Серж, тут был только один щелчок. Но мне почему-то кажется, что они долго молчали.
«МЮЙР. Я не мог быть вашим мужем, Роза. Не мог. Я мог быть только вашим отцом. И я хотел стать вам отцом. Отцом дочери Агнии. Может быть, это бы у меня получилось. Но и тут мне не повезло. Возле вас появился этот органист. Альгирис Паальман. Странная фигура. Очень странная. И знаете, что самое странное? Я не мог о нем ничего узнать. В моем распоряжении был весь аппарат эстонской госбезопасности, а я ничего не мог узнать об этом человеке. С 1910 по 1924 год регентом Домского собора был некто Рихто Паальман. У него был маленький сын. Ученик органиста. В 1924 году семья эмигрировала в Англию. Не тот ли это Альгирис Паальман?
РОЗА МАРКОВНА. Не знаю. Может быть. Я знаю, что он эстонец и родился в Таллине
МЮЙР. Я так и не узнал, кто он. Это при моих-то информационных возможностях. Я решил, что он какой-то очень секретный ученый, который ушел на пенсию и вернулся на родину. Но думаю, что ошибся. Кто он, Роза? Он вам об этом сказал?
РОЗА МАРКОВНА. Да, он рассказывал о себе. Не слишком много. Как я поняла, он дипломат. В войну был военным переводчиком, работал в советской миссии в Лондоне. Организовывал и сопровождал транспорты, которые шли к нам по ленд-лизу. Его семья погибла. После войны он еще некоторое время работал в Англии, потом вернулся в Москву. Преподавал в дипломатической академии. А когда вышел на пенсию, переехал в Таллин.
МЮЙР. Как вы с ним познакомились?
РОЗА МАРКОВНА. Случайно. На органном концерте Гарри Гродберга. В Москве, в Большом зале консерватории. У него оказался лишний билет. Потом он пригласил меня послушать, как играет на органе он. Это было рано утром. В зале Чайковского. Он с кем-то договаривался, и ему разрешали играть.
МЮЙР. Он хорошо играл?
РОЗА МАРКОВНА. Мне нравилось. Сидишь одна в огромном темном зале и для тебя играет орган. Потом он играл для меня уже в Таллине, в Домском соборе. Он и сейчас иногда играет. Когда в соборе никого нет. Но теперь уже очень редко.
МЮЙР. Он был вашим любовником?
РОЗА МАРКОВНА. Нет, Матти. Он не был моим любовником. Он бы стал им, если бы захотел. Но, по-моему, он никогда об этом не думал. Он сразу стал мне отцом. Таким, о каком мечтает каждая девушка. Он помогал мне. Деньгами, когда я училась. И тем, что он был. Не знаю, как бы я выдержала все это, если бы не он. Он был мне очень нужен. А теперь ему нужна я. Ему восемьдесят семь лет. Он часто болеет. Мне нравится ухаживать за ним. Мне нравится ухаживать за тетей Хильдой. Мне нравится возиться с внуками и внучками ее дочерей. Мне есть о ком заботиться, Матти. Какое это счастье, когда ты кому-то нужен.
МЮЙР. Альгирис Паальман не дипломат, Роза. Он никогда не был дипломатом. Он преподавал в академии, но это была не дипломатическая академия. Хотите знать, кем он был?
РОЗА МАРКОВНА. Нет. Молчите, Матти. Ради всего святого, молчите! Это единственное, что у меня есть. Не отнимайте этого у меня!»
Тут они снова молчат.
«РОЗА МАРКОВНА. Господи, за что Ты наслал на нас это проклятье? Я росла счастливым ребенком. Я знала, что моя мать погибла в гетто. Как у многих. Я знала, что мой отец сгинул в войну. Как у многих. Я росла очень счастливым ребенком. Матти Мюйр, почему вы не похоронили в себе это проклятое прошлое?
МЮЙР. Да, почему. Это непростой вопрос, Роза. Очень непростой. Я хотел это сделать. Я это почти сделал. Я вычеркнул из жизни год и восемь месяцев в камере смертников. Я вычеркнул из жизни три полярных норильских зимы и три страшных полярных лета. Я разделил в своем сознании Агнию и Альфонса Ребане. Ее я помнил всегда. Его постарался забыть. Но он не дал мне забыть о себе, не дал.
РОЗА МАРКОВНА. Причиной была я?
МЮЙР. Нет, Роза. Не вы. Вы знаете, как погибла ваша мать?
РОЗА МАРКОВНА. Да. Вы мне об этом рассказывали. Она работала медсестрой в английском военном госпитале. Виллис, на котором она ехала, подорвался на мине. Недалеко от Аугсбурга. Поэтому там ее и похоронили. Разве это было не так? Матти Мюйр, я спрашиваю вас: это было не так?
МЮЙР. Когда я вам об этом рассказывал, я думал, что так. Потом я узнал, как было на самом деле. Она действительно всю войну была старшей хирургической медсестрой в военном госпитале. К концу войны ей присвоили звание лейтенанта. В начале сорок пятого года ее включили в состав международной комиссии, которая обследовала немецкие концлагеря. Она работала в Освенциме. В том самом, где были уничтожены четыре миллиона человек. Из них евреев…
РОЗА МАРКОВНА. Я знаю, что такое Освенцим. И сколько там погибло евреев, я тоже знаю. Но Освенцим в Польше. Как она оказалась в Аугсбурге?
МЮЙР. В начале мая сорок пятого года она получила письмо, ей его переслали из Лондона. Письмо было от Альфонса Ребане. Он писал, что находится в плену в лагере под Аугсбургом. Она ничего не знала о нем. Командование выделило ей виллис с водителем. Она приехала в лагерь прямо из Освенцима. Прямо оттуда. И только там узнала, кем был Альфонс Ребане. Кем был ее возлюбленный. Ее любимый».
Серж, дальше весь разговор идет через щелчки, через паузы.
«РОЗА МАРКОВНА. Не продолжайте. Я уже знаю, что вы скажете.
МЮЙР. Да, Роза. Она застрелилась.
РОЗА МАРКОВНА. Когда вы об этом узнали?
МЮЙР. Давно. Когда стал начальником Управления. У меня появились новые информационные возможности. Я их использовал.
РОЗА МАРКОВНА. Спасибо, что не сказали об этом раньше.
Спасибо, что сказали сейчас.
Для этого вы и попросили меня приехать?
МЮЙР. Нет, Роза. Я хочу попрощаться с вами. Поцелуйте меня.
Вы поцеловали меня так же, как когда-то поцеловала меня Агния. В лоб.
Прощайте, Роза. Больше мы не увидимся никогда.
РОЗА МАРКОВНА. Мы еще увидимся, Матти.
МЮЙР. Может быть. Но уже не в этой жизни. А теперь уходите. Не нужно больше ничего говорить.
Вот и все, Карл Вольдемар Пятый. Вот и все.
Что-то мне нехорошо. Пойду прилягу.
Какие крутые ступеньки. Какие крутые.
Альфонс Ребане. Грязный подлый убийца. Ты убивал всех, с кем пересекались твои пути. Ты убил всех солдат и офицеров, с которыми ты воевал. Ты убил всех „лесных братьев“. Ты убил всех своих потомков, не дав им родиться. Ты убьешь даже своего несуразного внука!»
