В русской литературе XIX в. существовала традиция игры с понятиями «порядочный», «прекрасный», «почтенный», «знающий» и т. п. человек. В определенном контексте эти слова приобретали прямо противоположный смысл. Иносказательное значение могло при этом закрепиться, стать общеупотребительным (см.: Михельсон М. И. Ходячие и меткие слова. М., 1994. Ст. 270 (о «порядочном человеке») и 333 (о
790
«прекрасном человеке»)). Иносказательное значение выражения «порядочный человек» использовал Я. П. Бутков в одноименной повести (1845), где это словосочетание выступает в качестве эвфемизма слова «шулер». Сюжет повести прост: случайный выигрыш переворачивает жизнь мелкого чиновника Чубукевича, который решает бросить службу и перейти в разряд «порядочных людей», «очистителей», главное свойство которых умение «жить на счет ближнего». Утвердившись в этом качестве, герой заводит большие связи в свете, становится даже «душою общества», настоящим светским человеком, а затем делает следующий шаг: за одну ночь игры он, разорив некоего провинциального «бычка», приобретает состояние, выгодно женится и переходит в разряд «почтенных людей»:
«Хочу радикально перемениться, – говорит он своему приятелю, – Хочу, внимай: хочу жениться!
– Жениться! Вот выдумал! какой же ты будешь порядочный человек, когда женишься!
– Надоело существовать одними этакими оборотами! Что нет ничего положительного, солидного! Женюсь и стану почтенным человеком! ‹…› Что наружность! Почтенные и всякие наружности делаются также, как пирожки с ванилью! Пустяки для знающего человека!».14
Заметим, что «Порядочный человек» Буткова – одна из повестей «нашумевшего двухтомника “Петербургские вершины”, вышедшего в том же 1845 г., что и “Физиология Петербурга” Некрасова»,15 не мог пройти мимо внимания Гончарова. В другой повести этого сборника герой, личное счастье которого зависит от наличия «ничтожной партикулярной пары», так высказывается о связи, существующей между фраком и «порядочным человеком»: «Но можно ли, по справедливости, назвать ничтожным черный фрак со всеми к нему принадлежностями, фрак, который облекая глупца и негодяя, делает его на вид “порядочным человеком”, открывает ему вход и доставляет прием всюду».16
Такие литературные параллели вносят в фельетон Гончарова известные коррективы, хотя пародийно-иронический аспект «Писем…» не единственный и не решающий: писатель предлагает несколько прочтений, каждое из которых имеет свой смысл. В исследовательской литературе неоднократно были отмечены «нити, ведущие от анонимных фельетонов 1848 года к каноническому художественному фонду Гончарова» (Оксман. С. 34). «Письма» перекликаются с рецензией Гончарова на книгу Д. И. Соколова «Светский человек…», с некоторыми мотивами романов «Обыкновенная история» и «Обломов»: «“Письма столичного друга к провинциальному жениху” могли бы легко сойти за фрагменты корреспонденции дяди и племянника Адуевых или Обломова и Штольца, настолько близки типические характеристики этих трех пар персонажей, настолько однообразны их художественные функции, настолько устойчива в них тематика излюбленных гончаровских дискуссий», – писал Ю. Г. Оксман (Оксман. С. 24). С «Письмами…» соотносятся некоторые отрывки из «Фрегата “Паллада”»: о роскоши и комфорте (том первый, гл. VI), о светском воспитании17 (том первый, гл. I); в них прослеживаются
791
отдельные мотивы будущего «Обломова»: неопрятный быт и «халат» Василия Васильевича, совет Чельского «удалить эту Агашку», перекликающийся с советом Штольца Обломову относительно Агафьи Матвеевны Пшеницыной (см. об этом: Оксман. С. 24; Цейтлин. С. 116; Недзвецкий. Публицистика романиста. С. 9). Образ провинциального жениха поразительно близок к образу Леонтия Козлова в «Обрыве», что объясняется, по мнению Оксмана, их общим прототипом;18 здесь снова встречается сравнение главного героя с Диогеном, являющееся автохарактеристикой Райского: «Диоген искал с фонарем “человека” – я ищу женщины: вот где ключ к моим поискам ‹…› где кончится это мое странствие?».19 Но наиболее близок к «Письмам…» «Литературный вечер», одно из поздних произведений писателя, на страницах которого Гончаров непосредственно возвращается к проблематике «Писем…» (см.: Недзвецкий. Публицистика романиста. С. 9).
С. 470. …своим письмом и комиссиями… – Комиссия – Здесь: поручение.
С. 470. …изделиями Пеэра и Педотти… – Пеэр (Пер) и Педотти – владельцы известных московских кондитерских лавок. Эти же кондитерские лавки посещает студент Райский в «Обрыве».
С. 476. …в Управу Благочиния. – Управы благочиния – органы городской исполнительной полиции, закрытые в столицах при императоре Павле I, вновь восстановлены Александром I. Основное назначение этих учреждений заключалось в наблюдении за порядком на улицах (квартальная служба), в ведении их находились также некоторые мелкие судебные дела, в том числе о невозвращении долгов. Окончательно упразднены в 1880 г.
С. 477. …целые семь тысяч лет… – Т. е. от сотворения мира.
С. 477. …семь греческих мудрецов… – Имеются в виду мыслители и государственные деятели (VII-VI вв. до н. э.), отличавшиеся глубоким
792
умом. Спорят об их числе (всего различные авторы называют около 20 человек). Платон указывает, что к ним «принадлежали Фалес Милетский, Питтак Мителенский, Биант из Приены, наш Солон, Клеобул Линдский, Мисон Хенейский, а седьмым между ними считается лаконец Хилон» (см.: Платон. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. I. С. 455). Размышления семи мудрецов запечатлены в форме афоризмов: «Мера лучше всего» (Клеобул), «Ничего слишком» (Солон), «Знай себя» (Хилон), «Учи и учись лучшему» (Фалес). См.: Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. Ч. I. С. 92-94.
С. 477. …Катона, Регула… – О Марке Катоне Старшем (234-149 гг. до н. э.) см. ниже, с. 799. Регул – римский полководец плебейского происхождения, консул (в 267, 256 гг. до н. э.). Одерживал неоднократные победы над карфагенскими войсками и флотом. Потерпел поражение и был взят в плен Ксантипом при Тунах (255 г. до н. э.). Гончаров имеет в виду легенду о героической смерти Регула, рассказанную Цицероном (см.: Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. М., 1974. С. 68, 150) и оспариваемую историками (см., например: Моммзен Т. История Рима. СПб., 1994. С. 416). Согласно легенде, после поражения карфагенян при Панстоме Регул был отправлен с карфагенским посольством в Рим с целью добиться мира или обмена пленных. Несмотря на то что от исхода этих переговоров зависела его личная свобода (он поклялся в случае неудачи вернуться в плен), Регул выступил в Римском сенате противником предложения карфагенян. Когда после отказа римлян он вернулся в Карфаген, его подвергла страшным пыткам: вырезали веки и поставили на палящее солнце, а затем заключили в бочку с вбитыми внутрь железными гвоздями, которую спустили с горы.