Он набрал ее номер, но ему никто не ответил: видно, Сюзи звонила уже с порога. Ну и ладно, оставит ей записку и все объяснит. Она, конечно, расстроится, но переживет как-нибудь.

Лежа в душистой пене, Дилан рассеянно поглядывала на высовывающиеся из воды розовые пальцы на другом краю ванны. Ей вдруг вспомнилось, как Росс забрался к ней в ванну и начал целовать эти пальцы, а руку просунул меж ее ног, лаская самое чувствительное место, и как она хохотала от щекотки и возбуждения.

«Хочу тебя!» – хрипло бросил он и, гибко перевернувшись в ванне, накрыл ее своим телом.

Она не успела опомниться, как сильные руки приподняли ее тело, и он одним скользящим движением проник в нее.

Тогда, после свадьбы, они занимались любовью где можно и где нельзя, а теперь это вовсе прекратилось.

Из-за Сюзи? Давно это у них? Нет, лучше не думать!

Подавив стон, Дилан выбралась из ванны и завернулась в белый махровый халат Руфи. Потом уселась на пробковый табурет и стала тщательно вытираться. Растянутая лодыжка чуть-чуть успокоилась, но синяк был огромный и сиял всеми цветами радуги.

Руфь дала ей свою старомодную ночную рубашку из хлопка, всю в кружевах и ленточках, синий бархатный халат на молнии и такие же тапочки. Дилан с сомнением посмотрела на халат и рубашку. Влезет ли она в них?

К счастью, и рубашка, и халат оказались довольно свободными.

Когда спускалась по лестнице на кухню, в ноздри ударил запах пищи, и Дилан с удивлением осознала, что хочет есть. Она уже и не помнила, когда ела последний раз: казалось, еда вообще перестала для нее существовать, а вот поди ж ты, организм своего требует, даже если утрачен интерес к жизни.

– Ну как? – с улыбкой обернулась к ней Руфь.

– Совсем другое дело, – благодарно кивнула Дилан. – Как вкусно пахнет соус.

– Добавила чесноку, теперь мучаюсь: вдруг вам нельзя?

– Я очень люблю чеснок. Вам помочь?

– Что вы, не надо. Все уже готово. Садитесь и налейте нам вина. Или беременным не положено?

– Положено, – решительно тряхнула головой Дилан и наполнила оба стакана.

Руфь поставила на стол дымящееся блюдо спагетти, политых сверху густым темно-красным соусом, и села. И тут раздался звонок в дверь. Руфь подскочила на стуле и вытаращила глаза.

– Кто бы это мог быть? Накладывайте себе, Дилан, а я пойду открою.

Из прихожей донеслись ее удивленное восклицание и мужской голос.

Росс, подумала вдруг Дилан и резко отодвинулась на стуле. Глупость какая! Откуда здесь Росс? Он же понятия не имеет, где она, да и вообще небось позабыл обо всем на свете там, в Йорке, со своей любовницей. А когда узнает, что она уехала, только обрадуется и, уж конечно, не станет ее искать. В мозгу вихрем завертелись жуткие картины… Росс в постели с этой вульгарной Сюзи. Его темные волосы смешиваются с ее белокурыми прядями.

Ревность и ненависть душили ее. Нет, не сможет она есть в таком состоянии.

Тут на пороге опять появилась Руфь, а с ней человек средних лет. Дилан посмотрела на него затуманенными от боли глазами, и его взгляд пронзил ее насквозь.

– Это доктор Траффорд, – объяснила Руфь, – он был у больного на соседней ферме и…

– … увидел вашу машину и следы на поле, – подхватил Траффорд, расстегивая свое толстое пальто из твида и отдавая его Руфи.

– Он обожает детективы, – со смешком сказала Руфь, – и поэтому…

– Поэтому привык думать головой, – перебил ее Генри. – Впрочем, тут и не надо быть семи пядей: следы вели к твоему дому. Знаете, у врачей и у сыщиков много общего: и те, и другие ставят диагноз, основываясь на догадках. Если человек врезался в ограду, значит, ему помощь нужна.

Дилан помотала головой.

– Да я не сильно врезалась – синяки, царапины и лодыжку потянула. Как умудрилась так дешево отделаться – не знаю! Но я буду вам очень благодарна, если вы мне вызовете такси или подбросите до ближайшего гаража.

Генри скривил губы.

– Дорогая моя, такси в такую ночь сюда не пройдет. Холмы крутые, снег, да еще подморозило. По радио каждые десять минут людей предупреждают, чтоб сидели дома по мере возможности. Я еле-еле добрался, это при том, что у меня машина с приводом на все четыре колеса. Телефоны отключились во всем районе, мой сотовый тоже не работает.

У Дилан вытянулось лицо.

– О господи, как же я?..

Генри поглядел на стол с дымящимся блюдом.

– По-моему, вы ужинать собрались. Так ешьте, пока не остыло. А пахнет-то как!

– Иди, мой руки, – улыбнулась Руфь. – Все равно нам столько не съесть.

– Признаться, я надеялся, что ты предложишь.

Возбужденно потирая руки, он направился их мыть, а Руфь наложила Дилан в тарелку спагетти с соусом, подала вазочку с натертым сыром и плетеную корзинку с нарезанным толстыми ломтями домашним хлебом.

Генри уселся за стол, пригладил рукой седые волнистые волосы. Лицо его раскраснелось от холодного ветра. Руфь поставила перед ним гору спагетти и вывалила остатки себе в тарелку.

– После ужина осмотрю вас и поеду, – сказал он Дилан. – В такую погоду всегда много срочных вызовов.

– Надеюсь, вашему пациенту лучше, – пробормотала Дилан.

– Пациенту? – Он нахмурился.

– Там, на ферме?

– Нет, он умер, – прозвучал краткий ответ.

– Боже мой! – ахнула Руфь. – Такой славный человек был!

Дилан ругала себя за то, что спросила, но Генри лишь пожал широкими плечами.

– Ему было хорошо за восемьдесят, и болезнь совсем его скрутила, так что это избавление и для него, и для родни. Руфь, можно еще хлеба?

Руфь отрезала ему два ломтя. Дилан заметила, с какой нежностью они смотрят друг на друга. Интересно, они просто близкие друзья, как она с Майклом, или тут что-то большее? С первого взгляда угадать трудно.

– Еще вина? – спросила Руфь.

– Увы! – вздохнул он. – Мне сегодня много пить нельзя, рефлексы должны быть в форме.

Наверное, с ним нелегко, подумала Дилан. С одной стороны, свойственная врачам резковатая прямота, с другой – несколько небрежная галантность. Серые глаза смотрели на нее холодно, даже неприязненно, а она не в том состоянии, чтоб вынести неприязнь даже от незнакомца.

– А это что? – спросил он вдруг, повернув голову в сторону застекленной двери, ведущей из кухни в сад.