Однако развязка наступила пятого мая — куда быстрее, чем мог ожидать Стоян.

Занимался рассвет. Первые лучи еще невидимого солнца окрашивали из-за горизонта улицу, заставляя уходить ночные тени. Стоян, сидя у окна маленького домика, расположенного чуть наискось через дорогу от виллы, рассеянно бросил в рот маленькую ментоловую пастилку. Месяц назад он на спор с приятелем Финчли, Сережей Карповым, бросил курить и теперь пытался заглушить сосущую жажду табака этими конфетками.

До слуха Ганева донесся звук моторов. По улице, моментально наглухо закупоренной с обеих сторон полицейскими мотоциклами, с ревом промчались четыре бронетранспортера. Два из них стали напротив виллы, занятой бандитами. А два других, резко развернувшись, направили пулеметы на тайно арендованный несколько дней назад одним из местных агентов Стояна домик, где оборудовал свой наблюдательный пункт СОБН.

Большой черный «мерседес» застыл на углу — достаточно далеко от зоны огня, чтобы находиться в безопасности, но так, чтобы сидевшие в нем трое мужчин — один в полицейском мундире, а двое в серых штатских костюмах — могли наблюдать за происходящим. В воздухе послышалось жужжание огромных стрекоз. Над оцепленной улицей повисли два боевых вертолета. Через борта броневиков посыпались полицейские с автоматами наперевес. Без всякого предупреждения и по вилле и по домику СОБН был открыт шквальный пулеметно-автоматный огонь.

— Не стрелять! — отчаянно завопил Стоян, увидев, как один из трех его сотрудников, находившихся вместе с ним на наблюдательном пункте, выхватил пистолет. — Всем на пол, оружие в ход не пускать!

«Не хватало еще только нам вступить в перестрелку с западногерманской полицией, — лихорадочно думал Ганев и рухнул ничком на пол. — Наши „друзья“ лишь этого и ждут. А нас сейчас, как пить дать, перестреляют, словно куропаток, сделай мы только ложный шаг».

Пули с визгом носились по комнате, впиваясь в книжные полки, от которых летели деревянные щепки и обрывки бумаг, вырывая куски из мягких кресел, разнося вдребезги стекла в окнах и в рамах стеллажей и трюмо. Полицейские вели себя более чем странно. Окружив дом, они палили по нему не переставая. Но внутрь заходить не спешили, несмотря на то, что ответного огня оттуда не велось.

Стоян с отчаянием увидел, как дернулся в смертельной агонии его старый друг, инспектор Ван Гроот — всегда невозмутимый, подтянутый голландец, верный семьянин и любящий отец двух маленьких девочек. Пулеметная пуля, срикошетировавшая от стены, угодила ему прямо в затылок.

Наконец пальба стихла. Воспользовавшись паузой, Стоян крикнул:

— Не стреляйте, мы сдаемся!

Он мог крикнуть, что они — агенты СОБН, что полиция обстреляла их по ошибке. Но Ганев никогда не верил в случайную пальбу, хотя и знал заранее, какие именно объяснения и извинения услышит, если ему и его товарищам все-таки удастся выйти из этой передряги живыми…

На вилле, где скрылись «пушеры», события разворачивались по-другому. Полицейских, ринувшихся к ней под прикрытием пулеметов, встретил шквальный автоматный огонь. Упал размахивающий парабеллумом офицер, возглавлявший атаку, вслед за ним рухнули еще несколько человек. Отстреливались люди, привыкшие к оружию и умеющие вести бой.

Все это было непривычным для полицейских, никогда раньше с подобным противником не встречавшихся. Нападавшие пытались укрыться на узком пространстве между броневиками и виллой. Но пули оборонявшихся безжалостно настигали их. Из дома рявкнули базуки, и пулеметы одного из броневиков захлебнулись, оборвав свои очереди. Из ходовой части броневика повалил дым.

Водитель второй бронемашины резко дал газ, но только успел тронуться с места, как второй залп из базук накрыл его. Интенсивность огня, ведущегося с виллы, ослабла. Из задней двери, ведущей во двор, начали появляться фигуры разбегающихся в разные стороны людей.

Один из мужчин, сидящих в черном «мерседесе», выругался сквозь зубы и резко скомандовал что-то в маленький микрофон, укрепленный на лацкане его модного пиджака. Тут же мотоциклисты оцепления, оставив свои машины, начали веером охватывать двор виллы и прилегающие к нему строения, беспрерывно стреляя из автоматов и кидая гранаты.

Ближайший из вертолетов, застывших над виллой, клюнул носом, и из-под его брюха резкой вспышкой метнулись две ракеты. Раздался оглушительный взрыв. Когда рассеялись клубы дыма, на месте, где стояла вилла, показалась огромная черная яма с рваными краями…

— …Ввиду исключительной опасности преступников не пытаться брать живыми, — продолжал отдавать команды человек с микрофоном на лацкане пиджака. — Главное, чтобы никто не ушел.

Второй вертолет, осветив двор виллы фарами, поливал его пулеметным огнем. В ярком свете лучей было отчетливо видно, как мечутся по земле фигурки бросающих оружие людей. Бежать им теперь было некуда…

— Выходить по одному, руки держать на затылке! — услышал Стоян голос с улицы. — Оружие бросайте! При малейшем подозрительном движении стреляем без предупреждения!

Достав пистолет и положив его на пол, Стоян мрачно кивнул двум оставшимся в живых коллегам:

— Пошли. Я первый, вы за мной с интервалом в две минуты. — И шагнул к расщепленной пулями двери.

На улице его сразу же скрутили и надели наручники.

— Обыскать! — рявкнул полицейскому офицер и спросил у Ганева: — Сколько там вас еще?

— Живых двое, один убит, — бесстрастно ответил болгарин.

— Лейтенант! — вдруг изменился в лице обыскивающий его полицейский. — Это же агент СОБН! — И он протянул офицеру его ооновское удостоверение.

— Чего только эти бандиты не придумают, — презрительным, но уже менее уверенным тоном фыркнул офицер.

— Я действительно сотрудник СОБН, инспектор Стоян Ганев, — медленно разлепил губы болгарин. — И в доме находится убитый вами мой товарищ. Требую доставить меня к вашему руководству.

На пороге показался один из его ребят. Шел он, шатаясь, и Стоян только сейчас понял, что он ранен.

— Моим коллегам требую немедленно предоставить медицинскую помощь, — добавил Ганев.