В конце мая для прикрытия группы войск Белова с воздуха, в его распоряжение была выделена 28-я смешанная авиационная дивизия под командованием полковника Самохина. Дивизия имела в своем составе штурмовики ИЛ-2 и истребители. Она, как могла, поддерживала действия группы, но спасти ее от непрерывного воздействия вражеской авиации, конечно, не могла.

Противник, перейдя в наступление в конце мая 1942 года, все время теснил группу войск Белова на запад, и расстояние между ею и аэродромами 28 САД катастрофически росло. Вскоре истребители могли прилетать к ней лишь для того, чтобы поприветствовать покачиванием крыла и, развернувшись, быстро возвращаться на свой аэродром базирования, ну, а штурмовиков кавалеристы вообще не видели: им появляться на такое расстояние в тылу врага без прикрытия истребителей было небезопасно. Командир дивизии полковник Самохин прибыл к Белову на своем У-2 и находился с ним до того момента, пока командующий фронтом не разрешил группе выход на «Большую землю».

5 июня, когда Белов принял решение прорываться на юг в район полка «Лазо», полковник Самохин решил улететь. Противник к этому времени вплотную подошел к штабу группы, который располагался в 30 км юго-восточнее Дорогобужа в деревне Лущиково. У-2 Самохина был хорошо замаскирован в кустах на окраине деревушки. Мотор самолета застыл и не заводился. Когда же Самохину удалось завести мотор, у него уже не оставалось времени для его прогрева. Тогда он попытался дать газ и сорвать машину сразу вверх. Это ему удалось, но мотор тут же заглох и Самохин посадил его прямо на мелкий кустарник в 500 метрах от немцев. Кусты и вечерние сумерки скрыли самолет от прицельного огня противника. Снова заведя, и теперь хорошо прогрев мотор, Самохин уже на виду у бегущих к нему немецких солдат поднял самолет и улетел. Он благополучно перелетел линию фронта, и также благополучно приземлился на одном из аэродромов своей дивизии.

Такова, как пишет Кононенко, короткая и весьма неприглядная история с вопросом боевого обеспечения действий группы войск Белова в тылу врага истребительной, штурмовой и бомбардировочной авиацией.

Другое дело – транспортная авиация. Ее работе обязаны жизнью многие тысячи людей группы войск Белова. Она их кормила, одевала, вооружала, снабжала боеприпасами, горючим, медикаментами и всем тем, что необходимо войскам для жизни и ведения боя. Не следует забывать и того, что в группе были тысячи лошадей. Это значительно усложняло ее положение, ибо лошадей тоже нужно кормить. Овес, комбикорм для них тоже доставляла та же авиация. А эвакуация раненых? Опять же она -транспортная авиация. Только за февраль и март месяцы она эвакуировала 3000 человек тяжело раненых!

В группе было подготовлено 11 аэродромов, но самолеты ЛИ-2 садились лишь на двух из них. Садиться на аэродром ночью дело не простое, к тому же в небе патрулировали немецкие ночные истребители. И если транспортный самолет попадал в прицел одного из них – конец был лишь один – смерть. На другие аэродромы груз сбрасывали с более тяжелых самолетов ТБ и ТБ-3 с парашютами или просто так. Но еще большую работу производила транспортная авиация при переброске в группу войск Белова живой силы и материальной части. Она перебросила в тыл врага 4-й ВДК, 250-й ВДП, авиадесантный отряд Суржака, а в конце мая доставила батальон противотанковых ружей, заграждения, несколько моторов для танков, отряд электрозаграждений, зенитные пулеметы и, наконец, 28-30 мая перебросила на усиление группы две десантные бригады. Мессера противника вылетали на специальную ночную охоту за нашими транспортными самолетами. Не мало замечательных, бесстрашных летчиков пали смертью храбрых в неравном воздушном бою. Но больше всего страдали тяжелые ТБ-3. Огромная, малоподвижная, неповоротливая и плохо защищенная громада, загоралась от первой же очереди зажигательных пуль врага. Над ее графрированными плоскостями всегда витало облако паров бензина. Самолет был тихоходен и чем-то очень напоминал фабрику, которая каким-то чудом поднялась в воздух. Не всегда спасал летчиков и парашют, так как высота полета при выброске грузов была слишком малой. Совершить же вынужденную посадку ночью, на местности, которую не видишь, на такой громаде дело почти безнадежное. Так, например, при выброске десанта в конце мая один ТБ-3 был подбит и совершил вынужденную посадку рядом со штабом группы на вспаханное поле. Тяжелая машина прорыла целый ров в мягкой земле и, полукапонировав, задрала хвост почти на 20 метров вверх. Было ясно, что если утром противник заметит самолет, а это совсем не трудно, то он сделает все, чтобы поджечь и уничтожить его, а за одно уничтожит и населенный пункт. В самолете оставалось более трех тонн бензина. И вот всем штабом от рядового до генерала включительно всю ночь рубили и таскали ветки, и даже небольшие деревья, маскируя огромную махину. Один из членов приземлившегося экипажа – пулеметчик у турели был убит, и трое ранено, у самолета были подбиты два мотора из четырех и повреждено управление. Потребовалось исключительное искусство и воля командира корабля, чтобы посадить такую махину ночью. Часть горючего из самолета было использовано для танков, а остальное пришлось сжечь вместе с самолетом, когда противник подошел к деревне, и штабу пришлось отходить.

Выброска десантов в январе-феврале шла очень плохо: летчики, а вернее штурманы отклонялись от районов выброски на многие километры. Так, в конце января 1942 года 8-я воздушно-десантная бригада была выброшена на площади протяженностью более 100 км. А один самолет, отклонившись от курса на 180°, сбросил десантников… где-то возле города Горького. Десантники сутки прятались в лесу, а затем, остановив крестьянина, ехавшего на санях, наконец, установили свое местонахождение. Но с 8-й бригадой было плохо. Многие ее бойцы – десантники, были сброшены прямо на головы немцам. Из 2000 человек, командиру бригады подполковнику Ануфриеву удалось собрать лишь 800 человек. Отдельные, уцелевшие группы десантников действовали самостоятельно, часть присоединилась к партизанам. В ночь на 18 февраля бригаде сбрасывалось пополнение в количестве 300 человек. Здесь тоже была «неувязка», – самолеты, несмотря на сигналы с земли, сначала почему-то полетели на Вязьму и там были обстреляны зенитной артиллерией немцев. Лишь потом начали возвращаться на указанный им район. Здесь все обошлось более менее благополучно, если не считать трех не раскрывшихся парашютов. Ночью 19 февраля десантников летчики сбрасывали прямо над передним краем, где части группы Белова вели сильный ночной бой. Многие десантники опустились прямо в руки немцев. Тут летчики явно грубо ошиблись – ведь нельзя было не видеть огонь перестрелки. Правда, с сигнализацией тоже не все было благополучно. Противник довольно долго использовал нашу оплошность, заключавшуюся в том, что штаб фронта не установил твердого расписания сигнализации. Просьбы Белова исправить эту ошибку очень долгое время оставались без ответа. И противник также как и кавалеристы, разжигал костры, пускал ракеты, а наши летчики, идя на «приманку», сбрасывали ему десантников, боеприпасы, продовольствие и многое другое.