Я замолчал, докуривая сигарету. Сэл и не собиралась уходить.

– А охранники на полях? – спросил я, добросовестно засовывая погашенный окурок обратно в пакет. – Они имеют к вам какое-нибудь отношение?

Сэл отрицательно покачала головой.

– Это наркобароны?

– Думаю, наркобароны – слишком громко сказано. У меня подозрение, что владельцы полей – бывшие рыбаки с Ко-Самуи, но я могу ошибаться. Они появились здесь года два назад и заняли ту половину острова. Теперь мы не можем туда попасть.

– А как им удается оставаться незамеченными для администрации морского парка?

– Точно так же, как и нам. Они ведут себя тихо. Да и, скорее всего, в этом деле замешано не меньше половины должностных лиц морского парка, поэтому владельцы полей не боятся, что здесь окажутся туристы.

– Но ведь они точно знают, что вы здесь.

– Конечно, но они ничего не могут с этим поделать. Они не выдадут нас, потому что если арестуют нас, то обязательно арестуют и их.

– Поэтому между вами нет конфликтов?

Рука Сэл коснулась висевшего у нее на шее ожерелья из ракушек.

– У них своя половина острова, у нас своя, – бодро сказала она и неожиданно встала, с преувеличенным старанием стряхивая пыль с юбки. – Пожалуй, на сегодня хватит, Ричард. Мне действительно пора идти, а у тебя все еще жар. Тебе нужно немного отдохнуть.

Я не возражал. Сэл направилась к двери. Ее майка виднелась в пламени свечи несколько дольше, чем ее кожа и юбка.

– Только один вопрос, – крикнул я ей вслед. Она обернулась. – Тот мужчина в Бангкоке… Ты знала его?

– Да, – тихо ответила она и пошла дальше.

– Кто он был такой?

– Друг.

– Он жил здесь?

– Друг, – лишь повторила она.

– Но… Хорошо, тогда еще один вопрос.

Сэл и не думала останавливаться. Теперь в темноте только покачивалась ее темно-оранжевая майка.

– Всего один!

– Какой? – донесся из темноты ее голос.

– Где у вас здесь туалет?

– На улице. Вторая хижина отсюда с края лагеря.

Яркая полоса света, обозначившая дверь дома, вновь ускользнула в темноту.

Туалет, маленькая бамбуковая хижина на краю расчищенной площадки, был удачным примером продуманной организации лагеря. Внутри хижины стояла низкая скамеечка с дырой, в какую прошел бы футбольный мяч. Внизу, как я увидел в дыру, бежала вода – отведенный от ручья канал. В крыше зияла вторая дыра, через которую проникал пропускаемый деревьями слабый свет.

В конце концов, это был более приемлемый вариант по сравнению со многими азиатскими туалетами. Здесь, правда, отсутствовала туалетная бумага. Вполне понятная, в общем-то, вещь, но я думал, что найду здесь листья или что-то в этом роде. Вместо этого я обнаружил возле водного протока пластмассовый кувшинчик.

Пластмассовые кувшинчики можно встретить по всей провинциальной Азии. Их назначение вот уже много лет остается для меня загадкой. Я не верю, что азиаты вытирают задницу рукой (это просто смешно), однако, за исключением мытья пальцев, я не вижу других способов использования кувшинчика. Я уверен, что из него не споласкивают руки после того, как сходят в туалет. Это неэффективно и, кроме того, невообразимо хлопотно. И потом, азиаты выходят из своих туалетов совершенно сухими.

Из всех многочисленных тайн Востока эта, должно быть, разгадывается легче других, но окутана молчанием. Однажды мы с одним моим приятелем-манильцем отправились на островок неподалеку от Лусона. И как-то раз я увидел, что он стоит на дамбе и с тревогой всматривается в мангровую топь. Когда я спросил, что случилось, он сильно покраснел, отчего его коричневая кожа стала почти пурпуровой, и указал на плывущие в воде обрывки туалетной бумаги. Течение несло их к каким-то домикам, что вызывало у него панику. Причиной ее были, впрочем, не соображения гигиены, а то, что бумага выдаст его европейские «туалетные» привычки, которые для местных жителей отвратительны. Мучимый стыдом, он собирался лезть в болото, чтобы выловить всю бумагу и хорошенько ее спрятать.

Мы решили эту проблему, бросая в бумагу камни до тех пор, пока не искромсали ее на мелкие кусочки, часть из которых мы потопили. Когда мы сматывались с места преступления, я попросил его рассказать о местной замене туалетной бумаги, но он отказался и лишь туманно намекнул, что мне их обычай покажется столь же отвратительным, как им кажется наш. В тот раз я ближе всего подобрался к решению этой загадки.

К счастью, мне приспичило по-малому, поэтому я был избавлен от необходимости экспериментировать. Когда придет время сходить по-большому, сбегаю в джунгли, решил я.

Я вышел из туалета и пошел обратно через площадку. Меня еще немного лихорадило, но мне не хотелось больше дышать спертым воздухом и созерцать пламя свечи. Поэтому я миновал дом, желая осмотреться вокруг. Я также надеялся найти Этьена и Франсуазу, которых еще не видел сегодня. Они, наверное, тоже изучали лагерь.

Помимо дома я насчитал на площадке девять палаток и пять хижин. Палатки использовались лишь для сна – в них лежали рюкзаки и одежда. В одной из палаток я даже заметил «Нинтендо геймбой». Хижины, по-видимому, имели специальное назначение. Кроме туалета, в лагере были еще кухня и прачечная, к которым также подвели воду. Остальные хижины служили хранилищами: в одной лежали плотницкие инструменты, в другой стояло несколько коробок с консервами. Интересно, как долго существует лагерь? Сэл говорила, что поля с марихуаной появились года два назад, а это означало, что путешественники обосновались здесь еще раньше.

Палатки, инструменты, консервы, «Нинтендо». Чем больше я видел, тем больше приходил в восхищение. Я восхищался не обустроенностью лагеря, а самим замыслом. Хижины, казалось, появились примерно в одно и то же время. Оттяжки палаток были закреплены камнями, а сами камни были врыты в землю. Ничего случайного, наоборот, все очень точно рассчитано. Торжество планирования над стихийным ходом событий.

Я брел по площадке, стараясь рассмотреть, что лежит в палатках, и изучая рукотворный растительный навес, пока у меня не заныла шея. Чувство благоговения сопровождалось такой же безмерной растерянностью. У меня по-прежнему возникали вопросы, и каждый вопрос тянул за собой следующий. Очевидно, что люди, создавшие лагерь, не могли обойтись без лодки. Это предполагало помощь местных жителей, а значит, здесь бывали и таиландцы. Толстяк с Ко-Самуи мог нарушить правила и оставить туристов на острове на несколько ночей, но намного труднее было представить, что таиландцы привозят сюда еду и плотницкие инструменты.

Странно также, что в лагере никого нет. Тут явно жило много людей. Раз-другой мне почудились поблизости какие-то голоса, но никто так и не появился.

Спустя некоторое время тишина и отдаленные голоса стали действовать на меня угнетающе. Сначала я чувствовал себя покинутым и мне стало жалко себя. Я подумал, что Сэл не следовало оставлять меня в одиночестве, ведь я болел и был новеньким в лагере. Вообще-то, Этьен и Франсуаза – мои друзья. А разве друзья не должны быть поблизости, чтобы видеть, что со мной все в порядке?

Вскоре чувство одиночества переросло в паранойю. Я обнаружил, что вздрагиваю от каждого шороха, доносящегося из джунглей, а мои шаркающие по земле шаги звучат необычайно громко. Я поймал себя на том, что изображаю непринужденность, как будто в расчете на тех, кто следил за мной из-за деревьев. Отсутствие Этьена и Франсуазы стало поводом для новой тревоги.

Возможно, это объяснялось тем, что я был еще не совсем здоров, а может быть, все это было нормальной реакцией на ненормальные обстоятельства. Так или иначе, но непонятная тишина сводила меня с ума. Я решил, что нужно выбраться из лагеря, поэтому вернулся к дому за сигаретами и ботинками, но, увидев темный коридор, через который мне нужно было пройти к кровати, я отказался от своего намерения.

Из лагеря вело несколько тропинок. Я выбрал ближайшую из них.