране, в двадцать первом веке…
– Так тебе же лучше знать, чем кому-либо на этой земле! – хохотнул я и тотчас понял, что перегнул палку…
– Слушай – начал я совсем другим, серьезным тоном – я не знаю ответа на твой вопрос. Честно, не знаю. Знаю только, что налет цивилизованности в нас очень тонок. И сейчас все то темное и злое, что исподволь копилось, прорвалось наружу, оно захлестывает нас. У нас задача простая – добраться домой, а там поглядим.
Вот и все. И не грузись.
За спиной хлопнула дверь, к нам подошла Энджи…
– Дай сигарету! – обратилась она к Питеру – Ты что, куришь?! – изумился я – Бросила. Дай сигарету…
– Питер вытряхнул из пачки длинную коричневую сигарету, поднес огонька.
Затянувшись, Энджи сильно закашлялась.