Я бы хотел разнообразить свою деятельность настолько, чтобы народ решил, что у меня есть тезка. Моя шизофрения – следствие не дилетантства, а мечты о вездесущности.

Сегодня я составил список того, что предлагает мне мир. Раз, два и обчелся. Но мира как такового мне вполне хватит.

Передача, побившая все рекорды на американском MTV, называется «Осборны». Это совершенно новый жанр: реалити-шоу про знаменитостей. Нам показывают Оззи Осборна, вокалиста группы «Блэк Саббат», в кругу семьи, за которой сутками следят камеры. Мы шпионим за ним, когда он готовит с женой ужин или наступает голыми ногами в собачьи лепешки. На концертах мы привыкли видеть, как на сцене он зубами отрывает голову у живой летучей мыши. Осборн присмирел: теперь у него новые припарки – он стал нормальным. Почему эта передача пользуется таким успехом? Потому что публика обожает жизнь кулис, а также скуку. Большая часть звезд прячется из опасения, что все узнают, до какой степени уныло их существование. К счастью, всегда найдется парочка эксгибиционистов, согласившихся, чтобы их жизнь превратили в передачу. Возможно, недалеко то время, когда каждая знаменитость станет сама себе каналом. Мечтаю попереключать телик с «Ширак-ТВ» на «Бен Ладен-ченнл», канал «Зидан», «Де Ниро-TV», «Клара Морган[170] XXX» и, само собой, «Оскар Дюфрен лайв». В один прекрасный день этот дневник станет вашей любимой телепрограммой. У меня уже готов слоган для ее запуска: «Живу для вас».

«Настоящим страданием, адом человеческая жизнь становится только там, где пересекаются две эпохи, две культуры и две религии… Но есть эпохи, когда целое поколение оказывается между двумя эпохами, между двумя укладами жизни в такой степени, что утрачивает всякую естественность, всякую преемственность в обычаях, всякую защищенность и непорочность».[171] Когда Герман Гессе написал это в «Степном волке» в 1927 году, он еще не знал, что Вторая мировая война докажет его правоту. Он также не подозревал, что описывает начало XXI века. Странно, у меня прямо мурашки по коже. Сквозняки, должно быть.

Юмор Неизвестной Бляди:

– У моего парня такие габариты, что я соглашаюсь с ним трахаться только под местным наркозом!

Приземляюсь в Вильнюсе (Литва) в таком же аэропорту, что и везде. Мир повсюду одинаков. Пересекаешь его по прямой, на эскалаторе, освещенном потрескивающими неоновыми лампами. Путешествовать все равно что слушать поцарапанный диск. А жить? Завтра то же, что вчера. Все знают, что такое «дежа вю». Стареть значит войти в «дежа векю»,[172] в такой виртуальный дневник, где застреваешь на одном и том же абзаце.

Приземляюсь в Хельсинки (Финляндия) в таком же аэропорту, что и везде. Мир повсюду одинаков. Пересекаешь его по прямой, на эскалаторе, освещенном потрескивающими неоновыми лампами. Путешествовать все равно что слушать поцарапанный диск. А жить? Завтра то же, что вчера. Все знают, что такое «дежа вю». Стареть значит войти в «дежа векю», в такой виртуальный дневник, где застреваешь на одном и том же абзаце.

Приземляюсь в Лондоне (Великобритания) в таком же аэропорту, что и везде. Мир повсюду одинаков. Пересекаешь его по прямой, на эскалаторе, освещенном потрескивающими неоновыми лампами. Путешествовать все равно что слушать поцарапанный диск. А жить? Завтра то же, что вчера. Все знают, что такое «дежа вю». Стареть значит войти в «дежа векю», в такой виртуальный дневник, где застреваешь на одном и том же абзаце.

Боже мой, вот уже три дня я, как Джек Николсон в «Сиянии», переписываю все время одну и ту же фразу. Хотя во времена Кубрика функций «копировать» и «вставить» еще не существовало. Он как в воду глядел! Писатель, повторяющий одну и ту же фразу, был бы мудрецом. Все наши беды от того, что мы не хотим повторяться. Как будто истин несколько.

Сколько же у меня было в детстве талантов: я краснел по команде, на две минуты задерживал дыхание под водой, у меня то и дело шла кровь носом, я умел скосить один глаз… Мне очень нравятся эти записки, потому что я их верный автор, главный герой и единственный читатель.

Чтобы не дать мне писать, Система решила выставить меня напоказ, устроив мне рекламу на телевидении. Идея проста: добиться от меня литературного молчания, заменив его медийным шумом. Дать мне слово – лучший способ меня заткнуть. Ваша взяла, я повинуюсь (молча).

Франсуаза плешь мне проела, что я ее не люблю. Логично: те, кого я не любил, считали, что я их люблю. Теперь все наоборот.

Обожаю припев новой песни Эминема:

Может, Эминем – американский Оскар Дюфрен? Мне по душе этот откровенный плевалыцик в колодец, который осмеливается сочинять песню, разбирая в ней, почему он ее сочиняет. В общем, он считает нас придурками, уверяет, что без него мы бы подохли со скуки, что он на нас положил, а мы его за это обожаем. В былые времена рок-звезды были искренними бунтарями, сегодня стали циничными. Трезвый взгляд пришел на смену ярости. Это новая форма бунта. Неподвижная ненависть, разбитое зеркало.

Поговорим о трезвости взгляда, потому что, похоже, она стала наивысшим достоинством и вечной ценностью моего поколения. Скажу вам прямо, милые мои, трезвость не защищает от реальности. Теория несчастья не помешает ему произойти. Предупрежден – не значит вооружен. Например, мой любовный пессимизм не мешает мне бояться, что я буду страдать. Зная, почему мы грустим, мы, может быть, выглядим не такими идиотами, но грусть от этого не проходит. Вот так вот мы и живем, закованные в броню неразрешимых проблем. Мы считаем себя гениями, потому что точно знаем, что таковыми не являемся. Ни одно поколение не кичилось до такой степени осуждением собственной дурости, так не хвасталось своими провалами и тщеславием, так себя не любило. Культ ясности мысли ведет к импотенции: это бесплодный ум. Никогда земля еще не носила на себе столь безропотную молодежь. Я беспрестанно возвожу в теорию свои политические и любовные неудачи. Ну и что из того, что я сознаю свою импотенцию? Трезвость мысли меня не изменит.

Всем критикам, которых я разочаровываю, я хотел бы раз и навсегда сказать, что я с ними совершенно согласен. Я тоже не прочь, чтобы мои книги были лучше.

Франсуаза – достойная соперница Эминема. Вчера вечером, придя в ужас от моей циклотимии, она мне выдала: «Знаешь, что тебе помогло бы? Ничего».

Почему я люблю эту женщину? Потому что она full options.[174]

Телевидение превращает тебя в звезду национального масштаба, бестселлер – в международную темную лошадку. Вот снова меня зовут в страну тысячи одного усача: Турция, выйдя в четвертьфинал, безостановочно переводит мои книги. На окраине Европы, на берегах Стамбула, я любуюсь Азией, мерцающей по ту сторону Босфора, за спинами черноглазых брюнеток с ослепительно белыми зубами. На Багдадской улице (азиатские Елисейские Поля) турчанки одеваются секси, между тем в отеле «Чираган» нет порноканала. Хорошо бы они ели поменьше кюфты, а то они раздаются с той же скоростью, что и пролив.