30

вѣтеръ. Въ заговорѣ № 9 отъ ранъ говорится про „ме^р злое древо“, и это выраженіе ведетъ мысль къ сѣверному, холодному району. Объ этомъ же районѣ заставляетъ думать и заговоръ № 102 „отъ зябели“, иначе отъ замерзанія. Въ немъ, въ немногихъ словахъ дана картина климатическихъ условій сѣверной мѣстности: „мразы лютые“, отъ которыхъ „мерже^т море, и рѣки, и землѧ всѧ“ и гдѣ „се^і тво^і ра^б ѡзѧблъ ѿ мраза“ и гдѣ такъ понятна просьба согрѣть „зѧбе^л праведны^м сл^н це^м “. Упоминаніе россомашьихъ когтей (№ 54) опять таки говоритъ скорѣе за сѣверъ, нежели за другую полосу.

Но напрасно мы стали бы искать болѣе яркихъ и точныхъ указаній на мѣстность: упоминаніе мельницы (№ 114), пустой хоромины (№ 106), бани (№ 54), избы (№ 34), ничего не даютъ опредѣленнаго для выясненія этнографическихъ чертъ; изъ одежды, кромѣ кафтана, колпака и шапки, ничто не упоминается.

Историческія черты, которыя могли бы помочь сдѣлать какія нибудь пріуроченія, въ заговорахъ крайне рѣдки, и въ разсматриваемомъ сборникѣ къ нимъ должно быть отнесено упоминаніе имени царя Михаила Ѳеодоровича въ заговорѣ на власти^*) , и приписка въ концѣ заговора № 11 отъ ранъ и № 16 отъ лиха человѣка, „Буіну вѣтру вѣѧти на поганые нѣмцы, на смоливое пене“ Имя царя Михаила Ѳеодоровича, вставлено въ заговоръ, очевидно, въ годы послѣ 1613 г., что и даетъ возможность говорить о существованіи даннаго варіанта въ началѣ XVII в., но руководиться этимъ именемъ для какихъ либо иныхъ заключеній едва ли можно. Упоминаніе же „поганыхъ нѣмцевъ“ позволяетъ сдѣлать болѣе широкія предположенія. Приписка эта не стоитъ въ связи съ текстомъ заговора. Заговоръ отъ ранъ имѣетъ обычную для заговорныхъ текстовъ картину: человѣкъ необыкновенный (чернъ, воло^с у него чернъ и т. д.) побиваетъ всякіе уроки, отъ всѣхъ и всего, кого и что надо

31

охранить. Заговоръ отъ лиха человѣка также совершенно безличенъ и имѣеть подобное первому содержаніе „старый мужъ“ заговариваетъ отъ р. б. по Христову повелѣнію всѣ прикосы. Въ томъ и другомъ заговорѣ одинаковое выраженіе „ѿ лиха (ч ̂), ѿ его думы и ѿ е^го смыслу“.

Приписка о нѣмцахъ производитъ впечатлѣніе непосредственнаго изліянія особенно волновавшихъ чувствъ. Мысль о нѣмцахъ почему то обострилась въ связи съ представленіемъ о ранахъ и лихомъ человѣкѣ, ясно, что то и другое имѣло отношеніе къ этому народу, и этою припискою какъ бы хотѣли придать спеціальное назначеніе имѣвшемуся уже заговору. Такія ассоціаціи переносятъ мысль къ тѣмъ русскимъ мѣстностямъ, которыя наиболѣе должны были терпѣть отъ нѣмцевъ, т. е., къ псковскому и новгородскому району, главнымъ образомъ къ первому. Но если дѣйствительно приписка эта была сдѣлана подъ вліяніемъ тяготъ, причиняемыхъ нѣмцами, то приходится два данные заговора отодвинуть изъ семнадцатаго вѣка въ болѣе раннюю эпоху. Предположить же эту приписку сдѣланной въ началѣ XVII в., едва ли возможно; въ это время другой народъ скорѣе долженъ былъ возбуждать непріязнь. Такимъ образомъ нужно предположить, что эти два заговора бытовали и въ болѣе раннюю эпоху въ псковскомъ районѣ.

Указаніемъ на этотъ районъ можетъ служить еще одинъ заговоръ изъ этого сборника, именно № 100 отъ крови; читается онъ такъ: „Ст̃ы^і ѡ^ц̃ Ануѳре^і зарѣза^л борана, ни крови, ни раны…. ни в камени раны, ни в раны крови“. Въ этомъ короткомъ заговорѣ упоминается св. отецъ Ануѳрей, имя рѣдкое, которое невольно останавливаетъ вниманіе. Въ заговорахъ весьма нерѣдки случаи, когда имя мѣстнаго святого вносится въ текстъ, поэтому имена святыхъ иногда могутъ служить для топографическихъ пріуроченій. Имя „св. отца Ануфреа“ встрѣчается въ духовномъ завѣщаніи препод. Евфросина Псковскаго (XV в.), упоминающаго постоянно „домъ свв. о. о. Василія Великаго, Григорія Богослова и Іоанна Златоустаго и св. отца нашего Ануфреа “^*) .

32

Возможно, что и заговоръ отъ крови съ этимъ именемъ прошелъ псковской районъ и вобралъ въ себя имя мѣстнаго уважаемаго святого. Присутствіе же въ разсматриваемомъ сборникѣ „весьскихъ“ заговоровъ можетъ быть сочтено, какъ указаніе на новгородскую область, гдѣ опредѣляется мѣстожительство вепсовъ.

Такимъ образомъ, пользуясь вышеприведенными данными и тѣмъ обстоятельствомъ, что сборникъ найденъ въ Олонецкой губ ., можно остановиться на предположеніи, что разсматриваемый памятникъ, если не сложился, то большую часть своей жизни обращался въ сѣверо-западномъ углу Россіи.

Отсутствіе яркихъ жизненныхъ чертъ въ заговорахъ нужно главнымъ образомъ приписать тому, что заговоры основываются на опредѣленныхъ для каждаго случая формулахъ, которыя и препятствують до нѣкоторой степени развитію въ текст ѣ ивдивидуальныхъ чертъ или слишкомъ рѣзкихъ мѣстныхъ особенностей. Къ разсмотрѣнію нѣкоторыхъ формулъ и перейдемъ ниже¹⁾ . Прежде всего вкратцѣ ознакомимся съ содержаніемъ сборника.

Заговоры, находящіеся въ сборникѣ, можно раздѣлить на нѣсколько группъ; первая группа заключаетъ въ себѣ заговоры отъ бол ѣ зни и бол ѣ зненнаго состоянія : отъ всѣхъ болѣзней (пять, №№ 7, 8, 20, 110, 116); отъ грыжи (четыре, №№ 63, 90, 110, 111); отъ зубной боли (пять, №№ 43, 44, 45, 82, 83); отъ крови (одиннадцать, №№ 4, 12, 13, 14, 15, 81, 93, 96, 97, 100, 101); отъ ранъ (семь, №№ 9, 10, 11, 17, 50, 76, 77); на облегченіе родовъ (три, №№ 21, 22, 91); отъ ударовъ и ураза²⁾ (шесть, №№ 76, 77, 78, 98, 99, 116); отъ чирья (один, № 105). Здѣсь указаны опредѣленныя болѣзни, но такъ какъ, очевидно,

33

былъ цѣлый рядъ болѣзней, названія которыхъ не знали и происхожденія себѣ не уясняли, то всѣ онѣ относились къ порч ѣ или къ вліянію злого человѣка, почему противъ порчи и злого человѣка имѣются особые заговоры (тринадцать, №№ 16, 18, 19, 42, 49, 54, 79, 80, 103, 112, 114, 116, 125).

Вторая группа заговоровъ включаетъ въ себя такіе, которые имѣютъ отношеніе къ хозяйству . Это заговоры при выпуск ѣ скота на пастбище (три, №№ 25, 56, 57, 58); для разведенія животныхъ (№ 41); отъ бол ѣ зней животныхъ (№ 49, 52) и для ихъ усмиренія (№ 53).