«Месть… месть сладка,» — проворковал давешний голос прямо над ухом.

И она увидела — чужими глазами, призрачными глазами мертвых мужчин, женщин и детей. Тарра стояла на вершине башни Форпоста, пытаясь сдержать нависающую над ней белую воронку. А они рассмеялись и, склонившись над хранительницей, схватили ее тысячью холодных рук.

Тарра вполголоса шептала заклинания, одно за другим, но это не помогло ей. Легко, будто тряпичную куклу, вихрь поднял ее и закружил, острые льдинки царапали кожу женщины.

— Нет! Нет, я не хотела этого! Прекратите! Возьмите меня, раз уж вам нужен кто-то, — закричала Велена. Голос срывался от холода и страха, и скоро она уже просто шептала. — Пожалуйста, оставьте ее. Она нужна Форпосту. Мы… я и вы… должны уйти. Здесь не место для мертвецов.

«Она ведь обманула тебя,» — тихо, доверительно сообщили они, — «не ставили твои родные надгробного камня над пустой могилой. Она просто хотела, чтобы ты убралась поскорее из ее Форпоста.» — Отпустите ее и уходите со мной.

«Ну хорошо!»

И они отпустили Тарру.

Хранительница падала внутри белоснежной колонны с вращающимися стенками. Она уже не бормотала заклинания. Нет, теперь она просто визжала, как отчаявшаяся, до смерти напуганная женщина. Когда ее тело коснулось земли, вихрь рассыпался.

Глаза мертвецов в серебряных снежинках мигнули и погасли. Предварительно послав Велене последнюю «картинку», от которой у девушки словно сжало сердце железной рукой.

«Ну, может, все-таки останемся?» Велена помотала головой. Вытерла слезы рукавом и снова посмотрела в сторону Форпоста. Мертвецы не предложили своих глаз на этот раз, но она с легкостью увидела то, что хотела. На площади перед башней виднелось оранжево-багровое зарево — и Велена знала, это ее семья, соседи и друзья вышли с факелами.

Несмотря на всю горечь и отчаяние она вдруг почувствовала себя уверенней.

— Пойдемте, — громко сказала она. — Нам пора.

Вернон стоял у окна, держа бокал горячего вина в левой руке и изящную подзорную трубу в правой. Черноволосая девица удобно устроилась в кресле, глядя на барона из-под густых ресниц.

— Ага! Вижу ее! — торжествующе сказал наконец Вернон.

— Вернулась? — с непритворным удивлением спросила девица.

Он кивнул и повернулся к наемнику, который задумчиво ковырялся в таерелке с куском жаркого:

— Эй, Рик! Подберите девушку у Камня, согрейте ее, дайте вина и мяса, в общем, позаботьтесь о ней.

— Да, барон.

— И Рик, согреть — это не значит отыметь всем по очереди.

Рик осклабился:

— Как скажешь, барон. Хотя это наверняка быстро бы ее согрело.

Ухмыляясь, он отрезал кусок мяса, поспешно запихнул его в рот и, тщательно вытерев руки о штаны, удалился.

Черноволосая встала, подошла к окну:

— Я не понимаю… зачем ты ее отпустил? Ведь она могла и не вернуться?

— Ну да, как же. Знаю я таких, как эта их Хранительница. Тарра ни за что не позволила бы остаться конкурентке.

— Ну и зачем тогда весь этот цирк?

Барон ухмыльнулся:

— Я каждому даю возможность выбрать.

Велена лежала на снегу, у испещренного рунами камня. Ее веки были сомкнуты, но она видела. Видела исцарапанное лицо Тарры с кровоточащими дырами вместо серебряных глаз. А тихий голос все повторял «месть сладка».

Если бы ненависть могла убивать На поляне, посреди которой высился шпиль башни дождевых, было жарко. Припекала кроваво-красная луна, в ее свете зеленая трава казалась почти коричневой. Зато пахло хорошо — чабрецом и клевером.

Ральф сидел, прислонившись спиной к прохладной поверхности башни и пытался побороть тошноту. Он не сумел помочь Кронту сбежать — потому что сам наемник не воспользовался предоставленной возможностью. Поговорить случая не представилось, а Ральф чувствовал, что это необходимо. Возможно, если бы тогда, у ивовых зарослей он смог бы шепнуть Кронту хоть полсловечка… И на последний привал не стоило останавливаться. Как ни мерзко там под землей, наверху еще хуже, когда Луна Убиц так и впивается в затылок налитым кровью глазом.

— Ну че, близко уже, — Тряпичник присел рядом на корточки, потрепал по плечу.

Ральф хотел ответить такой же дружелюбной и бессмысленной фразой, но спазм в горле не дал ему вымолвить и слова. Он лишь слабо кивнул и прикрыл глаза. Под веками расплылась кровавая муть, затошнило еще сильнее. Тогда изгнанник заставил себя встать, хотя сразу же закружилась голова. Он достал меч и махнул им в сторону двери. Тряпичник послушно встал:

— Да, пожалуй, пора идти уже.

Рыцарь, который лежал на траве, стал медленно подниматься. Его доспехи сверкали красным, словно покрытые лаком.

— Хорошо, — он подошел к свернувшемуся калачиком в тени Кронту и пнул его в бок, — поднимайся давай.

Наемник послушно встал: в отличие от Рыцаря двигался он легко и уверенно, будто кошка. От удара от даже не скривился, будто не заметил. Его широко раскрытые внимательные глаза показались Ральфу алыми — но это, конечно, был всего лишь отблеск Луны.

В жизни Кронт никогда не испытывал ненависти к своим жертвам. Всаживая арбалетную стрелу в горло очередного бедняги, выбежавшего из горящего дома, он чувствовал лишь легкую жалость — просто кому-то в этот раз не повезло. Вины за собой он, впрочем тоже не чувствовал, эта была его работа, которую он обычно выполнял более чем хорошо.

Кронт знал, что многие убийцы впадают в ярость если вдруг что-то идет не по плану. Понимая парадоксальность таких чувств он старался задавить их, каждый раз напоминая себе, что для жертвы нормально сопротивляться. Когда убийца, сильный, хорошо вооруженный и беспощадный вдруг сталкивается с упорством обреченных бедняг, которые вдруг, непостижимым образом, перехитрили его, оказались сильнее, умнее, сумели избежать смертельного удара… когда он понимает, что не контролирует ситуацию, часто в самом холодном уме зарождается бешеная ярость и ненависть. Порою кажется, что это несправедливо, что не должно так быть, какое право эти негодяи имеют сопротивлятся, давно уж могли бы сдохнуть, ублюдки проклятые.

Нечто подобное происходило с Кронтом теперь. Умом он прекрасно понимал, что у меченых есть все причины ненавидеть и презирать его. Так же ясно он понимал, что проиграл и ничего не может сделать против них, даже с помощью Ральфа.