— Ах ты ж п…да! — процедил он. — Ты, кажется, так и не поняла. Либо сейчас со мной, либо с теми тремя в дежурке… Ну!
Я продолжала отступать и старалась прикинуть, есть ли у меня хоть какой-нибудь шанс справиться сразу с обоими негодяями. Если брать в расчет то, что с Самохиным-младшим, к тому же пьяным в дрова, я провозилась больше минуты, то эти, трезвые, меня просто сомнут. Один бы, еще куда ни шло. Но двое!
— Подойди, я сказал! — продолжал, оставаясь на месте, брызгать слюной майор.
Я уперлась спиной в стену рядом со вставленной в дешевую рамочку благодарностью за оказание шефской помощи детскому дому. Дальше отступать было некуда. Справа зарешеченное окно, слева огромный стол с компьютером и селектором, сзади ламинированная панель. Впереди ментовский майор, который со зловещей улыбкой уже направлялся ко мне, не торопясь отшвыривая ногой в сторону опрокинутые мною стулья. Ему до меня оставалось каких-то три метра. Каких-то три стула…
— Серый, у тебя есть «браслеты»? — спросил он у братца, и тот утвердительно хрюкнул. — Кинь-ка мне…
Сергей Анатольевич подошел к сейфу и начал ковыряться с замком. Он совершенно никуда не спешил, и у меня создалось впечатление, что большее удовольствие братья Самохины получают от прелюдии к изнасилованию, чем от него самого.
— Извращенцы, — простонала я. — Садисты проклятые… Неужели вы думаете, что после этого я что-нибудь подпишу у нотариуса? Ждите!
— Подпишешь, — спокойно ответил Егор. — Куда денешься? И не такие подписывали.
Через стол для совещаний полетели наручники, и майор, ловко поймав их, отбросил ногой последний из стульев и взвизгнул:
— Лицом к стене! Руки за спину!
— Перебьешься, легаш! — прошипела я и подумала… О чем я тогда подумала? Да ни о чем! На меня снизошло отупление, и в мозгу воцарилась лишь одна мысль — подороже продать свою честь. И свою шкуру. На все остальное мне уже было плевать. Слишком много дерьма обрушилось на меня за последнее время. И вышибло из меня инстинкт самосохранения. Способность рассуждать здраво. И стремление хоть как-нибудь защищаться… Нет! Нападать! Убивать! Только вперед!
И я, очертя голову, кинулась на майора.
И пропустила удар. Сразу же пропустила мощнейший удар в грудь!.. И захлебнулась! И не смогла устоять на ногах!
Меня повело в сторону, и нечистый красный палас, словно магнит, притянул к себе мою голову. Или я сама в него ткнулась лбом? Не знаю… Не помню… На какое-то время я, кажется, даже потеряла сознание. Вернее, потеряла лишь часть сознания. Потому что другой его частью все-таки ощущала, как мне грубо заламывают за спину руки. Слышала, словно в тумане, недовольное бор-мотанье майора: «Так-то вот, сучка. Кошка сиамская. Никуда ты не денешься…» И испуганный писк толстяка: «Егорша, сдурел? А если и правда…»
— Нормале-о-ок! Все будет о'кей! Поды-майси-и-и!!! — Меня схватили за волосы и потянули вверх. — Подъем, я сказал! Актриса… Не так уж и больно… Не хрен было ломаться. Не на курорт же попала.
Майор подхватил меня под мышки и легко поставил на ноги. Я наконец смогла втянуть в себя воздух. И, покачнувшись, оперлась плечом о стену. О дьявол! Как эта сволочь меня шарахнула! Словно мерин копытом! Недооценила я, глупая, своего противника. Что же, введу поправки. Борьба продолжается! Насколько это возможно со скованными за спиной руками.
Майор хлопнул ладонью меня по щеке. Он стоял, почти вплотную прижавшись ко мне, и широко лыбился, мразь.
— Вот. — Маленький ключик, зажатый между двух чистеньких пальцев с ухоженными ногтями, уткнулся мне в нос, и я пытаясь зацепиться за него взглядом, свела зрачки в кучу. — «Браслеты» сниму, как увижу, что ведешь себя хорошо. Но пока ходи так. — Егор опустил ключ в нагрудный карман и обнял меня за плечо. — Ну чего? Здесь тебя драть или в приемной? — Эта циничная гадина еще предоставляла мне выбор. Хотя нет, даже этого выбора не было…
— В приемную волоки ее, — подал голос толстяк. Пока я бороздила носом палас и плечом подпирала стену, он устроился за своим рабочим столом и старательно делая вид, что изучает какие-то документы. Он даже нацепил на круглую рожу очки и взял карандаш. — Не хрен мне кабинет поганить.
— А сам-то, — с ухмылочкой огрызнулся майор и поволок меня к двери.
Хотя «поволок» — громко сказано. Я даже не думала упираться или сопротивляться. Просто покорно передвигата ногами, так до конца не придя в себя после удара. Мне надо было еще чуточку времени. А потом посмотрим. Кроме рук стоило заковать мне в кандалы и ноги, господа извращенцы. Вот тогда бы я была ваша. А так, посмотрим!
Егор вытолкнул меня из кабинета, и я очутилась в приемной — тесной комнате (метров шестнадцать, не больше), плотно набитой разнообразной мебелью. Здесь были три кресла с претензией на крутизну, обитые кожзаменителем; журнальный столик с несколькими засаленными журналами; совершенно пустой стеллаж; сервант с чашками-кружками и белым электрическим чайником и непосредственно сам «станок секретарши», состоящий из огромного письменного стола, стола чуть поменьше — для компьютера — и игрушечного столика для телефона и массивного аппарата селекторной связи. Пол был покрыт бурым отечественным линолеумом, а на зарешеченным снаружи окне болтались спутанные, словно спагетти, вертикальные жаллюзи.
Майор плотно прикрыл дверь в кабинет, в котором остался его старший братец, и подошел ко мне.
— Ну что? — прошептал он. — Может быть, выключить свет? Может быть, ты стесняешься?
В ответ я хотела смачно плюнуть в его похотливую рожу, но сдержалась. Попозже ударю больнее. Еще будет у меня такая возможность…
А Егор тем временем подвел меня к письменному столу и облокотил на него так, что я полусидела-полустояла.
— Вот и отличненько… Умница… Тебе же самой понравится… — Он расстегнул «молнию» на моей курточке и начал прямо через футболку жадно мять мне грудь. — Во-о-от… Не носишь лифчика… Молоде-е-ец… Тебе нравится? Да? Скажи…
Интересно, и кем же я должна была быть, чтобы мне это нравилось?
А ментяра уже отлип от груди и торопливо выправил у меня из спортивных штанов футболку. Потом вцепился и в сами штаны, попытался стянуть их вниз, но на поясе они были крепко завязаны на шнурок.
— Тебе нравится?.. А?.. Скажи что-нибудь…
Я хотела сказать, что он похотливая сволочь, но промолчала. И попробовала прикинуть, сумею ли вырубить этого сексуального монстрика, если засажу головой ему в нос. И сконцентрировалась для предстоящего удара. И откинулась немного назад…
Но майор неожиданно оставил в покое мои штаны и, отступив от меня, вцепился в свои форменные ментовские брюки.
— Сейчас… Сейчас…
Трясущимися руками он боролся с непослушным ремнем, потом с пуговицами на ширинке.
— …Сейчас, Мариночка…
И наконец справился. Брюки скользнули вниз. Следом за ними Егор спустил на щиколотки голубые трусы. В мою сторону, как указующий перст, уставилось его мужское достоинство. Темно-бурое, словно у негра, И совершенно ничтожных размеров.
Я еле сдержала ухмылку. В этом плане начальнику Пялицкого ОБЭПа гордиться было, в общем-то, нечем.
А он, словно пингвин с яйцом, быстро проковылял вперед и прижался ко мне. И в момент обмусолил мне шею. Его похотливые ручки проникли мне под футболку и больно вцепились в соски.
— Марина… Мариночка…
Я снова приготовилась двинуть его в лицо головой. И потом добавить ногами…
— …Мариночка… Поласкай меня… Поласкай меня ручкой…
…Но решила все сделать иначе и легко куснула его за ухо. Пару раз громко вздохнула. И простонала:
— Ру-у-уки… Я не могу… У меня ж руки… Милый, сними наручники… Как хорошо!
И подумала: «Если этому педерасту сейчас достанет ума снять с моих рук „браслеты“, тогда все… Я смету его! Я убью его! А потом и его старшего братца».
— …Милый… Милый… Сними…
Но этот ублюдок в последний момент передумал.
— Нет… — проблеял он. — Нет, не так. Не рукой. Поласкай его язычком… Смотри, как он хочет тебя… Смотри… Поласкай…
