— И пусть бы он убил Трэвиса! — воскликнула женщина, лицо и голос которой выдавали душевное волнение.

— Сэди! Как ты можешь говорить такое! Неужели он?..

— Он очень плохой человек, Саммер. Просто отвратительный! Позволь Слейтеру убить этого подонка! Его даже человеком назвать трудно!

— Ты боишься его! Что он сказал тебе, когда вы были одни во дворе? Ты же вся дрожишь. Теперь я понимаю, что болезнь тут ни при чем.

Сэди с трудом сдержала желание рассказать подруге правду. Но если она расскажет об угрозах Трэвиса, тот наверняка убьет и ее, и Мэри. Всю прошедшую ночь она почти не спала, пытаясь решить, что ей следует делать дальше. Эх, если бы Слейтер убил Трэвиса… Тогда бы все разрешилось само собой.

— С какой стати я должна его бояться? Просто я думаю, что таких, как Трэвис, не грех застрелить. А причина моего плохого настроения, пожалуй, в том, что я скучаю по городу, — сказала Сэди, нарочито небрежно вскидывая голову, хотя щеки ее порозовели. — Я никогда раньше не уезжала из Гамильтона. Кто бы мог подумать, что мне будет его не хватать? — добавила она, задрав свой курносый нос, отчего лицо приняло дерзкое, нагловатое выражение.

Удивленно глядевшая на нее Саммер усилием воли подавила возникшую в душе обиду.

— Ты хочешь вернуться в Гамильтон? — озабоченно спросила она чуть дрогнувшим голосом, явно не веря тому, что только что услышала. — Ты же говорила, что тебе здесь очень нравится.

Сэди оказалось не под силу вынести устремленного на нее печального взгляда подруги, и она отвернулась.

— Мне здесь действительно нравится, и я не сказала, что хочу вернуться в город, — бросила она через плечо. — Просто возникает резонный вопрос о том, что я здесь буду делать, когда вы с Джоном Остином переедете к Слейтеру. Всякая нужда во мне отпадет. Я и сама не останусь, даже если Слейтер мне позволит. — Она вдруг густо покраснела, но тут же наигранно и как-то глумливо рассмеялась: — Мне необходимо найти себе мужчину, а здесь не слишком широкий выбор.

Опыт, приобретенный Сэди за последние годы, научил ее самому простому и верному способу преодоления трудностей: надо скрывать свои чувства, улыбаться, когда тебе больно, и притворяться, притворяться и притворяться. Его она и применяла сейчас. Но сердце протестовало против такого поведения с Саммер. Хотелось кричать, топать ногами, биться головой об стену. Но какой толк будет от всего этого? Конечно, никакого.

Возникла долгая, напряженная пауза. Щеки Саммер сделались почти такими же пунцовыми, как у подруги. Она пристально посмотрела в глаза Сэди, затем отвернулась.

— Вы с Мэри можете жить здесь столько, сколько захотите, даже если мы с Джоном Остином переедем. Все будут только рады этому, Сэди.

Саммер вновь посмотрела ей в лицо, и во взгляде этом читалось замешательство и беспокойство. Ее тревожило столь неожиданное изменение в поведении подруги. Она была такой веселой и жизнерадостной с тех пор, как они уехали из Гамильтона, и вдруг…

— О, да я и не собиралась пока никуда уезжать, Саммер, — произнесла Сэди с явным облегчением. — Просто мне хотелось узнать, какие у вас планы на будущее и нужна ли я буду, чтобы следить за хозяйством в этом доме. — Она нервно рассмеялась. — Кстати о работе. Не заняться ли нам изготовлением мыла? Золы у нас накопилось полно, а топленого жира я недавно обнаружила среди запасов целый кувшин.

Они вместе натаскали ведрами воды в большое корыто, в которое предварительно насыпали золу. Образовавшийся в результате раствор Сэди осторожно сцедила сквозь имеющееся в корыте маленькое отверстие в ведро. Убедившись в готовности раствора, она начала медленно вливать его в стоящий на огне котел, в котором Саммер растопила жир. Когда смесь превратилась в однородную массу, напоминающую круглую лепешку, они вылили ее в большой с широким горлом горшок и добавили немного соли, чтобы будущее мыло не ломалось. Полученное таким образом вещество имело острый и не совсем приятный запах, зато хорошо отстирывало. Одежда, выстиранная этим мылом в воде, а затем как следует прополощенная и высушенная на солнце, могла порадовать любую хозяйку.

Женщины работали молча, поглощенные каждая своими мыслями. Лишь время от времени Сэди ворчала на Мэри. Дочку она оставила в доме. Саммер это поначалу удивило, но затем она решила, что Сэди просто опасается подпускать ребенка к котлу с кипящим раствором. Оставшись одна, девочка нервничала и капризничала. В конце концов раздраженная Сэди насыпала ложку сахарного песка в тряпочку, туго стянула ее края и дала эту своеобразную сладость Мэри.

— Вообще-то мне не следовало бы делать этого, — пробормотала она. — Нельзя давать ей повод думать, будто ей положена сахарная соска всякий раз, когда она поднимает шум.

Они уже закончили работу и умывались, когда Джон Остин вдруг крикнул, что кто-то едет к ним. Женщины одновременно посмотрели в сторону реки и тропинки, ведущей к ранчо Кип. Там никого не было. Они повернули головы на север, откуда приезжали путники, следовавшие из Гамильтона. Но и та тропинка была дуста. Оставалось только южное направление с холмами, покрытыми кустарником и деревьями. Гостей с той стороны не ждали. Однако на этот раз именно с юга появились два всадника, которые уже успели миновать загон и практически въехали во двор, прежде чем их успели заметить.

Перцым ехал чернобородый мужчина в напоминавшей мексиканское сомбреро шляпе. В кулаке он сжимал уздечку коричневого с белыми пятнами пони, на котором с трудом сидел апачи с длинными прямыми черными волосами. Лоб индейца был обмотан запачканным кровью бинтом, а руки связаны сзади веревкой. Еще одна веревка стягивала его шею. Несчастный наклонился вперед, свесив голову на грудь.

Ошеломленная неожиданным появлением незнакомцев, Саммер застыла на месте. Сэди бросилась к дому, но видя, что подруга не двигается, остановилась у двери, ведущей на кухню.

Лошадь бородатого незнакомца остановилась всего в нескольких футах от Саммер.

— Ну и денек. Жарковато, не правда ли? — произнес всадник, снимая шляпу и вытирая лоб рукавом рубашки.

Его беспокойно бегающие глаза внимательно осмотрели загон, сарай, все видимое пространство двора и остановились на девушке, бесцеремонно ее разглядывая.

— Буду обязан, если мне дадут попить чего-нибудь холодненького, — ухмыльнулся он, блеснув из-под черной бороды белыми зубами.

— Можете взять сами, — кивнула головой в сторону ведра Саммер.

Мужчина привязал уздечку пони и конец стягивающей шею индейца веревки к луке седла и спрыгнул с лошади. Оказавшись на земле, он посмотрел на Сэди, затем снова на Саммер и взял из ведра ковш. Пил он жадно и неаккуратно. Вода стекала по бороде и рубашке. Саммер подумала, что ковш надо будет как следует прочистить, прежде чем вновь им пользоваться.

— Мистер Маклин здесь? — спросил чернобородый, возвращаясь к лошади и в очередной раз внимательно оглядывая при этом двор.

— Нет, — покачала головой Саммер, которая почему-то была уверена, что нежданного гостя прислал к ним Трэвис.

— Ничего, возможно, встречу его на обратном пути. Думаю, он наведается сюда, чтобы посмотреть, что здесь творится, — опять ухмыльнулся чернобородый, стреляя глазами в сторону то одной, то другой женщины.

Двусмысленные слова и бесцеремонные взгляды незнакомца начали сердить Саммер.

— Этому человеку тоже нужно попить, — кивнула она в сторону индейца. — Вы же не можете уехать, не дав ему хотя бы воды! — добавила она довольно резко.

Чернобородый смачно сплюнул под ноги.

— Не нужно ему никакой воды. Апачи вполне могут несколько дней не пить и не есть.

Окончательно рассерженная, Саммер сделала шаг к ведру. Во взгляде пристально посмотревшего на нее при этом незнакомца мелькнула угроза. Но ее сейчас больше занимал индеец. Несчастному явно было очень плохо. Кожа его лица приобрела какой-то зеленоватый оттенок, щеки ввалились, туго стягивающая шею веревка мешала дышать, и он, будто выброшенная на берег рыба, раскрывал рот, с трудом втягивая воздух в легкие. Затуманенные глаза казались безжизненными.