Вот теперь пора. Ему случалось видеть, как это делает Ханд. Быстро и решительно вправить кости, пока пациент не успел завопить и сжать мышцы. Легче, если не придется нагибаться. Вытянув ногу прямо перед собой, Шеф согнулся, сразу ощутив пронзительную боль в ребрах, ухватился за вывернутую вбок под прямым углом ступню и резко дернул вперед.
Боли по-прежнему не было, но он ощутил жуткий скрежет в глубине сустава. «Будь здесь Ханд, он бы сделал разрез, выправил своими умелыми пальцами кости, промыл рану Уддовым спиртом, который арабы называют al-kuhl. Возможно, тогда я смог бы идти. А сейчас мне придется сползать по склону холма. По крайней мере я жив».
Шеф приподнялся на руках. Он сможет дотянуться до верха стенки и ковылять вдоль, пока не удастся сорвать ветвь оливы. Сделать костыль. Постараться выйти на дорогу, найти себе лошадку или телегу. Прямиком направиться в гавань к кораблям, где Фарман с отрядом охраны ждет его. Его война окончена.
Едва Шеф протянул руки к стенке, по другую ее сторону появились люди. Шлемы. Кольчуги. Два человека сиганули через стенку, подошли к королю с обоих боков, вытаскивая мечи. Возможности сопротивляться не было, он не смог бы даже оторвать руки от стены и устоять на ногах без опоры. Возможно, они итальянцы, сторонники низложенного папы, попробовать подкупить их золотыми браслетами…
– Wir haben den Heidenkuning gafangen, – сказал один из них, – den Einooger.
Достаточно похоже на родной английский язык Шефа, чтобы он смог понять. «Мы схватили языческого короля, одноглазого». Нижненемецкий. Братья Ордена.
Они отведут его к императору.
Если их император все еще жив. Шеф совершенно справедливо полагал, что каждой противоборствующей стороне редко бывает известно о слабости противника. Когда занялся рассвет и император посчитал свои потери, он понял: хотя враги скоро будут не в состоянии удерживать занятый ими участок городской стены, ему самому едва ли хватит сил, чтобы реализовать свое преимущество. Он начал это сражение, имея в основном составе армии три тысячи воинов. Ныне их оставалось меньше двух тысяч – не только из-за потерь, но также из-за тайного дезертирства ночью.
И все же он достаточно хорошо знал, что ему делать. Пока гигантские катапульты Эркенберта вели беспокоящий обстрел, Бруно расставил полукругом снаружи городской стены свои менее ценные войска, греческих моряков, франкских лучников, баккалариев из Камарге. Если люди Пути направятся прочь от города, они заплатят по пути кровавую дань, встречая засады и атаки на пересеченной местности.
Лучшие войска находились внутри города. Часть из них перегородила прочными заграждениями проходы поверху стены с обеих сторон от осажденного бастиона северян. Император не хотел, чтобы враги прорвались вдоль по стене влево или вправо. Остальные войска группировались в укрытиях вне зоны прямой видимости, ожидая, когда император отдаст приказ идти в последний штурм по двум широким каменным лестницам на притаившиеся за парапетом остатки Армии Пути. Чтобы навсегда покончить с ними и с их королем-вероотступником. Здесь собрались все братья и риттеры Ордена, за исключением небольшого караула, выставленного поблизости в городе для охраны Святого Грааля и его святейшества папы. Среди монахов находились оставшиеся в живых и все еще готовые идти в бой франкские рыцари. Общим счетом около шести сотен человек. «Последний резерв христианского мира», – подумал Бруно. Но он приготовился кинуть свой последний резерв в битву, которая станет последней. Император обходил ряды, надев свои боевые доспехи. Святое Копье по-прежнему торчало из-за щита, прикрепленное рядом с его центральной лямкой. Братья и рыцари Ордена тянулись к выступающему наконечнику Копья, а проходящий император благосклонно им улыбался. При звуке колокола все войско встало на колени, каждый затолкал в рот щепотку травы, соломы, а то и грязи, и проглотил ее в качестве последнего причастия перед смертельной битвой, а священники провозгласили коллективное отпущение всех грехов, назначили епитимью – храбро сражаться – и обещали райское блаженство павшим в бою за веру.
Затем армия поднялась с колен и разбилась на две колонны, каждая предназначалась для штурма одной из каменных лестниц, имевших восемь футов в ширину и тридцать футов в высоту. Оставшиеся у императора лучники выстроились в ряд и принялись стрелять из своих слабых луков вверх по стене. Их задачей было только помешать арбалетчикам, не дать им стрелять вниз, в идущих на штурм тяжеловооруженных пехотинцев. Несколько мгновений стрелы и арбалетные болты порхали вверх и вниз, потом стрельба сверху затихла: большинство арбалетчиков истощили свои колчаны ночью, а вражеские стрелы не могли заменить арбалетные болты. Трубы христиан сыграли атаку.
Император не пошел в первых рядах и приказал Агилульфу точно так же держаться позади колонны, штурмующей вторую лестницу. На острие атаки шли самые молодые из риттеров, жаждущие славы, мечтающие погибнуть за Спасителя и за императора. Тяжеловооруженные пехотинцы проворно поднялись по ступеням, и мечники викингов вышли им навстречу, по пять человек против пяти на каждой из двух лестниц. Первый тупой клин возглавлял шведский вице-король Гудмунд, а второй – Стирр, родич Бранда. Когда рыцари Ордена приблизились, Стирр, не обращая внимания на цокающие по камням стрелы, вышел вперед, обеими руками ухватил топор за рукоятку, держа ее горизонтально и расставив руки на ширину плеч. И вдруг прыгнул, подтягивая колени к подбородку, перескочил через рукоять обеими ногами так, что она оказалась позади него, а потом снова прыгнул, обратно. Викинги захохотали, а Стирр весело подкинул топор высоко в воздух и небрежно поймал его.
Передний рыцарь рванулся через последние ступеньки, чтобы добраться до бородатого шута во время его ужимок. Его меч стремительно ужалил снизу, направляясь прямиком в бедро. Стирр, двумя ступеньками выше, снова высоко подпрыгнул, перемахнул через клинок, приземлился на ноги и со всей силой рубанул топором. Рыцарь принял удар на щит, как и ожидал Стирр, но верхняя часть лезвия пробила насквозь кожу, дерево и металл и глубоко вонзилась в руку. Стирр рванул топор назад едва ли не раньше, чем закончился удар, ведь при слишком глубоком проникновении топор мог застрять. Викинг парировал рубящий удар меча рукояткой топора по плоской части лезвия, еще раз рубанул от левого плеча, увидел на плече юного рыцаря новую рану. Ложный выпад, еще один, и на третий раз топор вошел между мечом и щитом, сокрушив грудину противника.
Критическим оком следивший за схваткой Бранд одобрительно кивнул. Он потратил немало времени, показывая своему двоюродному брату, как биться против мечника с боевым топором, имеющим слабую деревянную рукоять, зато позволяющим нанести очень мощный завершающий удар. Стирр хорошо усвоил урок. Зазвенело оружие, викинги поднажали и сбросили врага с верхних ступеней, затем отступили, промежуток между противниками был теперь заполнен убитыми и ползущими в соответствующие стороны ранеными.
Бруно смотрел то в одну сторону, то в другую. Он убедился, что обе колонны остановлены, а лучники бессильны против находящихся высоко над ними людей в кольчугах. Пора самому приложить руку, сослужить службу Господу. Бруно потянулся было, чтобы вынуть Святое Копье из зажима на щите, но передумал и оставил его на прежнем месте. Сегодня он служит Господу, и, возможно, это будет самая главная в его жизни служба. Пока Копье с ним, он непобедим. Император прошел через ряды воинов к подножию лестницы.
Бранд сразу же узнал его по размаху могучих плеч, из-за которого фигура Бруно при среднем росте казалась приземистой, обезьяноподобной. Бранд ощутил холодный спазм в животе, в том месте, куда вошел меч Ивара. Это был страх, которого Бранд не испытывал в схватках с более слабыми воинами. Но сейчас вышел настоящий ратоборец. Возможно, Стирр способен встать с ним лицом к лицу. Стирр унаследовал нечеловеческую силу их общего предка, в его жилах тоже текла кровь Барна, сына троллей. Стирр никогда не получал серьезных ранений, он был молод и испытывал уверенность в себе, которой так не хватало Бранду.
