– Он безоружный, – сказал один из франков, глядя на окровавленное тело в промокшей от дождя траве.
– Его оружие в голове, – ответил сержант. – Пошли дальше.
Брат парня, бежавший за ним в пятидесяти шагах, застыл на время за рябиной, покрытой яркими ягодами, следя за всадниками. Потом ускользнул в поисках мстителей.
Франкские лучники до сих пор ничего не делали, только выдерживали редкие выстрелы; у них самих тетивы давно намокли и стали бесполезны.
– Смотрите. – Лучник указал на отряд всадников, отходивших по полю. Один из них неожиданно наклонился и упал с лошади. И лучники, сидя за разбитым амбаром, увидели, как какая-то фигура неожиданно выскользнула из-за живой изгороди, села на пони и поскакала незримо для своих жертв. Но прямо в руки к лучникам. Когда она на всем скаку выскочила из-за угла амбара, два лучника ударили пони в грудь короткими мечами и схватили стрелка, а пони упал.
– Что это за работа дьявола? – спросил один, разглядывая самострел. – Смотрите, лук, стрелы. А этот пояс для чего?
– Да наплевать на пояс, Гийом, – закричал его товарищ. – Смотри, это девчонка! – Лучники уставились на маленькую фигуру в короткой юбке.
– Женщины стреляют из укрытия в мужчин, – сказал Гийом. – Ну, ладно. У нас есть время преподать ей урок. Пусть помнит, когда отправится в ад.
Солдаты столпились вокруг дергающейся, сопротивляющейся фигуры, а в это время десяток кентских крестьян подобрались поближе, держа наготове топоры и резаки. Против всадников в кольчугах они бы не устояли. Но с простыми ворами и грабителями привыкли иметь дело.
Теряя людей и лошадей, большая стальная ящерица медленно ползла назад к базе.
Король Карл, погрузившись в размышления, не замечал, что его армия остановилась, пока почти не наехал на собственных лучников. Он остановился, посмотрел. Сержант поймал его стремя, указал: – Сир, они перед нами. И на этот раз стоят.
* * *
Деревенский староста, которого отыскал Шеф, был уверен, что шедший весь день дождь и проход тысяч лошадей превратят ручей между Бридом и Бульверитом в трясину. Шеф решил рискнуть и поверить ему. Его посыльные прошли – почти все. Расчеты катапульт-кидателей со своими тяжелыми машинами подошли с флангов, где до сих пор ждали в бездеятельности под охраной алебардистов. Расчеты подготовили орудия, выстроили их линией в сто пятьдесят ярдов по фронту на расстоянии пяти ярдов друг от друга.
Маршал Осмод, всматриваясь в дождь, определил, что авангард франков достиг первого рубежа. Он отдал приказ, двадцать брусьев устремились в воздух, пращи завертелись, каменный дождь обрушился с неба.
* * *
Лошадь Карла встала на дыбы, когда мозг одного из лучников брызнул ей в морду. Другой конь, со сломанной ногой, кричал и бил копытами воздух. Не успел первый залп упасть, как в воздух поднялся другой. На мгновение франкская армия, снова и снова испытывающая неожиданности, была близка к панике.
Карл проехал вперед, выкрикивая приказы, не обращая внимания на нацеленные в него выстрелы. Властно послал вперед лучников. За ними, следуя его примеру, медленной рысью двинулись его тяжелые всадники. Прямо в трясину, в которую превратился ручей.
Самого Карла два графа-адъютанта стащили с увязшего коня. Его люди выбирались, некоторые уже спешившись, другие еще верхом, и пытались добраться до машин, посылающих на них нескончаемый град камней. Их встретила линия воинов в странных шлемах, размахивавших огромными топорами, похожими на инструмент дровосека. Лишенные стремительности, к которой привыкали с рождения, франкские рыцари вынуждены были останавливаться и сражаться лицом к лицу. Медленно рослые воины в кольчугах начали теснить своих меньших противников со странным вооружением. Почти к самой линии машин, которую должны были защитить алебардисты.
С боков протрубили рога. Выбираясь из трясины, Карл насторожился, ожидая последней отчаянной контратаки. Но враги, напротив, повернули – все разом – и бежали. Бежали без стыда, как зайцы. Оставили свои машины победителям.
Отдуваясь от напряжения, Карл понял, что у него нет никакой возможности захватить эти штуки. И сжечь невозможно.
– Изрубите их, – приказал он. Лучники с сомнением смотрели на прочные брусья. – Перерубите веревки. Сделайте что-нибудь!
– Они потеряли совсем немного, – сказал один из графов. – И убежали, как трусы. Оставили свое оружие.
– Зато мы потеряли много, – ответил король. – А сколько мечей и кольчуг оставили? Приведите мне коня. Если вернется хотя бы половина тех, что вышли из лагеря, нам повезет.
Да, подумал он. Но мы прошли. Сквозь все ловушки. А у половины, оказавшейся в безопасности за оградой, будет новая возможность.
И тут, словно подбадривая его, дождь начал стихать.
* * *
Гутмунд Алчный, идя по проливу только на веслах, не обращал внимания на дождь и приветствовал плохую видимость, которую дождь принес с собой. Если нужно высаживаться, он предпочитал делать это неожиданно. К тому же в дождь или в туман есть возможность получить информацию. Стоя на носу переднего корабля, он указал влево, отдал приказ усилить гребки. Через несколько мгновений корабль поравнялся с шестивесельной рыбацкой лодкой, экипаж которой смотрел в страхе. Гутмунд снял с шеи подвеску – молот, показал ее, увидел, как страх сменяется настороженностью.
– Мы пришли сражаться с франками, – сказал он, используя норвежско-английскую смесь, принятую в лагере Пути. Рыбаки еще больше успокоились, обнаружив, что понимают его.
– Вы опоздали, – ответил один из них. – Они сражаются сегодня.
– Тебе лучше подняться на борт, – сказал Гутмунд.
Слушая рассказ рыбака, он чувствовал, как ускоряется его пульс. Принцип успешного занятия пиратством – высаживаться там, где самая слабая защита. Он снова и снова уточнял: французскую армию видели сегодня утром уходящей из лагеря. Она оставила охрану в лагере и у кораблей. Добыча со всей местности, включая Кентербери, в слабо охраняемом лагере. Рыбак не надеялся, что его соотечественники победят. Однако, сказал себе Гутмунд, если его друг и ярл потерпит поражение, не повредит, если он сам ограбит победителя. К тому же удар в тыл может послужить хорошим отвлечением. Он снова повернулся к рыбаку и задал множество новых вопросов. В заливе ли флот? Как расположен лагерь? На холме? Каковы подходы к нему? Крутые склоны или есть тропа?
Под непрерывным дождем флот Пути, гребцами на котором были уцелевшие прикованные воины из армии Рагнарсонов, входил в узкое устье реки под Гастингсом и лагерем.
– Вы хотите без лестниц преодолеть ограду? – с сомнением спросил один из рыбаков. – Она высотой в десять футов.
– У нас для этого кое-что есть, – ответил Гутмунд, показывая на шесть онагров, закрепленных на палубах.
– Их тяжело будет тащить, – сказал рыбак, глядя в ту сторону, куда направлялись корабли.
– Носильщиков у меня хватит. – По приказу Гутмунда его люди по одному отвязывали пленников, воинов Рагнарсонов, и снова приковывали их к брусьям онагров.
Когда берег заполнился людьми, Гутмунд решил обратиться к ним с ободряющей речью.
– Добыча, – сказал он, – много добычи. Взято в христианских церквях, отдавать не нужно. Может, поделимся с ярлом, если он победит сегодня. А может, не поделимся. Пошли.
– А как же мы? – спросил один из прикованных.
Гутмунд внимательно взглянул на него. Огвин из Швеции. Очень хороший воин. Угроз не боится. А ему нужно, чтобы эти люди действовали изо всех сил.
– С вами вот что, – ответил он. – Если мы победим, я вас отпущу. Если проиграем, оставлю вас прикованными к машинам. Может, христиане проявят к вам милосердие. Честно?
Огвин кивнул. Пораженный неожиданной мыслью, Гутмунд повернулся к черному дьякону, создателю машин.
– А ты? Будешь сражаться за нас?
Лицо Эркенберта вытянулось.
– Против христиан? Посланцев папы, святого отца, которых я сам и мой хозяин призвали сюда, чтобы изгнать язычников? Я скорее стану мучеником, чем...