— Я упал, сэр, меня, должно быть, кто-то столкнул с фургона. Рану перевязывали солдаты, спросите их…

— Уже спросил. Напился, упал и опозорил офицерский корпус. Убирайтесь и попытайтесь почиститься, вы вызываете у меня отвращение. Следующий.

Я нетвердо поднялся на ноги, не глядя в эти холодные глаза, и пошел было, словно позабыв, что держу в руке прибор, а затем вернулся и уронил яйцо на стол. Мужчина в сером, склонившийся над документами, игнорировал меня. Я разглядел чуть заметный шрам под редкими волосами на его лысеющей макушке. И я ушел. Чтобы одурачить детектор лжи, требуется умение, практика и тренировка. У меня все это имелось. Сделать такое можно лишь при определенных обстоятельствах, и теперешние были идеальными. Обычный допрос без проведения тестов на нормальные реакции субъекта. Я постарался начать допрос почти в панике, причем привел себя в такое состояние до того, как были заданы первые вопросы. Красивые пики, вырисованные самописцем прибора, отразили это. Я боялся. Его, чего-то, чего угодно. Но когда он начал задавать свои вопросы — вопросы с подковыркой, предназначенные для разоблачения шпиона, но которых я ждал, — я расслабился, и прибор показал это. Вопрос о взрывателях был бессмысленным для всякого, кроме инопланетного шпиона. Когда он увидел, что этот вопрос не сработал, он прервал допрос, так как у него было еще много работы. Остров сидел мертвецки трезвый, с глазами большими, как блюдца, когда я вернулся и упал на скамейку рядом с ним.

— Чего он хотел? — спросил он глухим шепотом.

— Не знаю. Он спросил меня о чем-то, чего я не знаю, а потом все кончилось.

— Надеюсь, он не захочет побеседовать со мной.

— Кто он?

— Разве ты не знаешь? — недоверчиво спросил он, явно потрясенный моим вопросом.

Я начал отступать, осторожно прикрывая полное отсутствие информации.

— Но ведь все знают Края!

— Так это он?.. — ахнул я, постаравшись выглядеть столь же испуганным, как и он. Кажется, это сработало, потому что он кивнул, глянул через плечо и вновь замер в прежней позе.

Я поднялся и снова пошел в уборную, чтобы прикончить наш разговор на этом самом месте. Все знают Края… Кто же такой Край?

Отправка на вторжение пришла как облегчение для всех: лучше уж милая, спокойная война, чем подозрения и страхи, волновавшие базу «Глупость» в последние дни. Были внезапные тревоги и звуки сапог патрульных во все часы дня и ночи. Я гордился бы своими успехами в деле сеяния семян беспорядка, если бы одновременно не был сам жертвой этого самого беспорядка. Планы вторжения, должно быть, зашли слишком далеко, чтобы их изменять, потому что при всех волнениях мы все же придерживались расписания. В «День X минус два дня» все бары закрылись, дабы мог начаться процесс протрезвления войск. Немногие, включая меня и Острова, догадались припрятать бутылки, позволившие нам протянуть еще немного, но и этот источник иссяк, когда наши чемоданы отправили на хранение, а нам выдали заранее упакованные ранцы. У меня имелась банка порошкового спирта, замаскированная под зубной порошок, приберегаемая на черный день, который мог наступить при одной лишь мысли о грядущих неделях без выпивки, так что мы с Островом прикончили порошок в один день — в «День Х минус один». А потом после очередной полуночной проверки на месте и обыска нас собрали и — «шагом марш!» — препроводили в район отправки. Темные ряды космических кораблей ожидали нас за воротами. Нас вызывали по одному и отправляли на предназначенные для нас места. Вначале я подумал, что это довольно глупый способ организовать вторжение. Никаких планов, никаких схем, никаких накачек, никаких тренировок, никаких маневров — словом, ничего. А потом до меня дошло, что это был идеальный способ устраивать вторжения, если вы желаете сохранить все в тайне. Пилоты имели большой опыт кораблевождения и получат еще больший в предстоящем полете. Солдаты были готовы драться, источники снабжения — снабжены. А где-то наверху находились запертые боксы с планами, лентами курсов и тому подобное. И все это не будет открыто до тех пор, пока мы не окажемся в изоляции, с работающими двигателями искривления пространства, и возможность каких-либо внешних связей будет исключена. Все это облегчало мне жизнь, поскольку у меня было мало возможностей оплошать по части знания того, что полагается знать клизандцу. Я с большим удовольствием узнал, что мне предстоит пилотировать десантный транспорт. Это была роль, которую я мог выполнить с честью. Мой однокомнатник на базе тоже не был человеком случайным, потому что спустя несколько минут после моего появления в навигационной рубке туда же заявился Остров и объявил, что он будет моим вторым пилотом.

— Чудесно, — сказал я. — И сколько же часов ты налетал на транспортных классах «Павиан»?

Он признался, что цифра эта, увы, довольно низкая, но я похлопал его по плечу.

— Тебе повезло. В отличие от большинства первых пилотов твой старый дядя Васко не эгоист. Нет такой жертвы, которую нельзя было бы принести для старого собутыльника. Я собираюсь позволить тебе произвести взлет, а если ты проделаешь это так хорошо, как я надеюсь, то я смогу позволить тебе совершить и посадку тоже. А теперь вручи мне список пассажиров.

Его благодарность не знала границ. Он даже признался мне в том, что бережет свою авторучку на по-настоящему черный день, потому что заправлена она двухсотградусным спиртом, и мы оба с удовольствием пустили себе в рот по струйке. И затем с чувством удовлетворения и опаленными глотками следили, как подходят строевым шагом солдаты и вливаются в погрузочные шлюзы далеко внизу. Спустя несколько минут в навигационную рубку вошел, печатая шаг, седовласый бородатый полковник в полном обмундировании.

— Пассажирам сюда вход воспрещен, — сказал я.

— Заткните рот, лейтенант. У меня ваши ленты с курсом.

— Ну так не позволите ли мне получить их?

— Что? Вы, должно быть, сошли с ума или шутите, а в бою и то и другое

— преступление.

— Я, должно быть, на грани, полковник. Сами знаете…

— Да, — слегка смягчился он. — Я полагаю, что следует делать допуски. Всем было нелегко. Но теперь все это у нас позади. Победа Клизанду!

— Победа Клизанду! — ритуально отдали дань и мы. На протяжении последних двух дней это приходилось делать довольно часто. Полковник посмотрел на часы.

— Почти время. Приготовьте командную цепь, — приказал он.

Я мигнул Острову, и он незамедлительно нажал нужную кнопку. На экране дисплея вспыхнули слова: «Есть готовность». Мы встали. Затем надпись начала мигать и сменилась другой: «Установите курс». Полковник достал из сумки контейнер с лентой, и нам пришлось расписаться в качестве свидетелей на бланке, из коего следовало, что лента, когда мы ее получили, была запечатана. Остров вставил ленту в компьютер, и полковник, удовлетворенно хмыкнув, как человек, выполнивший работу, повернулся, чтобы уйти. Однако с порога он сделал прощальный выстрел через плечо.

— И чтобы никаких этих приземлений на десяти «же», которые вы, дебильные пилоты, кажется, очень обожаете. Если такое случится, я отдам вас под военно-полевой суд.

Ждать и догонять — обычное дело для всех военных сил, и именно этим мы и занялись в дальнейшем. Пассажиры были приняты на борт по списку, и мы ждали, наблюдая, как корабли взлетают один за другим, пока большинство их не улетело. Транспорты отправлялись последними. Зеленый сигнал «Взлет» появился как облегчение. Мы были на пути к неизвестной планете, вращавшейся вокруг неизвестного солнца, с точки зрения любого из нас. Лента сказала компьютеру, куда мы отправляемся, но не снизошла до того, чтобы уведомить об этом нас. Этот покров секретности не нарушался до самого вторжения. Мы были в пути семь дней. И это без какой-либо выпивки; корабль пилотировался компьютером, а замороженные пайки трудно было назвать съедобными. На стайерской дистанции без улучшающего действия алкоголя Остров оказался менее чем блестящим спутником. Какой бы разговор мы ни начинали, он неизменно кончался повторением анекдотов о его школьных днях. Пока он болтал, я обычно дремал, и у него по этой части, кажется, не было возражений. Я устраивал ему проверки по знанию приборов и манипуляций с ними, муштровка шла ему на пользу, а меня знакомила с управлением корабля и его оборудованием. Поскольку корабль был полностью автоматизирован, мы с Островом были единственными членами экипажа на борту. Дверь в помещение для солдат была заперта, и ключ имелся только у моего грубоватого друга полковника. Он навестил нас разок-другой, чем не доставил нам никакого удовольствия. На седьмой день он стоял у нас за спиной, прожигая мне взглядом шею, когда мы вышли из искривленного пространства в нормальный космос.