Двигатель ожил, но мы продолжали опускаться. На мой вопросительный взгляд Чаури Сингх ответил:

— Каньон очень узок и местами перекрыт арками. Много выступов. Можно повредить корпус или попасть под камнепад. Ты считаешь, что надо было всплыть немедленно, как только я заметил аварию, но тогда нас могло затянуть под основание острова. Перспектива, как видишь, была не слишком заманчива. Очутиться в смешном положении не менее трагично, чем не знать схемы двигателя батискафа. — Он засмеялся по-детски беззаботно.

Мне стало нестерпимо стыдно. Этот удивительный человек понял мое состояние и показал, как надо относиться к моим тонким психологическим выводам. Я невольно вспомнил свои быстрые заключения о поступках товарищей. Как-то профессор общей психологии Кауфман похвалил мои графики психологических констант, и на этом основании я стал выносить молниеносные «диагнозы», «определял» характеры и составлял что-то вроде психологических гороскопов. Особенно доставалось Косте.

Последняя размолвка с Биатой тоже была из-за этого. Я пытался убедить ее бросить не только звезду, но и вообще астрофизику, так как ее повышенная эмоциональность не принесет науке ничего стоящего.

«Астроному нужен холодный математический ум, — говорил я тогда, — ты же натура увлекающаяся, тебе надо заняться поэзией, живописью или в крайнем случае созданием «диких гипотез» для Института прогнозирования полезных вещей».

Она ответила на это:

«Ты… ты… сам «дикая гипотеза» из института бесполезных вещей!»

Глубина восемьсот метров. Сконцентрированные пучки света от наших прожекторов пронизывают бесцветную толщу воды, окруженную непроницаемым мраком.

Мой кормчий заставил «Камбалу» повернуться на 360 градусов. Справа луч скользнул по базальтовым столбам и глыбам. Локатор показывал почти одинаковое расстояние от стенок каньона.

— Мы проходим самое узкое место, несколько опасное для плавания с коррозийными контактами, — сказал ученый. — Нам с Жаном много раз приходилось проделывать этот путь. Течение принимает горизонтальное положение и устремляется к востоку на глубине тысяча пятисот метров. Там каньон превращается в широкую долину и можно без риска начинать подъем.

Я хотел спросить о цели таких рискованных экскурсий. Чаури Сингх словно читал мои мысли:

— Мы иногда навещаем Большого Жака — так Лагранж назвал довольно интересного кальмара. Скоро будем проходить мимо его дворца. Смотри налево. Редкий экземпляр.

«Камбала» заняла устойчивое положение, повернувшись носом к ближней левой стенке. Скорость течения достигала пяти километров. Как на экране, сменялись кадры мрачного и довольно однообразного ландшафта.

— Вот он! — торжественно произнес Чаури Сингх. — Жак уже привык к нашим визитам и не выказывает особого беспокойства. Не то что в первый раз…

«Камбала» остановилась: ее «ласты» выгребали против течения. Прожекторы освещали те же бесконечные колонны мертвого города. И тут я увидел глаза, отразившие свет фар. Они были огромны: более пятидесяти сантиметров в диаметре! Гигантский клюв зловеще выступал между двух головных щупалец, достигавших не менее тридцати метров в длину. Восемь щупалец-«рук» были несколько короче, они неподвижно свисали с цилиндрического туловища. Большой Жак стоял, прислонившись своим десятиметровым телом к базальтовой колонне, как студент, с кажущимся безразличием ожидающий свою подругу. Из репродуктора послышались частые шипящие щелчки: ослепленный ярким светом, Жак включил свой локационный аппарат и ощупывал нас ультразвуковыми волнами. С виду же он оставался неподвижно-спокойным, только длинные щупальца протянулись к нам, как руки, чтобы заслонить глаза от нестерпимо яркого света.

— Так это и есть тот самый Великий Кальмар? — спросил я почему-то шепотом.

— Есть более великие. Этот средних размеров. Здесь редко появляются кашалоты, его единственные враги, и лет через десять он может стать настоящим Великим Кальмаром.

Меня внезапно охватило предчувствие чего-то страшного, что неотвратимо должно произойти с нами. Такое же состояние, как в ночь нашествия желтых крабов на наш остров.

Чаури Сингх сказал:

— Не поддавайся! Скоро мы выйдем из сферы воздействия его гипнотической силы. Чем-то мы не понравились сегодня Жаку. Возможно, сегодня он намерен определить, что из себя, в конце концов, представляет наше «блюдце». Съедобно ли оно? Если так, то… — Он не договорил, так как мы оба полетели в предохранительную сетку перед пультом управления. -

Затем «блюдце» перевернулось вверх дном и мы стали на голову. Губчатый пластик смягчил удар. Резкий поворот, и я упал на своего соседа.

Чаури Сингх попытался успокоить меня:

— Не волнуйся, я выпустил в него все ампулы. Он… Не закончив фразы, ученый в свою очередь обрушился на меня. «Блюдце» медленно вращалось. Я перелетел на заднее сиденье и, упершись ногами и руками в стенки, чувствовал себя как в тренировочном колесе: Чаури Сингх тоже нашел точки опоры и ухитрялся нажимать то одну, то другую клавишу на пульте управления.

Я ждал, что вот-вот треснет наше «блюдце», хлынет вода и все будет кончено. Думая об этом, я почему-то не чувствовал страха, наоборот — мне болезненно захотелось, чтобы это случилось, и как можно скорей.

«Блюдце» перестало вращаться. Чаури Сингх приник к иллюминатору. Я поборол в себе апатию и тоже перевел взгляд с приборной доски на окно. «Блюдце» стояло с наклоном в 45 градусов. Лучи прожекторов уходили в темноту, но их рассеянный свет давал возможность рассмотреть кальмара. Прицепившись к скале, Жак держал нас кончиками вытянутых щупалец. Глаза его, горевшие переливающимся фиолетовым светом, уставились на меня. По крайней мере, мне казалось, что он смотрит только на меня. Щупальца, вытянутые в струнку, напоминали две дорожки, хотелось стать на них и пройти к этим глазищам…

Чаури Сингх проворчал:

— Долго он еще намерен любоваться нами?

Я сказал, проникаясь нежностью к моллюску:

— Жак спит. Не будем его будить. Пожалуйста, не надо.

— Мне бы тоже сейчас не хотелось этого делать. Да он и не спит. Ему досталась очень небольшая доза снотворного, остальное унесло течением. Все же попытаемся высвободиться из его объятий, пока он находится в состоянии прострации.

Я стал следить за смуглыми пальцами Чаури Сингха и экраном. Щупальца плотно прилипли к крышке «блюдца», приняв темно-зеленые цвет покрытия. Механические руки поднялись из гнезд, захватили клешнями щупальца, тщетно пытаясь оторвать их от металла. Лопнула кожа, голубую кровь моллюска уносила вода. Стальные клешни немного приподняли щупальца н сами оказались опутанными тройной спиралью. Я больно ударился лбом в стекло, раздался треск, и мы полетели куда-то с неимоверной скоростью, потом последовал новый толчок, треск и наступила тишина. «Блюдце» приняло горизонтальное положение.

— Он оторвал нам «руки», — сказал Чаури Сингх. — Ты не находишь, что мы легко отделались, если ему не придет на ум повторить все сначала?.. Нет, мы идем. Он, наверное, «изучает» устройство механических рук. — Чаури Сингх засмеялся.

Я долго сидел молча, чувствуя приятную слабость во всем теле, как после слишком горячей ванны. Мне стало вдруг смешно, и я с минуту давился от душившего меня смеха. С трудом мне удалось овладеть собой.

Чаури Сингх сказал:

— В следующий раз свидание с Жаком не произведет на тебя такого сильного впечатления. Надо сопротивляться его «воле». Знаю — трудно. Заставить себя быть сильнее.

— Мне бы не хотелось с ним встретиться еще раз, — признался я, с тревогой посматривая на шкалу глубины.

Тысяча пятьсот метров! Почти предельная для «Камбалы». Мы проплыли еще около километра в толще подводного течения и стали подниматься на поверхность. Чаури Сингх погасил прожекторы. «Камбалу» окружила абсолютная темнота. Скупой свет люминесцентной градуировки приборов только усиливал идеально черный цвет за стеклом. Мы молчали, зачарованные жуткой черной тишиной.