Ледяная рука, сжимающая сердце, никак не желала разжаться. Ей думалось, что она смирилась со своей участью и готова к ней, а на примере своей мачехи знала, что умная и ловкая женщина всегда может добиться от мужчины чего хочет. Но реальность оказалась страшнее. Вряд ли ей удастся влиять на дракона. Если она вообще переживет его страсть.

Страсть… Наир даже затрясло: уж этот, выглядевший столь же горячим, как и снег на вершинах, и всякая страсть – никак не соотносились друг с другом.

Наир покинула спальню во внутренних покоях и через помещения, отведенные для гостей и слуг, направилась к выходу. Никто и не подумал ее останавливать, даже когда она вышла на дорогу и стала спускаться. Похоже, ни дракону, ни его слугам не пришло в голову, что она может попытаться сбежать. Наир остановилась как вкопанная – сбежать…

А потом села на лежавший у обочины валун и расплакалась. Не от страха, хотя драконы не терпели неповиновения и неотвратимо карали за это. Не от отчаяния, хотя бежать ей было просто некуда. А от чего-то другого, что она еще не могла назвать. Наир поднялась и медленно вернулась в логово.

Возвращаясь, я увидел ее на тропе и не удивился – я знал, что она все же попробует уйти. Но и не забеспокоился – знал, что не сможет. Только, когда знаешь все – становится очень скучно…и очень тоскливо. Поэтому я не люблю людей. Понимаю. Но не люблю.

Было ли когда-то иначе?..

Было ли вообще что-либо…

Дракон вернулся после заката.

Наир ужинала, когда он пришел. Она уже не удивилась тому, что ей накрыли отдельно, но все еще удивлялась тому, что они считали ее выше себя: в отличие от них, кому было просто позволено остаться и служить, дракон сам избрал ее, – а уж для какой цели им, похоже, было безразлично… Что ж, сейчас она отчасти их поняла: слава рожденных служить – в славе и силе их господина. Такому господину служить было честью, ибо его величие не нуждалось в утверждении чем-либо.

Наир замерла в растерянности, не зная как ей приветствовать дракона, потом все же нашлась и, с поспешностью вскочив, грациозно опустилась на колени, склонив голову: получилось нечто среднее между поклоном рабыни и принцессы. Или принцессы, ставшей рабыней…

Дракон молчал. И смотрел. Проходя мимо нее, он взял со столика единственный бокал, смочив губы вином, и сел на скамью.

Наир покорно ждала, уязвленная тем, что он не подал ей знака встать так долго, но не решаясь сделать это без разрешения. Когда терпение ее совсем истощилось, она бросила в его сторону быстрый взгляд и ошеломленно увидела, что дракон сидит, в задумчивости поводя когтями сквозь пламя ароматических свечей, и кажется, вообще забыл о ней…

В туже секунду глаза дракона обратились на нее…

Нельзя!!! – дернулось что-то внутри, – Нельзя! Нельзя смотреть в глаза дракону…

Какая разница? – спросил другой, более уверенный голос, – Ты уже дважды делала это. Не поздно ли спохватываться? Тем более, ты все равно принадлежишь ему!

Дракон встал. Наир в оцепенении следила, как он приближается, будучи не в силах оторвать взгляд от этих глаз…

Каких?

Безразличных? Равнодушных? Холодных? Непроницаемых?

Все не то!

Они просто были слишком глубоки, что бы что-то можно было разглядеть в них…

На Наир смотрела бездна…

Его рука коснулась подбородка очень легко и едва намеченным движением направила вверх. Когти царапнули кожу, но он сделал это не специально…

Наир сочла это разрешением и встала. Когда дракон медленно убрал руку, она едва не потянулась следом – осторожное касание, оставило после себя странное непередаваемое ощущение – потрясение, смятение, восторг -?

Я утонул в цветущих ирисах, волнуемых ветром мыслей и чувств… Люди говорят, глаза это зеркало души… у кого она есть…

Эта девочка смотрела на меня с такой силой, почти требовательно… она что-то пыталась увидеть во мне.

Рано.

Нельзя видеть других, не видя себя…

Наир ошеломленно смотрела в спину уходящему дракону.

– У твоих волос интересный оттенок, – услышала она, прежде, чем он скрылся за занавесом.

Наир стояла, не зная, как следует расценить его поведение и слова: она уже не нравится ему? Или он просто не торопится, зная, что она никуда не денется? И что следует делать ей?

По крайней мере, на последний вопрос ответ был – для раба нет иной воли, кроме воли господина. Если воля не высказана, следует ждать.

Наир подняла бокал, собираясь залпом осушить его, и вдруг вспомнила – и с трепетом провела по краю вздрагивающими пальцами: здесь металла касались губы дракона…

Есть больше не хотелось, хотя она едва отведала поданную рыбу, и не трогала остального. Опустившись на постель, коснулась волос трясущейся рукой… Что же все таки он имел в виду? Только, что ему понравился их цвет? Или он все же не доволен ее строгой прической?

Наир рассеяно распустила косы, пока Ифина убирала почти не тронутый ужин, а Адда готовила необходимое ко сну. Интересно, думала девушка, приди дракон сейчас, возьми ее со всей силой и яростью, на какую способен, а после пожри ее сердце, которое вырвет, пока она еще будет дышать – они так же невозмутимо будут убирать следы его буйства?..

Отказавшись от помощи, она сама сняла платье и поспешно зарылась в одеяло. Ложе было слишком большим для одного, и даже для двоих… А может она просто не привыкла к подобным излишествам… Сжавшись под расшитым покрывалом, Наир поняла, что ждет его: со страхом и непонятным нетерпением. А когда на рассвете она все же уснула, то испытала облегчение, смешанное с разочарованием…

И снова по пробуждении она обнаружила его рядом, – дракон лежал в ногах огромного ложа и смотрел. Замороженная его тяжелым взглядом, Наир не сразу сообразила, что лежит перед ним нагой, и сбившееся покрывало совсем ее не прикрывает. Она сгребла одеяло, натянув его почти до подбородка, и только потом вспомнила, что он имеет полное право делать с ней все, что пожелает. Если ему нравится смотреть, – она обязана подчиниться, не только потому, что он дракон, но и потому, что он ее хозяин.

– Тебе не нужно стыдиться, – раздался густой холодный голос, в котором можно было уловить отдаленный рокот неведомой мощи.