Мне казалось, что не поспешат. Генералы везде одинаковые. Они не любят брать на себя ответственность. Генерал Голубков был со мной в общем согласен, но напомнил, что генералам присуще и другое качество: стремление выслужиться. Без этого не становятся генералами.

— Вам видней, господин генерал, — сказал я.

Он покряхтел, поморщился, поскреб в затылке и в конце концов заключил:

— Мы не можем рисковать. Их надо предупредить. О том, что документы — фальшивка, липа. Предупреждение должно исходить из источника, которому они доверяют. У нас нет выбора. Звони.

Я позвонил Розе Марковне, узнал у нее номер телефона Альгириса Паальмана и попросил позвонить ему и отрекомендовать меня как человека, заслуживающего доверия.

Через сорок минут мы встретились с Паальманом у Домского собора. Я не знаю, о чем российский контрразведчик говорил со старым английским шпионом. Знаю только, что в тот же день Паальман вылетел вечерним рейсом в Лондон. Провожала его Роза Марковна. Может быть, навсегда.

Вечером, когда Метсакальмисту закрылось для посетителей, туда по приказу генерала Кейта прибыл саперный взвод с миноискателями и собаками, натасканными на поиск взрывчатки. Они прочесали все кладбище. Нормальная мера предосторожности. Никаких взрывных устройств обнаружено не было.

Всю ночь Муха и Артист, надев синие халаты уборщиков, дежурили возле ритуального зала госпиталя. Никто не подходил к гробу и не открывал его, чтобы убедиться, что фугас на месте или задать точное время взрыва. Значит, радиосигнал будет подан, и ровно через двадцать минут взрыватель сработает.

В шесть утра мобильная группа спецподразделения «Эст» под командованием порученца Кейта капитана Медлера перекрыла парадный вход в ритуальный зал и все выходы в коридор и во двор. Вместе с ними подъехал и я. Под шумок мы извлекли фугас из гроба и перегрузили его в багажник «мазератти». До начала торжественной церемонии оставалось слишком мало времени, поэтому там его и оставили, блокировав лежащим в спортивной сумке с надписью «Puma» широкополосным подавителем радиосигналов. Тачку отогнали на стоянку к гостинице, а потом посадили в нее Томаса, чтобы он проехал на ней в траурном кортеже. Если заинтересованные лица заметили подозрительную возню в ритуальном зале и связали ее с появлением во дворе госпиталя «мазератти», то это должно было их успокоить.

Между тем церемония продолжалась. Гроб пронесли по центральной аллее Метсакальмисту и установили возле свежей могилы среди десятков венков. Начались речи. Говорили по-эстонски. Какой-то профессорского вида старик с Железным Рыцарским крестом говорил по-немецки. Потом снова зазвучал эстонский. Конец церемонии близился, но никому не звонили по мобильнику, никто не проявлял признаков беспокойства. Я нашел взглядом Артиста и Муху, стоявших в разных концах толпы. Они пожали плечами — тоже ничего не заметили.

Я начал склоняться к мысли, что мистера Икс на кладбище нет, но тут Томас обернулся ко мне и сказал:

— Гроб не тот.

— Что значит не тот? — удивился я.

— Не тот, — повторил он. — Я сам его выбирал, я помню. На том узор на крышке был не такой. Приятней. Поэтому я тот и выбрал. А этот не выбрал.

К выбору гроба для своего названного деда Томас, действительно, отнесся с большой ответственностью. Из десятка этих произведений столярного искусства, выставленных в демонстрационном зале похоронного бюро на Кладбищенской улице в Аугсбурге, он сначала отобрал два со сплошными крышками, придирчиво сравнивал, щупал обивку, проверял на мягкость. Потом перешел к узорам, которые оставили на вишневом дереве какие-то жуки-древоточцы. Гробы из дерева с таким узором считались высшим классом. И лишь после долгих колебаний сделал выбор.

Можно было, конечно, допустить, что сейчас Томас ошибся, но глаз у него, как мы не раз отмечали, был хороший, и я сразу ему поверил. Но на всякий случай спросил:

— Уверен?

— Серж, обижаешь! — сказал Томас.

Я рассеянно прислушивался к речам, а сам лихорадочно соображал, каким маршрутом микроавтобус с гробом шел из Аугсбурга в Эстонию. Через Валгу, это я знал. Значит, через Латвию. А до Латвии? Через Белоруссию? А не случалось ли ему завернуть в Россию?

Выражение напряженной задумчивости на моем лице Томас принял за недоверие и хотел привести новые доказательства того, что это не тот гроб, но в этот момент Рита тронула его за рукав и что-то сказала по-эстонски. Он закивал:

— Да, конечно. Я побуду, идите. — А мне объяснил: — У папы деловая встреча.

— У какого папы? — не понял я.

— Как это у какого? У господина Вайно!

Я выскользнул из первого ряда и оказался за спиной Вайно. Он выбирался из толпы деликатно, задом, чтобы не отвлекать почетных гостей от церемонии. Артист и Муха заметили мое движение и начали перемещаться ко мне.

Вайно почувствовал помеху и оглянулся.

— Извините, мне срочно нужно уйти, — негромко произнес он и кивнул Рите. — Не отставай.

— Господин Вайно, это неприлично, — возразил я.

— К сожалению, дела.

— До салюта осталось не больше двадцати минут, — напомнил я. — Вы не можете уйти. Это неуважение к памяти национального героя.

— Давай подождем, — поддержала меня Рита.

Он что-то резко, сквозь зубы, бросил ей по-эстонски, что-то вроде русского «дура», и попытался отодвинуть меня плечом. Возможно, у него бы это получилось, но рядом со мной уже были Артист и Муха.

— Господин Вайно, куда же вы? — заорал Артист.

Почетные гости с осуждением оглянулись. Инстинкт самосохранения боролся в Вайно с привычкой соблюдать приличия. Привычка одержала верх. Он успокаивающе покивал. Но едва гости отвернулись, рванулся со страшной силой. Меня и Муху он сдвинул в сторону, но тут Артист зашел к нему за спину, приобнял за плечо, наклонился к уху и сказал, улыбаясь:

— Стой на месте, сука.

Вайно при этом дернулся, из чего я заключил, что Артист подкрепил свою просьбу, ткнув ему в спину пистолетным стволом. Крупная бритая голова Вайно потемнела от прихлынувшей крови, он беспомощно оглянулся, словно хотел позвать на помощь. Но Артист еще раз всадил ему ствол в спину, и Вайно притих.