Макиавелли прибегает к иносказанию, рассуждая о животных: «Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков».

Обладая львиной силой, правитель преодолеет все опасности, исходящие как из недр самого государства, так и извне. А чтобы выжить в коварном мире, государь должен обладать хитростью лисы. «Он должен оставить дело порицания другим, а благородные дела себе». Во благо своей репутации государь должен казаться добрым, человечным, даже милосердным. В то же время как власть предержащий он должен вселять страх.

Пышность и великолепие занимаемого им положения, благодаря которым сохраняется дистанция между государем и его подданными, помогут государю сохранить видимость благородства и честности. Приближенные к государю люди будут осознавать истинную сущность своего правителя, но в то же время будут понимать тщетность попытки разоблачения любимого народом государя.

Однако в другом месте Макиавелли отмечает:

«Тот, кто надеется в своих делах на людей, воздвигает дворец на фундаменте из грязи». Здесь можно узреть некоторую непоследовательность. Но как мы уже успели понять, непоследовательность — это одна из спасительных добродетелей государя.

Доблесть ли это для философа — другой вопрос.

Макиавелли создавал учение, которое работало бы, систематичность же или этичность этого учения интересовали его в последнюю очередь.

И опять мы сталкиваемся у Макиавелли со скрытым допущением. На этот раз оно смущает еще больше. В Государе Макиавелли неявно содержится программа, раскрываемая во всем своем блеске в заключительной главе, которая называется «Овладение Италией и освобождение ее от варваров». (Под варварами подразумеваются иностранцы.

В очередной раз Макиавелли скорее склоняется на сторону политического реализма, чем политической корректности.) В чем смущающая непоследовательность? В патриотической тираде Макиавелли призывает государя свергнуть иностранное иго и объединить Италию «во славу себе и ради процветания итальянского народа» (того самого народа, который ранее был назван «грязью»). Также Макиавелли восторженно говорит о древнем Риме («вековая отвага итальянского сердца еще жива») и о Чезаре Борджиа («которому было Богом предназначено возродить Италию»). И о государе: «Не могу выразить словами то, с какой любовью он будет встречен по всей стране…» Это тот самый государь, которого инструктировали, как хитростью заставить людей любить себя. Не зря вступительную статью к работе Макиавелли писал однажды Муссолини.

Однако, хотя циничные приемы Макиавелли трудно оправдать, патриотизм его понятен. Италия не была единой со времени развала Римской Империи, произошедшего более тысячелетия назад. (И не будет объединена до прихода Гарибальди — до этого еще три столетия.) Мы подходим к распределению ролей в этой великой эпопее. Кому суждено сыграть главную роль? Кому суждено стать государем? Макиавелли отвел эту роль Джулиано Медичи, правителю Флоренции.

Джулиано оказался человеком, который должен спасти Италию. К сожалению, Джулиано перестал быть правителем Флоренции раньше, чем Макиавелли успел закончить книгу. К власти пришел двоюродный брат Джулиано Лоренцо Медичи.

Впрочем, это не имело принципиального значения.

Неважно, кто встанет во главе славного итальянского народа в борьбе против иностранцев. Важно, кто будет политическим советником государя. По мнению Макиавелли, эта работа была по силам только одному человеку. Он сел за написание книги в первую очередь для того, чтобы вернуть расположение правителя Флоренции. (Тот факт, что в написании работы Макиавелли руководствовался несколькими мотивами, не умаляет значения ни одного из них, исключается лишь нравственность, категория, полностью отсутствующая в Государе.) Макиавелли просто-напросто перепосвятил книгу, сделав несколько соответствующих изменений в тексте. Теперь «спасителем Италии» назывался «il magnifico Lorenzo» (не путать с Лоренцо Великолепным, который умер за 20 лет до этого).

Преодолев трудности, связанные с распределением ролей, Макиавелли благополучно завершил написание Государя.

Теперь перед Макиавелли встала сложная задача: нужно было доставить книгу государю. Макиавелли был в немилости, при дворе у него было много врагов. Добиться аудиенции у Лоренцо было невозможно. Если же книга попадет в руки врагов, они либо уничтожат ее либо присвоят его идеи себе — в этом Макиавелли не сомневался.

Стоит отметить, что в таких обстоятельствах возникает еще одна огромная трудность. По Макиавелли, государь не должен показывать, что он прислушивается к добрым советам, он должен выдавать чужие идеи за свои. Если бы Макиавелли удалось передать книгу в руки государю, сегодня мы, вполне возможно, читали бы Государя Лоренцо Медичи.

Но такая проблема, достойная Шекспира и Бэкона, не возникла, по крайне мере до сих пор.

Макиавелли продолжал оставаться в немилости, его попытки добиться расположения государя закончились неудачей. Тем временем он написал еще несколько работ, литературный их блеск обеспечил Макиавелли место в истории итальянской литературы. Его пьеса Мандрагора — фарс с шаблонным сюжетом, подходящим для оперы (добродетельная красавица, старый муж, юный щеголь и так далее). Пьеса была задумана как сатирическое произведение, описывающее дурное поведение, особенно среди священнослужителей. Здесь Макиавелли сильно помог его собственный опыт.

Рассуждения Макиавелли содержат критику римского писателя Ливия, описавшего историю раннего периода Римской Империи. В сущности, Рассуждения — еще одно изложение политической теории. Эта книга написана не в приливе отчаяния, и многие полагают, что в ней содержится более взвешенное политико-философское мировоззрение, чем в Государе. Эта работа отличается от Государя своей аргументированностью, зрелостью и сдержанностью — она не претендует на сенсацию, поэтому Государь ее затмевает.

В Рассуждениях Макиавелли говорит о своей вере в республиканский парламент, особенно построенный по типу парламента Римской Империи.

В этот раз он пишет от лица гражданина, дает советы касательно разных дел, особенно того, как достичь свободы внутри государства. Он следует принципу, впервые сформулированному Аристотелем: личная свобода и самоуправление могут быть достигнуты только внутри свободного и самоуправляемого государства. Он верит в коллективизм (другими словами, обращаясь к людям, он верит в их силу). В свете его отношения к людям в Государе удивительно его заключение: «Люди более благоразумны, более постоянны и обладают большим здравым смыслом, нежели государь». В обеих работах неявно присутствует важный элемент — удача, или фортуна. Макиавелли уверен: фортуна необходима всегда. Так же, как государю, людям необходимо обладать доблестью. Ницшеанский индивидуалистический элемент отходит на задний план, уступая место гражданской добродетели, моральным устоям и коллективной силе.

В 1519 году Лоренцо Медичи умирает, и его место занимает кардинал Джулио Медичи. Наконец фортуна улыбнулась и Макиавелли. Приняв во внимание весь предыдущий опыт Макиавелли, Джулио отправил его с незначительной миссией в близлежащий город Лука. Макиавелли успешно справился с возложенной на него задачей и возвратился во Флоренцию, преисполненный больших надежд. Он был уверен, что доказал свою верность Медичи, его таланту найдут применение на вершине власти. Но вместо этого Джулио назначил его официальным историком республики Флоренция с зарплатой в 57 золотых флоринов — это, по крайней мере, гарантировало ему финансовую стабильность. Макиавелли скрыл свое разочарование и принялся за данное ему задание: написание истории Флоренции. При этом он столкнулся с таким препятствием. Он должен был написан Флорентийскую историю, не запятнав при этом Медичи, которые сыграли далеко не безвинную роль в истории. Как сказал Макиавелли, давая совет одному служащему: «Если иногда вам нужно скрыть факт с помощью слов, сделайте это так, чтобы этого не поняли. А в случае, если это станет ясным, вы должны быть в состоянии дать резкий отпор». К сожалению, его современник и друг историк Гучиардини сделал достоянием общественности факты, о которых Макиавелли умалчивал — однако к тому моменту Макиавелли уже не мог дать «резкий отпор». Флорентийскую историю Макиавелли лучше читать как художественную литературу.