Неутомимость Алекса уже пугала Ярославу, фантазии убивали. Он мог пригласить ее лишь для того чтобы взять на бильярдном столе, обнять в бассейне, огладить усадив на столе кабинета или всего лишь поцеловать на балконе.

Ей всерьез показалось, что собственное удовлетворение - единственное ради чего он живет. И презирала его за это, себя за то, что стала объектом удовлетворения, сосудом, что наполняется по прихоти, а потом отодвигается.

Говорят, ко всему можно привыкнуть, но видно Ярослава стала исключением из правила. Она никак не могла привыкнуть ни к бездействию, ни к манере Лешего и его привычкам, не к укладу в доме, ни к пренебрежению, как со стороны хозяина, так и со стороны его подчиненных, ни к гостям, что посещали особняк - надменными, насупленными как индюки. Они напоминали ей персонажей спектакля или карнавальные маски - по разному разряженные и разные по телосложению, внешнему виду женщины, имели одну и ту же холодную и неприступно гордую осанку, выражение лица. Мужчины, улыбчивые и хмурые, худые и полные, брюнеты и блондины, были, как один одеты с иголочки, вальяжны и хитроглазы. И все надменны. Они были похожи на кукол из отдела игрушек, пластмассовых "Кенов" и "барби".

Внутри Ярославы рос бунт, но мозг еще не находил выхода для него.

Зато она четко поняла - Алекс - маньяк, инопланетянин. Легче, конечно не стало, но стало ясно, что не стоит заморачивать себе голову над его пристрастиями, словами, взглядами на жизнь. Он больной и психика у него "вывернутая", а что с такого возьмешь?

Но ведь и маньяку должна когда-нибудь наскучить жертва? И была уверена, так и случиться, но вот уже второй месяц, как она в особняке, а ничего не менялось.

У Ярославы появилось любопытство: как же было с другими его женщинами, например с той же Жанной, о которой говорил Никита. Этот вопрос Лешинскому не задашь, не подставив охранника, поэтому девушка решила выпытать его самого. Набралась смелости и подошла к охраннику в холле.

- Мне нужен Никита. Вы не могли бы его позвать?

Мужчина с минуту рассматривал ее как все в доме - сверху вниз, и недовольно поджав губы, поднес рацию к губам:

- Макс, тут Никиту спрашивают… Да, /эта/… Ага. Жди, - бросил и замер, рассматривая вензеля герба Лешинского над зеркалом холла.

Ярослава склонила голову - /эта.///

В пренебрежительном прозвище было суть отношения к ней: отношения, как к очередной, приходящее - уходящей вещи, именно - вещи, а не человеку. Вещи, которую здесь терпят лишь потому, что того желает хозяин, но им все равно на нее, что с ней, как, кто она

- тоже не волнует. Много чести утруждать себя, узнавая ее имя, и относиться как к равной - тоже. Кто она такая?

Жутко. А главное не знаешь, что с этим делать, понимаешь, что в чем-то они правы.

Двери с улицы открылись, но вместо Никиты в холл вплыла высокая, элегантная женщина с яркой внешностью.

Она мазнула взглядом по Ярославе и уставилась на охранника.

- Алекс у себя?

- Да, - заверил мужчина.

Женщина чему-то улыбнулась неестественно пухлыми, словно вспухшими, но ровно подведенными помадой губами, стянула перчатки, скинула легкую короткую шубку… на руки Ярославе:

- Мне "Леди Грей" и не переборщите с лимоном, милочка, - бросила не глядя, поднимаясь по лестнице, как королевская особа, чуть покачивая обтянутыми длинной шелковой юбкой бедрами.

- "На заднице этой стервы, можно воду морозить", - ляпнула девушка, вспомнив фразу из фильма "Красотка".

Охранник фыркнул, подарив Ярославе понимающий и снисходительный взгляд, и опять закаменел. Женщина остановилась и медленно повернулась, выгнула бровку:

- Вы что-то сказали, милочка? - выдала улыбку гюрзы, а взгляд действительно мог заморозить и отравить ядом не хуже укуса змеи. В этот момент женщина уже не казалась девушке красавицей.

- Ничего, - заверила и демонстративно опустила руки, скидывая на пол верхнюю одежду женщины. Улыбка той не померкла, но стала вовсе как у мертвеца:

- Можешь собирать свои вещи. Ты уволена, - сообщила ледяным сладковатым в своей ядовитости голосом.

- Ура!! - расцвела Ярослава. Подпрыгнула с вытянутым вверх кулаком, шокируя женщину. И притихла - наверху появился Алекс, замер, небрежно облокотившись на перила и, уставился сначала на

Ярославу, потом на Ирму.

- На каком огороде ты нашел это пугало? - мило проворковала женщина.

- Что происходит? - пропустил ее вопрос мимо ушей мужчина.

- Отвратительные манеры прислуги. Советую убрать ее, пока не опозорила, - подплыла к нему Ирма и, положив руку на плечо, потянулась к щеке. - Здравствуй, милый.

Алекс прикрыл ресницами глаза, не спуская взгляда с Ярославы. Он специально позволил Ирме появиться в доме, желая узнать реакцию девушки.

Суздалева посмотрела на них: идеальная пара. Зачем Лешему она, если такие мадам на шею вешаются? Вот брал бы и трахал эту "воблу".

Парочка бы была - на зависть их округе.

Но какова она! Лед в вечернем платье!

Алекс понял, что просчитался - девушка презрительно посмотрела на них и отвернулась. Интереса, ревности и прочей, ожидаемой мужчиной прелести, в ее глазах не было - только дерзость, гордость и ненависть, от которой Лешинский уже начал уставать, но никак не мог с ней справиться. Антипатия Ярославы была столь же неистребима как противление ему. Это рождало раздражение, оно накапливалось, отравляло настроение и грозило вылиться в вспышку гнева. Однако подобное состояние так же было в новинку Алексу, поэтому он терпел, изучая себя как бы со стороны и пытаясь понять происходящее с ним, с

Ярославой, проанализировать их отношения и его отношение к ней.

Выходило, что он не готов выкинуть девушку, просто отодвинуть, как не пытался. Она по-прежнему заводил его и удивляла, дарила ощущение жизни и остроту восприятия, но в том и дело, ее очарование даже в

"колючках" становилось все более глубоким и пронизывающим, одуряющим

- привязывающим его, а не ее. Доводящим до безрассудства, когда отодвигается важная встреча, ради того, чтобы удостовериться в своей власти над ней, удовлетворить свое желание просто увидеть ее, ощутить тепло кожи под пальцами, насладиться видом ее: глазами, устами, упрямыми прядками волос, падающих на лоб.

Просто увидеть ее! Всего лишь!

Нонсенс. Но он происходил с ним!

Лешинский распалялся - она холодела и тем распаляла еще больше.

Чем-то это напоминало ему бег по кругу вокруг столба - Ярославы. Его бег. А бегать он не привык и решил сделать еще одну рокировку, поменяться с ней местами - пусть теперь она побегает за ним.

- Что ты так смотришь на прислугу? Пытаешься вспомнить, откуда она взялась?

- Она моя любовница, - улыбнулся Ирме Алекс. Женщина выгнула бровку, недоверчиво глянула на девушку, пытливо посмотрела на мужчину, и рассмеялась:

- Ах, Алекс, Алекс! Ты решил шокировать меня или общество?

Забавная шутка.

- Отчего? Это правда.

Женщина смолкла, взгляд стал жестким и чуть злым:

- Чем же я тебя не устраиваю?

Лешинский с улыбкой посмотрел на женщину, взял за подбородок и ласково шепнул ей в ее разукрашенное личико:

- Не люблю змей, а искусственных не переношу вовсе.

Ирма скривилась в оскале и хотела его ударить, но передумала. Миг слабости и лицо вновь стало безмятежным, взгляд томным и ласковым, губы окрасила улыбка:

- Шалости Лешинского? Бог с тобой, развлекайся. На что она еще годна?

И деловито добавила, двинувшись в гостиную:

- Я по делу.

- Весь во внимании, - пропел мужчина, не глядя поманив девушку: поднимайся.

Жест стал как последняя капля в чаше терпения Ярославы, она вызверилась:

- Щаз! Только туфли поглажу! - развернулась и ушла на улицу, громыхнув дверью.

Ирма повернулась к Лешему, остановившись на минуту - ну, еще бы, пропустить маленький скандальчик не в ее стиле.

- Какая очаровательная особь, - проворковала с милейшей улыбкой и нескрываемой насмешкой во взгляде. - Не знала, что ты любишь неандерталок. Что она там, промычала? Ах, впрочем, о чем я? Ее ротик создан совсем для другого. Главное, чтобы она хоть это-то умела.