– Для начала надо смотаться в редакцию, я там забыла кое-какие бумаги и копию фотографии сервиза. Может быть, при виде ее на меня вдохновение накатит, а то всю ночь мерещилось черт знает что: подвалы, наручники, кляпы, хари какие-то нечеловеческие… Ты кофе будешь?

– Не буду, – отказался Дорогин. – И тебе не советую. Про сердце я не говорю, но цвет лица и зубов ты себе такими дозами точно испортишь.

– Цвет лица портится от чая, – возразила Белкина. – Поехали, знаток!

До редакции они добрались в начале девятого. Муму хотел было подождать Варвару внизу, но та наотрез отказалась выходить из машины одна, без эскорта. Всю дорогу она вертелась на сиденье, выглядывала в заднее окно и гадала, какой из десятков двигавшихся в попутном направлении автомобилей занят слежкой. При этом она почти непрерывно курила, хотя присутствие рядом Дорогина, похоже, все-таки немного успокоило ее. Так что, когда Варвара безапелляционным тоном заявила, что одна она никуда не пойдет, Сергей не стал спорить, а молча вылез из машины.

В редакции было как-то пустовато. Дорогин решил, что это из-за чересчур раннего времени. Ему как-то не приходилось встречать журналиста, который признался бы в том, что он – жаворонок. Все они были совами, все превращали ночь в день с помощью кофе, сигарет и бесконечной трепотни, которая каким-то волшебным образом совершенно не мешала им работать, и все обладали непостижимой для Дорогина способностью спать до полудня. Впрочем, когда он поделился этим своим наблюдением с Варварой, та заявила, что он склонен к скоропалительным обобщениям и вообще ничего не понимает ни в журналистике, ни в журналистах. Журналисты – тоже люди, сказала она, а люди тем и хороши, что одинаковых среди них не бывает.

Подойдя к своему столу, Варвара по-приятельски похлопала ладонью по клавиатуре своего выключенного компьютера, выдвинула ящик и принялась копаться в нем, разыскивая нужные бумаги. Сергей деликатно отошел в сторонку и закурил, привалившись задом к подоконнику и оглядывая заставленное столами и оргтехникой помещение. Дорогину нравилось в редакции. Ему почему-то казалось, что люди, которые здесь работают, делают это с удовольствием – не за страх, а за совесть. Наверное, решил он, журналистика – это такое дело, которым невозможно заниматься через силу. Калибровать гайки или торговать на рынке, испытывая отвращение к своей работе, наверное, можно, а журналист скорее призвание, чем профессия. Хотя и здесь, вероятно, не обходится без исключений. Не будем делать скоропалительных обобщений, подумал он и посмотрел на Варвару. Белкина сосредоточенно копалась в ящике стола.

– Варвара, – позвал он, – ты любишь свою работу? Белкина подняла голову, сдула со щеки упавшую прядь и посмотрела на Дорогина убийственным взглядом.

– Ты что, больной? Кем это надо быть, чтобы любить работу? Любая работа – это торговля собой, своей собственной жизнью. Торговать приходится в рассрочку и всегда в убыток себе. Что же тут любить? Ты рассуждаешь как школяр, начитавшийся умных книжек и наслушавшийся еще более умных речей. И вообще, Дорогин, не мешай мне. Эта чертова фотография куда-то запропастилась, а ты пристаешь с дурацкими вопросами.

Дорогин слегка напрягся. Исчезновение фотографии сервиза ему очень не понравилось. Подозрения снова всколыхнулись в его душе, и тревожное предчувствие неприятностей заворочалось где-то в районе солнечного сплетения тугим угловатым комком.

Впрочем, мгновение спустя Варвара выудила из ящика лист плотной бумаги и издали показала его Дорогину.

Это была фотография – вернее, ее копия, надлежащим образом обработанная на компьютере и ставшая после этой обработки гораздо качественнее оригинала.

– Вот она, – сказала Варвара. – Просто засунули на самое дно. Опять в ящике рылись, творческая интеллигенция!

Дорогин приподнял бровь.

– Это что, в порядке вещей? – спросил он.

– Что именно? – рассеянно переспросила Варвара, просматривая извлеченные из ящика бумаги.

– Рыться в чужих столах, – уточнил Дорогин.

– А, это… Да как тебе сказать… Не то чтобы в порядке вещей, но случается, конечно. Ластик кому-нибудь понадобился или скрепка.., да мало ли что! Я и сама, бывает… А что?

Дорогин помедлил с ответом. В самом деле – а что? Он не мог толком объяснить даже себе самому, почему его обеспокоил тот факт, что кто-то рылся в столе Варвары в ее отсутствие. У них же тут, наверное, все общее. Понадобилась человеку ручка или, скажем, телефонный справочник, под рукой искомого не оказалось, вот он и пошел по всем столам…

Он так и не успел ничего сказать Варваре, потому что дверь вдруг распахнулась, и на пороге возник главный редактор Якубовский. Увидев Варвару, он заметно обрадовался и устремился к ней как коршун, падающий на добычу. Правда, при виде Дорогина его радость несколько померкла, и в косом взгляде, которым главный редактор стрельнул в него из-под очков, Сергею почудился чуть ли не испуг. Муму решил, что Якубовский просто не до конца оправился от недавней истории с похищением Белкиной. В каком-то смысле так оно и было, но Дорогин не мог знать, что именно он осиротил «Свободные новости плюс», отправив на тот свет владельца и главного спонсора газеты.

Якубовский, в отличие от Дорогина, был полностью в курсе дела, и появление этого загадочного приятеля Белкиной в помещении редакции ему очень не понравилось. То обстоятельство, что Дорогин действовал из самых лучших побуждений и фактически по его, Якубовского, просьбе, ничего не меняло. Умом главный редактор понимал, что виноват во всем покойный Гаспаров да еще, пожалуй, он сам, но ничего не мог с собой поделать: один вид Дорогина вызывал у него нервную дрожь. Помимо всего прочего, Якубовский побаивался, что Дорогин и Белкина, действуя в паре, могут невзначай докопаться до его связи с Гаспаровым.

– Здравствуйте, Сергей. Рад снова вас видеть, – с вежливой улыбкой солгал главный редактор и поспешно повернулся к Варваре. – Варвара, тебя мне сам бог послал! Как удачно, что ты здесь оказалась!

– Правда? – подозрительно спросила Белкина, отлично понимавшая, что бурный энтузиазм главного редактора наверняка вызван самыми прозаическими причинами.

– Правда, правда. Ты же видишь, все в разгоне, никого за хвост не поймаешь. Журналиста, как и волка, кормят ноги. Так что…

– Это в деревне, – перебила его Варвара. – В крайнем случае, в городишке с населением в десять тысяч. А в Москве журналиста кормят колеса. Те самые, которые вы по дешевке толкнули с аукциона. Якубовский огорченно развел руками.

– Сейчас не время препираться, – сказал он. – Они же там вот-вот разойдутся, разъедутся, потом никого не найдешь и ничего не узнаешь.

– Кто разойдется? – с тоской спросила Варвара. – Мне же нужно материал закончить!

– Варвара, – проникновенно сказал Якубовский, – если не ты, то кто же? Я бы ни за что не стал тебя отвлекать, но ты же видишь…

Он трагическим жестом обвел пустую комнату.

– Да что случилось-то? – немного смягчаясь, спросила Белкина. – Коммерческий ларек обокрали?

– Школу, – со вздохом ответил Якубовский.

– О господи! – простонала Варвара. – И занесло же меня сюда…

– Выручай, Варвара, – попросил главный редактор. – Надо торопиться, пока труп не увезли.

– Труп?

– Там, кажется, убили сторожа. Подробностей я не знаю. Мне позвонил подписчик, он там рядом живет… Милиция приехала буквально двадцать минут назад, так что, если поторопиться… Да, обязательно возьми фотографа. Клюев уже на работе, сидит в лаборатории…

Он замолчал, с удивлением уставившись на Варвару, которая стояла протянув к нему правую руку ладонью вверх. Видя это удивление, Белкина сложила большой и указательный пальцы в щепоть и потерла ими друг о друга.

– Не понял, – строго сказал Якубовский.

– Вы сказали, что надо поторопиться, – самым невинным тоном ответила Варвара. – В этом жестоком мире все продается и покупается, в том числе и скорость. Я не умею бегать со скоростью автомобиля, так что кому-то придется платить.