Ксюха и в детстве часто сбегала к бабушке, ища там утешения и ласки. Ей всегда этого не хватало. Может быть, потому и кинулась очертя голову к Славке – он все-таки был с нею нежен. Правда, когда напивался, куда все девалось, но ведь бывали же приятные моменты…

Глухой стук, а затем громкий детский плач вывели Оксанку из задумчивости, и она бросилась в спальню. Андрюшка, конечно, уже проснулся и попытался самостоятельно вылезти из кроватки. Ему это, естественно, не удалось, и он шарахнулся лбом о пол, жутко разобиделся на весь белый свет и заревел.

Ксюха схватила сына на руки и стала успокаивать:

– Ну-ну, перестань, маленький! Зачем же ты сам полез, позвал бы меня?

Мальчишка только сопел носиком, прижимаясь к худенькому материнскому плечу.

– Сейчас я тебе кашки сварю, подожди, – сказала Оксанка, выходя в кухню и сажая ребенка на высокий стул.

Сунув ему расписную деревянную ложку в качестве игрушки, она кинулась к плите.

«Такой же, как отец! – подумала Ксюха про Андрюшку. – Тот тоже везде лезет, все сам, сам, а что из этого получается?»

У Славки, от приятных моментов с которым и появился Андрюшка, из его влезаний куда не следует ничего хорошего не получалось. Куда только он не вляпывался, а расхлебывать приходилось Оксанке, потому что как только дело пахло жареным, у Славки сразу же пропадала вся энергия. Выпутаться самостоятельно он уже не мог.

А Ксюха всегда выручала, всегда. И ничего не ждала взамен. «Ты только люби меня», – часто говорила она с улыбкой, когда в очередной раз спасала своего непутевого друга от неприятностей.

Славка клялся и божился, что, конечно, будет любить, что ни во что больше не влезет, что пойдет работать в «нормальное место», что это в последний раз, но… Проходило недели две, и все повторялось.

А потом заявил о своем существовании Андрюшка, сначала робко, а потом все настойчивее, и Ксюха, потуже перетягивая выступающий живот, ломала голову, что же будет дальше.

Славка как раз в этот момент почему-то резко осознал себя самостоятельным человеком и высказал Ксюхе, что устал от ее забот.

«Что я, сам не могу справиться, что ли?» – заявил он ей. И ушел. Ушел, оставив ее одну решать свои проблемы.

Ксюха, неожиданно для всех и для себя, проявила твердость и родила ребенка. Это выглядело как сумасшествие – мужа нет, родителей, можно сказать, тоже нет – мама и папа не то что не помогали единственной дочери, но старались по возможности стянуть у нее что-нибудь. И работы приличной не было. Хорошо хоть, что был дом, где она могла жить одна – в квартире с пьющими родителями не могло быть и речи о воспитании ребенка.

Конечно, были подруги – Алина, Сашка, Катька, Лариса. Именно они и помогли, а иначе Ксюха просто умерла бы с голоду. Господи, девчонки… Пожалуй, кроме них и сына у Ксюхи и не было близких людей. Славка… Но ведь Славка в этой ситуации проявил себя скорее… Нет, врагом Оксанка его не могла назвать, но уж и не другом.

«А ведь он всегда предавал меня, – неожиданно всплыла у нее мысль. – Всегда отстранялся, когда возникали трудности, всегда перекладывал их на меня!»

Почему-то это внезапное озарение накрыло ее, и она, позабыв о булькающей в кастрюльке каше, опустилась на старенькую табуретку, не замечая, как жидкая молочная смесь капает с ложки ей на подол домашнего халата…

Оксанка вспоминала об их отношениях, пытаясь проанализировать различные ситуации, и приходила к одному выводу – он ее просто использовал, когда она была ему нужна. А когда у нее возникали проблемы, всегда умудрялся так изворачиваться, чтобы оказаться в стороне, да еще и Ксюху во всем обвинить…

П-ш-ш-ш!

Каша, рассердившись за невнимание к ее персоне, взбунтовалась и бурным потоком взвилась вверх, поднимаясь за края кастрюльки и заливая плиту.

Ксюха ахнула и кинулась за тряпкой, зацепившись по дороге рукавом халата за дверную ручку. Рукав порвался с оглушительным треском. Почему-то именно это обстоятельство явилось последней каплей, и Ксюха, не выдержав, плюхнулась на стул и разревелась.

…Когда Славка ушел, она долго плакала, несколько раз за день. Ходила высохшая и почерневшая. Алина с Катькой просиживали вместе с ней часами, уговаривая поесть. Потом приходила Сашка, решительно брала ложку в руки и принималась кормить Оксанку как маленького ребенка.

– Это не для тебя! – строго сдвигая светлые брови, говорила она. – Это для ребенка. Раз уж решила рожать – нечего выпендриваться!

Именно этот строгий тон действовал на Ксюху лучше, чем уговоры других девчонок. Ксюха послушно брала ложку, начинала есть и даже как-то успокаивалась.

Сашка и с работой Ксюхе помогла – устроила официанткой в кафе. Не бог весть что, конечно, но деньги стали появляться.

– Тебе сейчас именно это и нужно, – уверяла Сашка. – Ребенка на ноги поставить, а потом можно и учиться пойти.

Да, учиться было надо. Куда пойдешь-то с вшивым дипломом кулинарного училища? Вон, сейчас даже продавцов набирают с высшим образованием. А когда Ксюхе учиться? И, главное, она сама чувствовала – не хватает у нее чего-то для этого.

«Ума, что ли?» – вытирая слезы, подумала Ксюха.

Ведь хотелось ей учиться, всегда хотелось, но кто поможет? Родители, что ли? Да у них самих восемь классов образования! И на дочь всегда было наплевать. Работали всю жизнь на заводе – больше пили, чем работали, сколько раз увольнять собирались! Даже родительских прав лишать. Мать в такие минуты слезы лила, умоляла чуть ли не на коленях, обещала исправиться, и действительно вроде бралась за ум. Но проходила от силы неделя – и все начинало вертеться по старому, привычному кругу…

…Андрюшка, увидев слезы матери, сначала испугался, а потом на всякий случай тоже решил зареветь. Его протяжный басок вернул Оксанку к жизни, она быстро вскочила со стула и принялась отшкрябывать кастрюлю с пригоревшим молоком.

– Перестань, сынок, – ласково обратилась она к мальчику. – Все уже хорошо. Мама не плачет.

Она вспомнила, что когда родился Андрюшка, она совершенно прекратила лить слезы – забот прибавилось выше крыши, и думать о том, что случилось, и жалеть себя просто не было ни времени, ни сил. К тому же это событие сделало Оксанку счастливой. Окружающие с удивлением наблюдали за тем, как Ксюха, похудевшая еще больше, с ввалившимися от усталости и бессонных ночей, но такими блестящими глазами, сияющая, носилась по двору, выбегая то развешивать пеленки, то за водой, то в магазин. О Славке она вообще не думала.

Но он явился сам. Явился, когда Андрюшке исполнилось три месяца. Ксюха решила было, что он опомнился и пришел просить прощения, и жутко обрадовалась.

«Интересно, что он ребенку купил?» – мелькнула у нее мысль.

Но, как оказалось, покупать что бы то ни было Андрюшке папаша посчитал излишним. Он пришел, заглянул в коляску, которую, скинувшись, подарили Ксюхе подруги, ничего не сказал, сел на стул, уронив голову на колени, и сидел так некоторое время. Ксюха с замиранием сердца ждала, что же он скажет.

Наконец Славка поднял голову и заявил, что устроился на работу, но там, к сожалению, ничего не получилось, «потому что директор – мудак», и попросил у Ксюхи денег, потому как у него недостача.

Ксюха оцепенела, в растерянности глядя на Славку и не зная, что ответить. В этот момент отворилась дверь, и вошла Сашка. Славка сразу же набычился – Сашку он не любил за то, что та никогда не питала иллюзий на его счет и в открытую заявляла, что он мерзавец и тунеядец.

Выслушав, что привело папашу сюда, она молча усмехнулась, потом, поставив сумку с гостинцами на стул, решительно прошла к двери, распахнула ее и спокойно сказала:

– Вон.

– Что? – удивился Славка.

– Вон отсюда, – повторила Сашка, в упор глядя на Славку. – И больше никогда не являйся.

Увидев, что Славка не реагирует, она оттолкнулась от стены и двинулась в его сторону.

Славка тут же встал, и, понурив голову, вышел. Он знал, что Сашка спортсменка и усиленно занимается карате, так что в случае чего навешает только так, и не стал искушать судьбу.