В первый же раз, когда я его увидел, меня разобрало страшное любопытство, что это он там делает.
И после его возвращения в лагерь я решил посмотреть, что там к чему.
Прорубленная в зарослях тропинка упиралась в большой бетонный крест, врытый в землю. На кресте — изображение черепа и рядом с ним непонятные мне знаки. Чуть ниже надпись: «Бригаденфюрер СС Юзеф Шульц, 1900 — 2005»…
Эта надпись привела меня в полнейшее недоумение: «Что у них здесь, тайный заповедник долгожителей? И что такое „бригаденфюрер“? Может быть, самый старый долгожитель?»
На следующий день я затаился в зарослях неподалеку от могилы, выбрав позицию так, чтобы находиться чуть сбоку от маленькой, плотно утрамбованной площадочки, которой кончалась тропинка. Там как раз было достаточно места для одного человека.
Точно в то же время, что и вчера, появился мой загадочный незнакомец. Размеренно ступая, он прошагал чуть сбоку от маленькой, плотно утрамбованной площадочки прямо перед крестом. Замерев на месте по стойке «смирно», он вдруг резко выкинул правую руку в неизвестном мне приветствии.
Сейчас он хорошо был виден в профиль. На отворотах воротника его форменной рубашки я разглядел те же непонятные мне знаки и изображение черепа, что и на бетонном кресте. Под ним виднелось какое-то золотое шитье, на мой взгляд, на рубашке цвета хаки совершенно неуместное.
Опустив руку, человек стоял навытяжку перед памятником ровно пять минут, я проверял по своему хронометру. Ну и выдержка! Неподвижно застыть на такой жаре. Затем он снова резко выкинул правую руку вперед, повернулся через левое плечо и зашагал обратно к роллеру.
Итак, сегодня он придет сюда снова… Мой план основывался еще и на том, что в лагере, видимо, была установлена твердая дисциплина. Все люди ходили только группами в строю и по определенным дорожкам. По тем же дорожкам, обгоняя их, проезжали многоместные роллеры. Во всяком случае, так было в той части лагеря, которую я был способен просмотреть. В одиночку, кроме моего таинственного «гренадера», как я мысленно окрестил его за рост и выправку, по лагерю не разъезжал никто. Это обстоятельство в сочетании с тем, что он мог выходить за ворота, свидетельствовало, что он был фигурой высокопоставленной. Уж во всяком случае, не рядовой. Это факт.
Насколько я мог судить на основании двухдневных наблюдений, он, возвращаясь в лагерь, придерживался одного и того же маршрута. То есть проезжал по широкой дорожке, проходящей мимо трех странного вида зданий, у которых не было постов наружной охраны, затем огибал плац и направлялся в сторону зданий в дальней части лагеря, что заинтересовали меня больше всего остального, здесь увиденного. Я заметил: иногда к ним подъезжали тяжелые машины и уезжали обратно, чем-то нагруженные. А сегодня утром к одному из них подкатили длиннющую платформу на гусеничном ходу и долго и аккуратно грузили на нее подъемным краном нечто длинное и сигарообразное, заботливо закрытое чехлами.
Еще пятнадцать минут спустя роллер возвращался обратно и останавливался у ближнего ко мне конца плаца, где росло огромное тенистое дерево. «Гренадер» выходил из роллера, усаживался в установленный под деревом шезлонг и со вкусом выкуривал сигару, на что у него уходило от первой затяжки до последней ровно тридцать минут. Ишь, сибарит! Затем он снова садился в роллер, подкатывал к одной из столовых на противоположной стороне плаца и исчезал в ее дверях.
Вот на это-то я и рассчитывал. На те тридцать минут, которые мой пунктуальный незнакомец тратил на самоугощение никотином. Мне их вполне хватит, чтобы, посмотрев в непосредственной близости что к чему в лагере, повернуть обратно, пока «гренадера» не хватились в столовой, куда он не придет к своему обычному часу. Здесь в действие вступает мой приборчик. Я жертвую им, чтобы вывести из строя систему электронного наблюдения, и ухожу через те же ворота, что и въехал.
Проезжая вышку, в первый раз я оставляю под ней маленький баллон величиною с тюбик губной помады. Таймер поставлю на три минуты. За это время я успею отъехать достаточно далеко, чтобы облако парализующего газа, которое вырвется из баллона, не задело меня. Когда я вернусь обратно, газ уже рассеется, а часовые на вышке будут в состоянии полной прострации вплоть до самого вечера.
Пока охрана лагеря найдет причину выхода из строя систем электронных сторожей и электронного наблюдения, обнаружит, что с часовыми на вышках неладно, и, наконец, сообразит, что «гренадер» исчез, а его роллер уткнулся в вышку, я уже буду довольно далеко, выиграв себе изрядную фору. А там уже как повезет. Но если действительно все пройдет нормально и если я доставлю в СОБН фотопленки, которые уже заснял снаружи и засниму внутри, то общий счет в наших играх с этой «респектабельной английской фирмой» и с тем, кто за ней на самом деле стоит, несколько изменится в нашу пользу.
Да, наркотиками здесь вроде бы и не пахнет. Тут что-то совсем другое. И не СОБН этим делом заниматься, а непосредственно Совету Безопасности… Нет, инспектор Финчли, придется вам совершить прогулку за забор, хотя сейчас у вас при одной мысли об этом даже поджилки трясутся, ну а в дальнейшем читатели ваших мемуаров, если, конечно, вы останетесь живы после всей этой передряги, наверняка обвинят вас в безрассудном авантюризме.
Итак, я поджидал своего «гренадера» неподалеку от места его ежедневного паломничества. Он появится у поворота тропинки ровно через три минуты. Я выбрал место, максимально удаленное от вышки и прикрытое от нее кустарником. Отсюда до креста он обычно идет еще четыре минуты. Пять минут у могилы, четыре обратно. Итого, тринадцать минут в моем распоряжении, прежде чем я должен выйти из-за поворота в поле зрения часовых. За это время я должен моего «гренадера» ошеломить, скрутить, раздеть, напялить на себя его одежду и допросить. Затем укол в руку, и он проспит богатырским сном ровно шесть часов.
Чтобы сэкономить каждую секунду, я заранее сбросил свои лохмотья, специальными салфетками снял с лица грязь и щетину. Короче говоря, как мог привел себя в порядок и продумал вопросы. На моей стороне, разумеется, внезапность, но противник на вид тоже силен и в хорошей форме. Поэтому схватка может занять больше времени, чем хотелось бы. К тому же мне никак нельзя рвать его одежду…