Сперва приказал он Чанышеву выполнить хоть и несущественное, но важное весьма поручение – доставить в пограничный китайский город Чимпанзе три винтовки и наган. «Князь» с заданием справился – Джаркентское политбюро винтовки отпустило. Потом последовали новые указания.

Лишь убедившись, что Чанышев – не проходимец и не мошенник, атаман прислал в Джаркент своего курьера.

Фамилия курьера была Нехорошко и, как сразу же отметил «Князь», она очень ему шла. Был Нехорошко малого роста, лицо побито оспой. Говорил невнятно: глотал слова, торопился…

«Посылаю своего человека под Вашу защиту, – писал Дутов в записке, привезенной Нехорошко, – в ответ сообщите точное число войск на границе».

Конечно же, Чанышев сообщил. Над ответом начальник Джар-кентского регистропункта Давыдов и Крейвис¹¹, начальник уездной чека, потрудились немало. Письмо должно было выглядеть правдоподобным.

К этому времени чекисты, «ввиду слабого состава регистро-пункта», уже присоединились к операции. Именно ЧК взяло руководство операции на себя. И именно в ЧК порекомендовали Чанышеву оформить курьера Нехорошко на службу в милицию. Писцом. Пусть Дутов видит, что Чанышев – человек надежный. Да и Нехорошко будет под присмотром.

Переписка между атаманом и «Князем» все увеличивается. Подготовленные в Регистроде и чека донесения с регулярным постоянством уходят в Суйдун.

Время от времени выезжает в Китай и курьер Нехорошко. Возвращается он всегда радостным и окрыленным.

– Скоро Китай начнет войну против Совдепии, – скороговоркой рассказывал Нехорошко. – Во всех волостях идет мобилизация. Каждого, кто приезжает из России, кидают в тюрьму или яму.

Атаман Дутов ждет этого момента с нескрываемым волнением. Вот уж когда отомстит он за все унижения. Отольются кошке мышкины слезки. Пока же он приказывает Чанышеву любыми силами задержать на Джаркентских складах запасы опиума. Опиум – это живая валюта. Сколько винтовок и пулеметов можно купить в обмен на зелье!

…В октябре 1920-го, по приказу атамана, «Князь» возвращается в Суйдун. Вместе с ним едет и его родной брат – Абасар, также завербованный агент Регистрода.

Дутов встретил начальника милиции точно доброго друга.

– Агентура доносит, что большевики хотят вас арестовать, – говорил он, ласково глядя на Чанышева. – Будьте осторожны. Вы очень нужны Родине.

Он даже предложил остаться у него в Суйдуне, но «Князь» вежливо отказался. Упросил отпустить к родственникам в Кульджу.

– Что ж, в таком случае, найдите в Кульдже святого отца Пада-рина, – Дутов достал из серебряной коробочки визитную карточку и начал писать что-то карандашом, – он поможет вам во всем.

«Предъявитель сего из Джаркента наш человек, которому помогите во всех делах», – было написано на визитке…

К отцу Падарину Чанышев не пошел. Здраво рассудил, что дело здесь нечисто. Он уже знал, что священник Падарин выполняет при Дутове обязанности начальника контрразведки, и его проницательности боятся даже сами дутовцы.

Чанышев решает сказаться больным. Взамен себя он посылает к священнику своего брата. Однако Падарина на мякине не проведешь…

– Доболеет потом, – недобро бросает он, выслушав сбивчивые объяснения ходока. – Пусть немедленно идет ко мне на квартиру.

– Так ведь ночь на дворе, – пробует возражать Абасар Чанышев.

– Неважно.

Это был почти провал. Без сомнений, Падарин, с его звериным чутьем заподозрил неладное. Сумеет ли Чанышев выдержать поединок с матерым контрразведчиком?

Риск чересчур велик. Той же ночью он спешно возвращается в Джаркент. А чтобы бегство его не вызвало никаких подозрений, Чанышев сочиняет правдоподобную версию. Дескать, красные прознали о его нелегальных вояжах в Китай. Не вернись он в срок – родственники его сидели бы уже под арестом.

Эту версию Чанышев запускает Нехорошке. Он практически уверен, что информация обязательно дойдет до Дутова. И верно. Вскоре атаман присылает ему письмо.

«Ваш обратный проезд в Джаркент меня удивил и я не скрою от Вас, что я принужден сомневаться и быть осторожным с Вами», – торопливо разбирает Чанышев прыгающие буквы. И дальше: «Я требую службы Родине, иначе я приду и будет плохо, а если кто из русских в Джаркенте пострадает, ответите Вы и очень скоро».

«Князь» отложил письмо в сторону, и перед глазами тут же встало лицо атамана. Сжатые в суровую нитку губы. Сузившиеся от злости глаза. Хмурый лоб.

В эти минуты он чувствует себя канатоходцем, балансирующим на тонкой проволоке. Одно неверное движение – и ты уже камнем летишь вниз.

Если он окончательно потеряет доверие Дутова – все, что сделано уже, будет перечеркнуто в один момент. Операция сорвется. Только на сей раз за дело возьмутся уже другие люди – чека, Реги-строд. Живо припомнят данную им подписку: за невыполнение приказа – расстрел.

Да, пока еще атамана можно переубедить. Но что потом? Нового поединка с дутовской контрразведкой он не выдержит: не тот калибр. Так и будет он всю жизнь бегать, метаться напуганным зайцем – то от красных, то от белых?

Дальше тянуть нельзя. Выход остается только один: исполнять приговор как можно скорее…

ВЕРНЫЙ. ПРЕДОБЛЧЕКА Из Джаркента № 01622

«Разрешите убить Дутова зпт расход от пятидесяти до ста тысяч николаевских тчк Джаркент № 116 ПРЕДРИЧЕКА АНДРЕЕВ».

Санкцию Центра получили уже под Новый год. Вместе с благословением (хотя, если вдуматься, звучит дико, противоестественно: – БЛАГОсловение на смерть?) Москва прислала и деньги. На проведение операции Наркомфин выделил небывалую по тем временам сумму: 20 тысяч рублей золотыми десятками (а другой валюте на задворках империи и не доверяли).

– На исполнение вам дается десять дней, – новый начальник Регистротдела Раевский разительно отличался от своего предшественника Давыдова. Нездорово полный, с красными прожилками на лице… Чанышев всегда считал, что толстые люди – обязательно должны быть добрыми, но пример Раевского опровергал эту расхожую истину. В характере начальника Регистрода не было и намека на доброту.

Сказал, даже не поморщился:

– Если через десять дней Дутов будет еще жив, вместо него под расстрел пойдете вы.

Легко сказать: десять дней! Только что прикажете делать, если атаман прочно засел в своей норе – в крепости Суйдун – и выманить его оттуда выше сил человеческих.

Напрасно караулили Дутова посланные Чанышевым лазутчики. За золотые червонцы они готовы были погибнуть сами, но расстрелять атамана и всю его свиту прямо у ворот, надо лишь, чтобы тот хоть на мгновение показался наружу. (Потом выяснится, что атаман справлял рождество: хорошо справлял, по-русски гулял, по-купечески. Тут не то что до ворот – до собственной спальни не всегда доберешься.)

Едва кончилось рождество – новая напасть. В Куре, по соседству, взбунтовался Маньчжурский полк. В провинции ввели полувоенное положение. Перекрыли дороги. На каждом углу выставили патрули. В такой обстановке о ликвидации Дутова и речи идти не могло: крепость Суйдун окончательно превратилась в неприступную твердыню…

Несолоно хлебавши, террористы под водительством Чаныше-ва вернулись в Джаркент…

14 января 1921 года Касымхан Чанышев и его брат Абасар были арестованы и препровождены в арестный дом при Джаркентском чека. Их судьбу должна была решать специальная комиссия из «активно-ответственных лиц советских учреждений».

Активно-ответственные лица жаждали крови. И члены военно-следственной комиссии при Реввоентрибунале, и начпогранпункта, и представитель Уполвнешсноша, и, конечно, председатель комиссии – главный джаркентский чекист Суворов – стояли за расстрел.

Неожиданную позицию занял только начальник Регистротде-ла Раевский. Чанышев просто не поверил своим ушам. Куда делась обычная медлительность заспанного Раевского?

– Мы с вами мыслим не по-большевистски, – рубил начальник Регистротдела. – Скольких людей подключили к операции? Сколько денег и сил потратили? И все насмарку?!

– Что предлагаешь? – коротко спросил его начальник чека. От волнения Чанышев замер.