Противник был здесь. Шеф настроил подзорную трубу, отчетливо разглядел людей вокруг катапульт. Он не нашел Эркенберта, хотя наполовину уже этого ждал. Должно быть, дьякон успел обучить многих помощников, способных занять его место. Как же достать противника? Из имевшегося сейчас у северян оружия на такую дальность били только дротикометы. Они сделают свое дело, хотя против людей они более эффективны, чем против машин. Шеф прокричал приказ, и расчеты катапульт стали распрягать мулов, разворачивать и устанавливать свои машины, начали долгую подготовку к выстрелу. И пока они это делали… камни свистели теперь высоко над головой, прицел был перенесен на позицию дротикометов, и Шеф побежал вперед, к своим рассеявшимся арбалетчикам, выкрикивая приказ атаковать.

Томительные мгновенья воины не шевелились, подчиняясь инстинктивному страху перед прилетающими издалека снарядами. Ложись, замри, уползи в сторону. Шеф орал, пинками заставлял своих людей подняться на ноги, взывал к их гордости и чувству долга. Вид человека, выпрямившегося во весь рост и оставшегося невредимым, вернул им немного здравого смысла, напомнил о неточности онагров при стрельбе по одиночной цели. Арбалетчики поднялись и неуклюже бросились вперед. Шеф закричал им, чтобы двигались перебежками. Пробежать десять-двадцать шагов, залечь, пока бежит другой, а когда он заляжет, начать новую перебежку. И не бежать в открытую. Не давать врагу возможности прицелиться.

Со склона холма рядом с батареей онагров Эркенберт и император наблюдали за поспешно организованной атакой. Для них это выглядело так, будто склон покрылся суетящимися муравьями, вроде бы ни один не двигался все время вперед, но масса в целом неуклонно приближалась. Тем временем снаряды катапульт летали уже в обе стороны. Один из людей Эркенберта опрокинулся навзничь, ему перебил хребет огромный пятифутовый дротик. Раму одного из дротикометов разбил камень онагра, лопнувшая пружина хлестнула северян по рукам и лицам.

– Я видел его мгновенье или два, – заметил Бруно. – Жалко, что он не постоял чуть подольше, чтобы твои люди успели в него выстрелить. Тогда бы все сразу было кончено.

– Как и в случае твоей смерти, – ответил Эркенберт.

– Он до сих пор даже не знает, где я.

Арбалетные болты, долетающие с предельной дальности, зазвенели по камням вокруг батареи онагров. Расчеты стали нервно вздрагивать и оглядываться. «Невозможно схватить весящий тонну онагр и утащить его с позиции, – подумал Шеф, – невозможно вывезти машины достаточно быстро. Если поднажать, удастся захватить всю батарею, возможно, враг не готов отразить стремительную атаку».

А может быть, готов. До настоящего момента противник в этом сражении предусмотрел все. С ужасом, таким пронзительным, что вызывал в груди спазм, Шеф вспомнил короля Карла Лысого, как тот рвался и рвался вперед, пытаясь захватить машины, которые, дразнясь, появлялись на все новых и новых позициях. Теперь Шеф делает то же самое. И на этот раз противник лучше знает местность, имеет план действий, а Шеф слепо бросается вперед, уповая на превосходство в вооружении.

– Стой! – закричал Шеф. – Остановитесь, укройтесь и стреляйте. Хватит бежать!

Его голос услышали только ближайшие арбалетчики, остальные, увидев, что враг дрогнул, ринулись вперед, чтобы отомстить за пережитый страх.

– Сработало, – отметил Бруно и кивнул трубачам. В пространство между бегущими арбалетчиками и батареей из-за укрытий в виде оливковых деревьев и стен роскошных вилл выехали тяжеловооруженные всадники, краса и гордость императорской армии: кольчуги сверкают, подкованные сталью копыта высекают из камней искры, острия пик нацелены вперед. Каждая группа всадников сразу устремилась на неприятеля, не пытаясь выстроиться в общую линию. Они начали атаку с расстояния в какие-то пятьдесят ярдов, пять панических ударов сердца для человека без доспехов, на которого прет боевой жеребец.

Шеф, находившийся чуть сзади самых быстрых арбалетчиков, увидел, как они остановились, замялись, потом все как один повернулись и побежали, прыгая по камням, чтобы уклониться от надвигающихся сзади пик. Один человек припал на колено, вскинул арбалет. Пока он жал на спуск, пика вонзилась в него, вздернула его с земли, и стрела пошла прямо в небо. С искусством выросших в седле людей наездники работали пиками, а когда те ломались или застревали в распростертых телах, выхватывали из прикрепленных к седлу ножен широкие мечи. Шеф вдруг увидел, что один из копейщиков выбрал его в качестве очередной жертвы. Их взгляды встретились, всадник ударил длинными острыми шпорами, и конь, роняя хлопья пены, прыгнул вперед. Шеф потянулся за арбалетом, зашарил на поясе, понял, что в который уже раз оказался в критический момент безоружным, не считая поясного ножа. Попробовать сбежать – значит быть бесславно сраженным сзади, навсегда остаться поводом для шуток. Постараться отразить удар?

Могучая рука небрежно отбросила его в сторону, широкая спина в кольчуге заслонила взгляд. Это Стирр! Задыхаясь на жаре, он прибежал сзади из колонны викингов. Атакующий франк – на щите у него не было эмблемы Святого Копья, как у риттеров Ордена, – одними коленями повернул жеребца, чтобы пройти справа от Стирра, занес меч для удара сверху вниз. В этот момент Стирр, яростно выбросив вверх правую руку, со всей силой и ненавистью бросил свой боевой топор перед металлическим шлемом. Целясь в лошадь, а не во всадника. Раздался мясницкий хруст, франк кувыркнулся через голову лошади и упал к самым ногам Шефа. Не задумываясь, Шеф ударил его сжатым кулаком в открытую часть челюсти, в точности как показывал на дитмаршских болотах давно упокоившийся Карли. Франк откинулся навзничь, а Стирр, выхватив меч, рубанул его по шее и тут же повернулся, выискивая нового противника.

Склон холма снова был чист, словно развеялись колдовские чары – всадники исчезли. Вернулись в укрытие. Пока Шеф недоуменно озирался, камень из онагра пролетел так близко, что в голову ударило воздушной волной. «Все происходит слишком быстро, – ошеломленно подумал он. – Еще не кончилось одно, а уже начинается другое».

Стирр с кряхтеньем пытался извлечь свой топор, глубоко зарывшийся в череп коня, крякнул, высвободил носок лезвия, раскачал и наконец вытащил свое оружие. Озабоченно осмотрел топор, потом ухмыльнулся.

– Никогда раньше такого не делал, – сказал он. – А что теперь?

Викинги, вспомнил Шеф, могут быть разбиты, но никогда не поддаются панике. Он огляделся, снова стал отдавать приказы. Одно было ясно. Он больше не сможет двигаться вперед в этом лабиринте ловушек. Вопрос, сможет ли он отсюда выбраться?

Глава 17

– Колодец отравлен, – сказал Ханд.

Шеф уставился на лекаря, потом на ведро, которое тот только что осмотрел. Зеленый ил налип на дно и стенки, вода была очень грязной. Ерунда, он бы ее все равно выпил. В тот раз, добравшись до деревни еретиков и отказавшись пить, он думал, что умрет от жажды. А сейчас было еще хуже. Сейчас не нужно проявлять гордость, вода есть вода, она выглядит неплохо…

Ханд расплескал у него в руках ведро, взглянул с глубокой неприязнью:

– Отравлен, я сказал! И если это свалит даже тебя, то что говорить о моих раненых?

Шеф провел языком по пересохшим губам. Была уже ночь. Весь долгий остаток дня и короткие вечерние сумерки они плелись в пыли по источающим жар камням и остановились у виллы на вершине холма, надеясь, что там есть свой колодец. Как и каждый раз за этот день, враги успели их опередить. Шеф не знал, был ли это сброшенный в колодец труп или что-то более основательное, например ядовитые ягоды. Ему придется поверить словам Ханда. Ему придется найти воду. У них целый обоз раненых, которые зловеще утихли. На короля молча смотрел Стирр, спасший ему сегодня жизнь. Стирр хуже прочих переносил жару и жажду. Ночь полнилась оглушительным хором расположившихся на оливковых деревьях сверчков: достаточно громким, чтобы заглушить любой звук притаившейся засады. Противнику только того и надо.