56
и въ немъ повторяется на разные лады, что письмо это приноситъ пользу тому, кто его носитъ: обладатель письма не погибнетъ отъ оружія, спасется отъ врага, избѣжитъ болѣзни. Кромѣ того въ текстѣ этого заговора встрѣчается наставленіе, какъ жить, чтобы избѣжать Божьей кары, наконецъ разсказывается, какъ явилось письмо и какъ узнали о его могущественной силѣ. Содержанія же письма въ заговорѣ нѣтъ, есть лишь восемь буквъ, указывающихъ на то, что было въ письмѣ „онъ показалъ письмо слѣдующими буквами В. І. К. Н. В. К. В. К“.
57
Заговоръ этотъ представляетъ собою какое-то соединеніе разныхъ заговоровъ, въ немъ можно найти черты близкія къ подробностямъ „Свитка Іерусалимскаго“ – это наставленіе жить нравственно и угроза наказанія, нѣкоторыя выраженія напоминаютъ „Сонъ Богородицы“ – это указаніе на то, что, если женщина, болѣющая при рожденіи ребенка, будетъ имѣть это письмо при себѣ, она получитъ облегченіе, что также всякій, имѣющій это письмо, спасется отъ разныхъ бѣдъ.
Несмотря, однако, на эти черты сходства разсматриваемый заговоръ нельзя счесть варіантомъ ни „Іерусалимскаго свитка“ ни „Сна Богородицы“ главнымъ образомъ потому, что тѣ части заговора, которыя придавали ему значеніе, какъ „заговора на оружіе“ не встрѣчаются въ указанныхъ отчасти сходныхъ заговорахъ. На этихъ частяхъ необходимо нѣсколько остановиться.
Начинается этотъ заговоръ такъ. „Имѣлъ графъ слугу, которому велѣлъ (запретить) за проступокъ отрубить голову, палачъ, которому поручилъ принимать сіе (?) не могъ ему никакого вреда (сдѣлать). На вопросъ графа онъ показалъ письмо слѣдующими буквами В. І. К. Н. В. К. В. К. Увидалъ сіе письмо графъ, повелѣлъ всѣмъ носить такое письмо“… дальше идетъ указаніе отъ чего предохраняетъ письмо и между
58
прочимъ сказано „не бойся ни пули, ни всякаго оружія… не могутъ повредить тебѣ“… „не будетъ взятъ въ плѣнъ врагами и не раненъ…“ Указанное начало совершенно не встрѣчается въ русскихъ варіантахъ заговоровъ точно такъ же, какъ не встрѣчается въ русскихъ заговорахъ хронологическихъ датъ, которыя находятся въ разсматриваемомъ текстѣ; въ немъ упоминается годъ появленія письма 1724 и 1791 годъ, когда это письмо сдѣлалось доступно для списыванія: „письмо сіе прислано съ неба (замѣчаю?) буквами (гомиткою?) въ томъ году 1724 золотыми буквами и носилось на воздухѣ и хотѣли его взять, но оно уходило изъ рукъ. Въ 1791 г. вздумали списать…“ Таковы особенности текста, считающагося заговоромъ на оружіе. Устной традиціи приписать его нельзя – содержаніе слишкомъ сложно и изложеніе не просто – онъ очевидно хранился въ записи, но ни одна русская рукопись не сохранила подобнаго текста; ввиду этого разсматриваемый заговоръ долженъ быть отнесенъ къ нерусской редакціи. И дѣйствительно въ западной Европѣ находится цѣлый рядъ письменныхъ и даже печатныхъ заговоровъ, текстъ которыхъ совпадаетъ почти дословно съ полученнымъ изъ г. Оренбурга. По словамъ изслѣдователя этихъ заговоровъ1) эти послѣдніе, представляя собою нагроможденіе отрывковъ разныхъ заговорныхъ текстовъ, происхожденія поздняго и собственно отношенія къ оружію имѣютъ очень мало. Появленіе такого заговора отъ оружія въ русскомъ народѣ можетъ быть объяснено тѣмъ, что печатныя произведенія изъ Западной Европы свободно проникаютъ вь русскія пограничныя мѣстности, и что появившійся печатный заговорный текстъ всегда могъ быть переведенъ и распространенъ; да и при личныхъ сношеніяхъ съ иноземцами русскіе могли воспользоваться ихъ знаніемъ заговора. Подобный случай подтвержденъ документально. Въ 1719 г. плѣнный изъ города Алыста2) , попавъ
59
въ Переяславль Рязанскій, сообщилъ русскому служилому человѣку и заговоръ противъ пожара съ печатной нѣмецкой книги прозваніемъ „Малицыной“ и обращавшійся въ устномъ обиходѣ у жителей Алыста охотничій заговоръ противъ порчи ружья1) . Подобнымъ же образомъ могъ проникнуть въ русскій народъ и заговоръ на оружіе, не имѣющій никакой связи съ тѣми текстами, которые сохранились въ русскихъ сборникахъ или которые передаются изъ устъ въ уста среди народа2) .
