В детстве дни кажутся такими длинными. Часы тянутся и тянутся, время бежит удивительно медленно. С годами ощущение времени незаметно меняется. Вот сейчас время – это мой SLK. Он несется по ночному Садовому, подгоняемый вдавленной в пол педалью акселератора. Я знаю, скорость будет только расти. Главное – справиться с управлением. В старости жизнь, вся это ебаная, кипучая, полная страстей и разочарований жизнь покажется всего лишь мигом. Всего лишь крохотным мгновением. Не потому ли я стремлюсь наполнить его до краев?
Ожидание чуда. Оно, в принципе, не покидало меня, когда я стал старше. Может быть, слегка потускнело, но не исчезло полностью. Окончательно его не стало, когда я начал встречать Новый год на курортах. Не стало больше предпраздничной суеты, беготни по магазинам в поисках подарков, не надо было строить планы, куда идти в эту ночь. Все заранее известно. Торжественный ужин в ресторане твоего пятизвездочного отеля. Шоу-программа, насыщенная местным колоритом. Дружный отсчет двенадцати ударов часов. «Давайте встанем, друзья, наполним бокалы шампанским ($300 за бутылку, в стоимость ужина не входит)! С Новым годом! С Новым счастьем! Ура!» Потом общая пьянка, танцы, фейерверки. Сидишь в одиночестве за праздничным столом. Смотришь сквозь праздник усталыми глазами. «Верните меня маленького, хотя бы на полчасика или двадцать минут, я хочу веселиться искренне, по-детски, без бухла и наркоты, грязного порочного секса и насилия, просто от одного только ощущения праздника!» – хочется сказать. Интересно, кому? А на глазах – слезы.
Первые дни нового года я, неожиданно для самого себя, посвятил странно здоровому образу жизни. Загорал и плавал, катался на квадроциклах и скутерах, занимался дайвингом, ел предпочтительно морские продукты, пил не больше двух бокалов вина в день. Мои спутники, напротив, своим привычкам не изменяли. Евгений Викторович все же перестал квасить с утра, но несмотря на это ближе к вечеру утрачивал способность разговаривать. Его жена носила на своей хорошенькой, слегка мышиной мордашке печать страдалицы, мол, «вот он, мой крест». Чета Аркатовых мирно плыла потом у бассейна, изредка выползая к морю и потягивая местное недорогое водянистое пиво. Казак в целом поддерживал меня, плавал, нырял, играл в теннис, выпивая при этом против моих двух бокалов неизменные две бутылки, периодически шлифуя их вискарем. Элеонора на морском воздухе посвежела, почти мигом загорела и вызывала неподдельный интерес у мужского населения курорта. К ее же чести следует добавить, что интерес этот она игнорировала, проявляя по отношению к мужу искреннюю заботу и нежность. В один из вечеров я даже попытался поговорить об этом с Колей, но вовремя стушевался и промолчал.
Настроение мое исправлялось. Депрессия испарилась под горячими лучами иудейского солнца. Я впал в какую-то мягкую задумчивость и частенько находил самого себя застывшим, вглядывающимся в спокойную гладь моря. К вечеру третьего дня появилось давно позабытое настроение писать. Я выклянчил у Казака ноутбук, с которым тот не расставался даже на отдыхе, и заперся в номере. В голову лезли разные мысли, по большей части непристойные. Порнография, а как же! В основном размышления, то, что мне казалось в те дни наиболее важным. Я решил написать о себе. Немного любовной истории, скорее даже истерии. Немного внутреннего пространства, прежде скрытого от любопытных взглядов. Немного иронии, чуть-чуть печали. Простые человеческие чувства, отчего-то терзающие бога. В первый же вечер написано было много, вспомнилось многое, изменился настрой. В какой-то момент стало настолько пронзительно грустно и хорошо, что усидеть на месте не было никакой возможности. Около часу я вышел из отеля в парную курортную ночь. Что-то определенно носилось в воздухе, я чувствовал перемены, и не могу сказать, чтобы они нравились мне. Просто это было такое состояние, когда хочется быть одному и одновременно со всеми, абсолютно трезво воспринимать окружающий мир и при этом чувствовать себя донельзя удолбанным. Я шел никуда конкретно не направляясь, повинуясь наитию, или, если хотите, провидению. Провидение, как обычно в моем случае, привело в кабак. По случайному (опять же) стечению обстоятельств, это был не просто очередной приморский балаган с дерущими горло зазывалами, латиноамериканской музыкой и разбавленной виски-колой. В данном конкретном случае я попал во вполне достойный (ну, насколько это вообще возможно в курортной зоне) рыбный ресторан. Посетителей было немного. Только пара столиков была занята компаниями пожилых отдыхающих. Не придумав ничего лучшего, я уселся за барную стойку (это в рыбном ресторане-то!) и заказал cuba libre. Опять же удивился. С чего бы это было изменять старине Джеку с сомнительным ямайцем? Закурил и, немного поерзав, обозрел весь ресторан. Все те же пожилые америкашки… Так, а это кто? Дверь в ресторан растворилась, впустив в полумрак благородного дерева и ковров мужчину и женщину. Я пригляделся. Мужчине было около сорока, солидный и загорелый, в светлой лакостовской рубашке-поло, он источал уверенность и спокойствие, благоразумие и надежность, практичность и достаток. Серые, немного разбавленные синим глаза его казались слишком близко расположенными к переносице. Он властно смотрел в мир. Сколько раз уже, на приемах и переговорах, в офисах и ресторанах, на конференциях и презентациях, выставках и банкетах, встречал я этот взгляд. Так смотрит человек, знающий себе цену, привыкший быть хозяином, поднявшийся, возможно, из низов и достигший многого. Он помнит детство в деревеньке под Псковом (в Баварии или Провансе) с пьющим отцом и страдалицей матерью, сестер и братьев, рано вышедших замуж и женившихся, разлетевшихся из родного гнезда по соседним деревням и поселкам, погибших от пьянки, севших по хулиганке и воровству, соседку Марью Кирилловну, прочившую ему великое будущее. «Права была покойница», – как бы говорит его взгляд. Он руководит крупной компанией, работает в мэрии или правительстве, но на всю свою жизнь остается простым сноровистым деревенским мужиком, крепким хозяйственником, заменившим пьяный досуг занятиями спортом, а разведение свиней маркетингом и мониторингом. Положительный со всех сторон пример! Образец для подражания! Вот беда, так и не приучился мужик читать «умные» книги, а «неумные» на кой же нужны? Так и не стал разбираться в технике европейского авангарда, так и не понял, зачем Сережа Есенин покончил жизнь самоубийством, почему застрелился Маяковский, почему, в конце концов, Николай Коперник запалил аутодафе, сказав: «А все-таки она вертится!»
